Через мгновение, последний раз яростно вонзившись в меня, Тристан излился горячей влагой внутрь. Это было невероятное блаженство, ощущать его в себе в этот завершающий момент. Через некоторое время, постоянно целуясь и собирая детали одежды, мы покинули библиотеку, отправившись в наши покои. Нам необходим был отдых — предстояла долгая дорога, но не удержавшись, мы ещё дважды сгорали в объятиях страсти за эту ночь.

На утро мы покинули гостеприимное родовое гнездо рода Силье.

*Питайя, или питахайя, — общее название плодов нескольких видов кактусовых. Другое название драгонфрукт.

**Ракум — змеиный фрукт. Продолговатые или круглые плоды небольшого размера красного цвета.

***Карамбола — звезда тропиков — в разрезе по форме представляем из себя звездочку.

****Ан гард (фр. En guarde, К бою) Сигнал о подготовке к соревнованию. Участники поединка должны занять позиции каждый за своей линией начала боя. Эт ву прэ? (фр. Etes-vous pret? Вы готовы?) Судья задаёт вопрос перед началом боя обоим участникам.

*****Марина Цветаева — Там, где мед — там и жало.

На четвертый день нашего импровизированного похода, мы минули несколько небольших городков, одно графство, метрополию* и свернули с наезженных дорог и трактов. Погода была к нам благосклонна, и пусть слабое зимнее солнце не приносило с собой такого же ласкового тепла, как летом, но конное путешествие проходило с относительными удобством и комфортом. Дальше, наш путь вел нас через несколько небольших деревенек к узкой дороге, которая выходила к горной гряде. Альбасетте́ находился рядом с перевалом, именуемым сейчас Пропасть Израила.

По мере приближения к перевалу, мы все выше поднимались в горы, становилось холоднее, воздух остро щипал щеки и пробирался холодными пальцами под одежду, а из ноздрей каурой лошадки, что была у меня под седлом, вырывался густой молочный дым, закручиваясь в колечки.

Мы старались выезжать ранним утром, затемно, чтобы встретить рассвет в дороге, пройти за день как можно больше и успеть найти ночлег в придорожных трактирах или постоялых дворах, руководствуясь не столько собственным удобством, сколько вынужденной необходимостью. Как не тяжело мне было сознаваться в этом даже самой себе, Тристану становилось всё хуже. С большим трудом он вставал вместе со мной по утрам, а вечерами мгновенно засыпал, обессиленно откинувшись головой на подушки. Кровь шла носом уже не только по ночам, кожа посерела, а глаза ввалились. В один из дней он пожаловался, что практически совсем не чувствует зверя, для оборотней это было сродни потере обеих ног. Не умер — но теперь инвалид.

С каждым днём всё с большим трудом он держался в седле, и всё раньше мы останавливались в гостиницах. Ночью покрытый холодным липким потом, он метался в постели и все отчётливее и громче говорил одни и те же фразы на древнем языке. Я даже записала их, что бы попробовать повертеть их на языке, пытаясь понять что они означают. К сожалению, в древнем языке было столько нюансов, что даже ударение на другую гласную в корне меняло смысл фразы.

Перед отъездом из родового имения Тристан имел весьма непродолжительный разговор с матушкой. Когда он сказал куда и зачем он едет, мать не ответила ему ничего кроме того, что жалеет, что не родила больше детей. На этом их разговор был закончен.

Это был пятый восход встреченный нами в сёдлах.

На западе небо чуть посветлело, далёкие звёзды стали бледнеть, а короткий месяц стал прозрачным как тающая льдинка в кружке с отваром. Четкая линия горизонта поплыла, а через квази, его осветила тонкая полоска, цвета жженного апельсина. Яркая нить восхода напомнила мне волосы Тристана, какими они были прежде. Сейчас же его некогда богатая грива была безжизненной, ржавого цвета. Я повернулась, чтобы улыбнуться ему, и поймала тень боли на его изможденном лице. Он был сосредоточен и старался не выдать себя, но того мгновения, что я видела его без маски, мне хватило, чтобы понять, у нас осталась не так много времени, как мы рассчитывали в самом начале. Мрак теперь окружал весь силуэт и в оболочке плескалась чернильная темнота, как будто кто-то облил его самой темной краской и равномерно распределил кисточкой.

Радостные слова застряли у меня в глотке, как толстая крыса в норе. Я сделала вид, что не заметила его слабости и сжав бока лошади, ускорила темп. Вороной Тристана с готовностью последовал за мной, переходя на галоп.

Сельская, наезженная дорога, такой ширины, чтобы две встречные телеги могли разехаться, вела нас вглубь редкого леса. Мрачноватый, но величественный, он был покрыт ковром пожухлой травки, сухих можжевеловых иголок, присыпан серебристым инеем, и вряд ли отличался от любого другого леса. Но незримое ощущение какого-то тягостного присутствия, заставило меня собраться, быть внимательнее и на стороже.

Первое время ничего не происходило. В кронах деревьев тоненько щебетали пеночки и свиристели. Мягко шуршала высохшая листва, хватающаяся за ветки впавших в сезонную спячку деревьев. Дорога ложилась легко, и я понемногу расслабилась отнеся свою нервозность на счёт самочувствия любимого. Деревья поредели, дорога стала чётче и влилась в другую, которая была поровнее и понакатаней нашей. Подлесок, то тут, то там зиял пустыми, вырубленными прорехами, впрочем они не частили, что говорило о грамотном подходе и бережливости деревенских жителей. На обочине, лежал плоский, темный камень, на котором покоились несколько жухлых букетиков полевых цветов и грязная тряпичная кукла, без одного глаза — пуговки. Кенотаф** подумалось мне.

Мы проехали меньше полумили, когда встретили идущих нам на встречу, вдоль обочины, двух мальчишек. Одному было около девяти, второму едва ли исполнилось пять. Они были одеты в простую чистую одежду, шли очень целенаправленно и неторопясь. Возможно, я не обратила бы на них пристального внимания, если бы меня не насторожило отсутствие у них теплой верхней одежды и некоторая заторможенность движений. Ребята не выказали никакого удивления незнакомцам, хотя уверена, в эти края не часто забредали путники. Для того чтобы попасть в Альбасетте́ обычно использовали более длинную дорогу, которая проходила через многочисленные населенные пункты, была широкой и ухоженной. Для нас же промедление, в буквальном смысле, было смерти подобно, и мы решили сэкономить день пути по вертлявым и извилистым проселочным дорогам. Когда мы поровнялись с мальчиками, меня обдало уже привычным могильным холодком. Ещё раз посмотрев на неспешно бредущую пару детишек уже другим зрением, я увидела, что между ними идёт призрак женщины, в длинном темно фиолетовом вдовьем платье. Ее белые, как снег руки, покоились на их плечах, она что-то ласково и с улыбкой шептала то одному, то другому, приветливо им улыбаясь и воркуя. За растрепавшимися почти черными волосами, которые путанной волной спускались с ее плеч на спину, я не сразу разглядела длинную пеньковую верёвку, оборванную с одного конца и обвивающую её шею с другой.

Я окликнула их: — Эй, мальчишки… Женщина резко повернула голову, поймала мой взгляд, и растворилась серым клочковатым туманом. На ее шее зияла огромная рана с рваными концами от висельной петли.

Старший мальчик остановился сразу, как будто налетел на невидимую стену, а младший продолжал движение, но сделав ещё несколько шагов, остановился тряхнув черными вихрами и начал крутить головой.

— Мальчик, — позвала я его, привлекая внимание, — ты куда-то шёл? Ребенок растерялся, прижал к себе младшего братишку, который подбежал к нему и заплакал, требуя маму.

— Нет… Я не знаю… Не помню, несси. Мы с Сэмом играли, он кидал мяч и мы наперегонки побежали за ним…, а как тут…

Мальчишка был в ступоре, он успокаивал брата, который размазывал грязными кулачками слезы по пухлым щекам, хотя у самого слегка дрожала нижняя губа. Я повернулась к Тристану, он понял меня без слов и кивнул.