— Надо было ее раньше брать, — с досадой потянул то, что обыскивал, — Здесь в два счета на какого-нибудь глазастика наткнемся.

— Хорош, слюни пускать. Всех девок не оприходуешь. Железку отстегни.

— Шааа, — зашипел тот, что обыскивал меня, — Пырялка замагичена. Уходим!

— Погодь…

Магия все еще ускользала от меня. Я снова попыталась закричать, даже заорать так, чтобы стекла в ближайших лавках вылетели. Как бы сейчас пригодился заряд Рут.

Меня рывком перевернули на спину, мир опять расплылся цветными пятнами. Я выдохнула и попыталась закричать, но вышел едва слышный сип.

— Она магичка! — кто-то грубо сжал грудь, потом коснулся значка и дернул, затрещала ткань, — Вот почему нет камушков!

— Всего лишь ученица, не дрейфь, — снова заговорил гнусавый, — Смотри какие чоботы. Моей Марьяше в самую пору будут.

С меня стали стаскивать сапоги, ступней коснулся морозный воздух. Надо что-то делать, что угодно, иначе плавать мне в зимнем море без обуви. Это почему-то показалось ужасно несправедливым.

Я подняла, казавшуюся тяжелой голову и застонала, стараясь ухватить магию, и сильно удивилась, когда мне это удалось. Правда, совсем не так, как надеялась. Непривычный огонь и неподатливый лед. Ухватив одну маслину, я с трудом удержала, заставляя зерно проснуться. Наверное, все оттого, что мысли крутились вокруг Рут и ее заряда, вокруг крика. Ведь звук — это всего лишь колебания воздуха, их не потрогаешь и не возьмешь в руки.

Зерно изменений качнуло эти колебания сначала в одну сторону, потом в другую увеличивая амплитуду. Стон перешел в мычание, потом в крик, потом в вой… И наконец, в визг, от которого один из грабителей уронил сапог и упал, зажимая руками уши. Еще долго на этой улице будут рассказывать, что слышали в ночи крик раненого демона, но это будет потом.

Я кричала, пока могла, подпитывая звук магией. Кричала, пока были силы и воздух в легких. Кричала, пока голова не упала обратно на мостовую. Боль пронзила затылок, словно в темечко вогнали острую спицу. На миг мир вокруг: улица и второй грабитель, что смог удержаться на ногах, стали четкими-четкими, будто на них навели увеличительное стекло, а потом на все набросили четную тряпку, и звук исчез. Все исчезло.

Запах был просто отвратительным. Резкий, навязчивый, он, казалось, проникал под кожу, чего-то требовал, чего-то ждал, теребил, не давая вернуться в ватную темноту.

Так же нестерпимо воняла нюхательная соль матушки. Пару раз, увидев ее в обмороке, я с энтузиазмом совала пузырек из темного стекла ей под нос. Позднее графиня Астер слезно попросила меня пользоваться для этой цели духами, целительский эффект тот же, а вони в разы меньше. Я послушалась. Эффект и вправду был живительный, даже когда духи кончились, а флакон горничная вымыла с мылом.

Я безуспешно старалась отвернуться от отвратительного запаха, но он навязчиво следовал за мной. Пришлось открывать глаза, склонившаяся ко мне девушка выпрямилась, убирая вонючий флакон.

— Что… где я? — спросила я, оглядываясь, и тут же вспомнила, что была тут раньше и видела эту кудрявую растрепанную девушку, — Мастерская Ули, — сама себе ответила я, а продавщица закивала.

Рядом топтался ее брат, судя по снегу на куртке, именно он и принес меня сюда, невзирая на увечную ногу.

— Вы так кричали… так кричали, — девушка протянула руки и помогла мне подняться, дощатый пол неприятно холодил ноги сквозь плотные чулки, значит, сапоги с меня все-таки сняли, — Ну, что вы у нас тут забыли на ночь глядя, — попеняла она, подводя меня к стулу, на который, я с облегчением опустилась, — А ли не знаете, у торговых рядом давно лихие люди промышляют, шваркнут по голове тяжелым поленом, — я коснулась затылка, с губ сорвался стон, мир тут же утратил четкость, очертания витрин и прилавка раздвоились, на темечке выросла шишка размером с орех, — Вот-вот, — словно подтверждая, продолжала девушка, — Шваркнут и последнее снимут. И хорошо если так, а то ведь шваркнуть можно так, что с богинями раньше времени встретишься.

Парень не прерывал сестру, только смотрел и хмурился.

— На вас пальто за пять золотых, — девушка коснулась рукава, — Да и сапожки, я вчера заметила, не меньше чем за три, эх, леди…

— Их поймали? — спросила я.

Девушка, замолчала и отвела взгляд. Словно у нее кончились только что сыпавшиеся, как горох, слова.

— Вы даже патруль не вызвали? — тихо спросила я.

— Леди, вы уйдете, а нам еще здесь жить, — сказал парень.

— Мы не трогаем их, а они нас, — согласилась девушка, — А тот, кто бродит ночами по улицам, сам напрашивается на неприятности. Девы повелели спать…

— Ладно, — проговорила я, вставая со стула, тупая боль прочно обосновалась где-то в районе затылка, но пока ее можно было терпеть. Холод пола коснулся ступней. Первоочередная задача — найти обувь, босой далеко не уйти. — Могу я купить сапоги? — Я оглядела полутемную лавку, уж чего-чего, а этого добра здесь было навалом.

— Хм, леди, а оплатить покупку, — парень выделил голосом слово «покупку», — Вы в состоянии?

— Войт, — воскликнула девушка, но не кинулась к прилавкам, а продолжала так же выжидающе смотреть на меня. Слова и поступки — разные вещи.

Я коснулась пояса, кошелька, конечно же, не было, как и пары пузырьков с компонентами. Они-то зачем грабителям понадобились? Или прихватили просто так, за компанию? На миг меня охватила паника, потому что петля для шпаги оказалась пуста. Но спустя секунду, я увидела рапиру на полу, там, где еще недавно лежала я. Ни парень, ни девушка не сделали попытки поднять вещь, видимо, уже знали, что это такое. Еще к потерям, роме сапог, кошелка и флаконов, можно было причислить эмблему Академикума, что сорвал один из грабителей с моего пальто.

— Могу выписать чек, — предложила я, нащупав книжку в кармане, какие, однако, «умные» пошли разбойники, знают, что в их руках это не более чем блокнот для записей, да то наверняка бесполезный, так как писать они не умеют. Может, поэтому и не взяли? Брат с сестрой выразительно переглянулись, а я добавила, — на двойную сумму.

Девушка улыбнулась и бросилась к прилавку, выставляя сапожки — красные, белые, коричневые, на тонком каблучке…

— На сплошной подошве, пожалуйста, — попросила я, поднимая рапиру, — Кто-нибудь знает, где находится портовой острог?

— Я знаю, — неожиданно ответил хриплый голос. Стоящий у задней двери Ули обвел рассеянным взглядом лавку и, покачнувшись, ухватился за косяк. Было видно, что пил он с того самого момента, как мы с Крисом покинули мастерскую.

— Леди, простите меня, но вас слишком сильно ударили по голове, — девушка подала мне две пары сапог, из белой и черной кожи, — Еле ноги унесли и снова куда-то в ночь собираетесь…

— Мне нужно в портовой острог, — прервала я ее, глядя на мужчину, — Расскажите как… Проводите меня. Я заплачу. Втрое! — мастер продолжал так же мутно смотреть, и я обреченно добавила, — Сколько скажете. Они забрали Криса, а у него нет времени. Совсем нет! Пожалуйста…

Парень поднял брови и обменялся взглядом с сестрой. Кожевенник отмер, шатаясь, прошел мимо, открыл дверь лавки и вывалился на улицу.

— Берите белые, — коснулась рукава девушка, — Войт отвезет вас на постоялый двор.

В приоткрытую дверь залетали редкие снежинки и тут же, упав на пол, таяли. Мастер Ули постоял над сугробом, наклонился, зачерпнул пригоршню снега и вытер лицо.

— Войт, запрягай сани, — сказала девушка, — Хоть и недалече, а лучше доехать, а не искушать богинь.

Я села обратно на стул, лихорадочно думая, что же делать? Есть ли шанс найти извозчика, который согласиться отвести девушку ночью в тюрьму, на постоялом дворе? Может быть, но я по-прежнему не могла придумать, что делать дальше. Бродить под стенами, словно неприкаянная душа? Девы, дайте ответ!

— Да, запрягай, — сказал ее возвратившийся в лавку кожевенник, взгляд мужчины обрел хоть какое-то подобие нормального, — Я отвезу, леди в острог.

— Дядька, Ули, — застонал парень.