- Хватит, - сказала она. - Я не хочу, чтобы ты меня трогал.

- Я остановлюсь, когда ты согреешься. Ты до сих пор стучишь зубами.

Он укутал ее крепче. Все, что она хотела, это закрыть глаза, заснуть и никогда не просыпаться.

- Можешь сказать, что ты делала сегодня у Кингсли дома? - спросил Сорен.

- Я поехала увидеться с папой, - призналась она. - Он позвонил мне и сказал, что ему вынесли приговор, и он окажется в тюрьме на много лет. Это был мой последний шанс увидеть его.

- Понятно, - ответил Сорен.

Она рвано вдохнула. Все ее тело болело.

- Но он солгал, - продолжила она. - Он не любит меня и не скучает. Он пытался заставить меня отозвать показания. Сказал, что может добиться нового слушания, и если я совру для него...

- Что ты ему ответила?

- Сказала, что он был ослом. Мы поругались, и я убежала, - ответила она, опуская, по какой-то причине часть с пощечиной. Это было слишком унизительно, признаваться в том, что ее ударил собственный отец, будто они были какой-то семейкой на Шоу Джерри Спрингера. - Но я оставила пальто в его квартире, и в нем были деньги.

- Мне жаль, что твой отец так с тобой поступил. Я приказал тебе не видеться с ним и не говорить.

- Я пыталась вам позвонить. - Элеонор ощущала, как тело начало согреваться и расслабляться. Она убрала руки из рук Сорена и прижала их к животу. - Я звонила в церковь. Сегодня вы должны были ответить на мои вопросы. Но Диана сказала, что вас не будет до воскресенья. Вы забыли обо мне.

- Я не забыл и никогда не забуду о тебе. Я собирался сегодня вернуться в Уэйкфилд и навестить сестру завтра утром. Я знал, что твоя мама работает допоздна по пятницам. Я думал, у нас более чем достаточно времени для разговоров.

- Я больше не хочу с вами разговаривать.

Сорен вздохнул и сел прямо. Он повернул голову и смотрел на замерзший город, окружающий их.

- То, что ты видела сегодня... - начал он.

- Стоп, - прервала она. - Я же предупредила, что буду злиться, когда вы еще раз заговорите со мной, как с ребенком. Если собираетесь натянуть эту «не обращайте внимания на человека за шторкой» дерьмо, то выпустите меня из машины прямо сейчас.

- Я никогда не говорил с тобой, как с ребенком. Даже когда ты ведешь себя именно так.

Элеонор не могла смотреть ему в глаза, когда задавала вопрос, который не хотела задавать.

- У вас был с ней секс?

- У тебя был секс с Лакланом?

- Это вас не касается. Я не ваша дочь, и я не ваша девушка.

- Но тебя беспокоит то, что я сегодня делал?

- Вы священник. Вы дали обеты…

- Обеты, которые ты несколько месяцев заставляла меня нарушить с тобой.

- Это другое.

- Почему же?

- Потому что это я, - с болью ответила она. - Потому что вы обещали.

По ее лицу покатились слезы, слезы ревности, стыда и злости.

Она хотела ему возразить, но не смогла. Вместо этого она сняла его пальто, швырнула ему и свернулась на сидении, обхватив колени руками, чтобы согреться. Сорен вздохнул, сложил пальто и положил его рядом с собой.

Они выехали из города, и она поняла, что они возвращались в Уэйкфилд. Она хотела спросить его, почему они были в «Роллс-Ройсе», кто за рулем, что будет с «Дукати» в том доме, и миллион других вопросов. Но она решила наказать его молчанием. Прошло полчаса, и они все еще ни слова не сказали друг другу. Она знала, что он ждал, когда она заговорит. Ладно. Он может ждать всю чертову ночь, если хочет. Она ни слова ему не скажет.

Сорен протянул руку и снова взял ее ладонь в свою. Она ощутила, как тает ее ненависть к нему.

- Малышка, у меня не было с ней секса, - мягко ответил он на ее ранее заданный вопрос. - А у тебя на шее огромный след от укуса. Если он сделал тебе больно, и тебе это не понравилось, скажи мне.

- Нет, - прошептала она, и на секунду посмотрела ему в глаза. - Мне понравилось.

- Понятно, - ответил он, и ей показалось, что она услышала что-то странное в его голосе. Что-то похожее на боль.

- Ревнуете? - спросила она.

- Да.

Она не ожидала этого ответа, и видимо, ее удивление стало явным.

- Не удивляйся так, - сказал Сорен. - Хотел бы я дать тебе все, что ты хочешь. Но даже хороший подарок может быть плохим, если его вручают в неподходящее время.

- И что это значит?

- Значит, что никто не покупает новую машину в восемьдесят.

- Мило, - пробормотала она и кивнула. - Теперь я восьмидесятилетняя старуха. А машина? Секс с вами? Хотите сказать, что я слишком маленькая, чтобы водить вашу машину?

- Возраст - это всего лишь цифра. Зрелость, или ее поразительная нехватка, вот твоя проблема, - продолжил Сорен, казалось, не обращал внимания на то, как сильно ее задели эти слова. - Ты не готова к взрослым отношениям. Неважно, как сильно ты их хочешь, этого недостаточно. И я слишком дорожу тобой, чтобы вести туда, куда ты еще не готова идти.

- Вы хоть представляете, насколько снисходительно это звучит? Я вас хочу. Вы обещали...

- Я не буду трахать подростка в своем приходе, Элеонор.

Элеонор уставилась на него.

- Вы сказали трахать? Вы никогда не материтесь.

- Мне нужно было твое внимание. И я рад ему сейчас.

- Сегодня вы должны были отвечать на мои вопросы, - наконец сказала она.

- Список с собой?

- Никогда не выхожу без него из дома, - ответила она и вытянула сложенный лист бумаги из заднего кармана.

Сорен повернул лист в сторону света. Пока он читал, она слышала только звук своего дыхания.

- Нам нужно поработать над твоими навыками постановки вопроса, - наконец сказал Сорен.

- Вы о чем?

- Ты подрезаешь себе крылья некоторыми формулировками. Никогда не задавай вопрос, ответом на который будет да или нет, когда можно задать открытый. Твой вопрос «почему ваш друг поможет мне?» - хороший вопрос, он ведет к долгому ответу. На твой вопрос «вы девственник?» можно просто ответить да или нет. Думаю, ты хочешь получить более развернутый ответ.

- И как я по-вашему должна спросить?

- Можешь спросить: «Когда у вас был секс в последний раз?», из которого следует, не только был ли он у меня или нет, но и когда он случился. А еще лучше спросить «какова ваша сексуальная история?». Немного по-медицински, но это сработает.

- Я могу переписать список.

- Слишком поздно. Он уже у меня в руках. Ты сегодня поливала палку?

- Нет. Я собиралась это сделать по возвращению домой.

- Посмотри на часы.

Она закатила рукав. Было 00:07 ночи. Она пропустила последний день полива.

- Черт, - выдохнула она и обхватила голову руками.

- Я не хотел этого, Элеонор. Я никогда этого не хотел. Не так. Но, возможно, Библия была права в этом случае: розги пожалеешь - ребенка испортишь.

Она посмотрела на него глазами полными слез.

- Будете меня бить?

- Не сегодня, - односложно ответил он. - В ночь, когда мы заключили с тобой небольшую сделку, я сказал тебе, что нет ничего, чего бы я не сделал ради твоей защиты. И я говорил серьезно. Поэтому ты должна простить меня за то, что я делаю это сейчас.

- Делаете что?

- Raro solus, nunquam duo, semper tres. - Сорен говорил так, словно цитировал что-то.

- И что это значит?

- Это старое иезуитское правило, которое в нас вбивали. Фигурально, конечно же. Оно значит «редко один, никогда двое, всегда трое». У иезуитов есть правила против того, что они называют особой дружбой. В семинарии мы общались группами по трое или больше. Считалось опасным находиться наедине с другим человеком, даже с другим священником.

- Почему? Они думали, вы начнете заниматься безумный гейским сексом, как только останетесь наедине?

- Да.

- И вы занимались?

- Нет. Хотя мне не раз предлагали.

- Вот так удивили.

- Но все же я считал это правило бессмысленным. Теперь я его понимаю. У нас с тобой особенная дружба. И она должна закончиться.

- Закончиться? - Ее голос дрогнул на этом слове.