— Зачем… зачем вы убиваете людей? — мне даже не пришлось притворяться, голос и в самом деле дрожал.

— Я кого-то убил? — притворно удивился мужчина.

— Брат кожевенника Ули повесился в мастерской! Гикар сгорел…

— Гикара я не поджигал, кожевенника не вешал.

— Дочь ювелира, травник, — продолжала перечислять я.

— Они вроде все живы, — он поднял инструментариум, нажал на выступ, выщелкивая полое шило.

— Толстяк в доме целителей, — продолжала я, не сводя глаз с острого кончика, хотя объяснять железнорукому, что он является убийцей, было, по сути, очень глупой идеей, но за неимением других…

— А эту тварь я бы убил еще раз. И с удовольствием, — белобрысый безумно улыбнулся, как палач в день Даруемого Девами Прощения, когда помилование задержалось в пути, а когда дошло, приговоренный уже лежал на плахе отдельно от потрохов.

Мужчина, размахнувшись, воткнул шило бочку прямо над моим ухом. Дерево отозвалось гулом. Я вздрогнула, не в силах оторвать взгляда от его лица, от его неприкрытого торжества. Он думал, что победил. Был уверен в этом.

Впервые я видела его так близко, узкое лицо, резковатые черты, белые брови, ресницы. Странно, но эта пренебрежительная улыбка, этот злой триумф в глазах были мне знакомы, словно, я уже видела их раньше. Но как? Где? Разве что в кошмаре, из темноты которого на меня смотрел монстр, что вылезает из-под детских кроватей, стоит только нянюшке уйти спать.

— Вы… — я подняла руку к горлу, живо представив, что могло произойти будь в иньекторе яд. Сколько народу бы погибло…

Ну и что? — спросил внутренний голос, — Если бы не Крис тебя бы здесь не было. Ты бы танцевала на балу с мэром Льежа и сдержанно улыбалась его шуткам. Ты бы никогда не попробовал это вино, да и никто из родных и знакомых тоже, потому что не пристало леди пить брагу на площади, так ведь?

Так, но… Откуда это чувство неправильности?

Пьяный всхрапнул. Железнорукий выдернул шило и воткнул его в соседнюю бочку, выпуская новую порцию «яда» в напиток. Я слышала голоса, с противоположной стороны к бочкам снова подошли гуляки, какая-то женщина громко и немного натянуто рассмеялась, потекло вино…

Те, кто живет в Кленовом саду, год от года служат нам, кто с оружием в руках, кто в поле или коровнике. Но когда в горах поселился хвенский живоглот, отец отдал приказ, и десятки вояк днем и ночью патрулировали дороги и подходы к деревням и селам, а сам граф Астер возглавил ловчий отряд, ушедший в горы на охоту, к вящему беспокойству матушки.

А во время засухи воду по приказу папеньки возили с заснеженных горных перевалов, не считаясь с трудностями и расходами. И когда демон раз за разом прорывался к предгорным равнинам, двери Кленового сада открыли для всех желающих найти убежище и переждать опасность под защитой его высоких стен, будь то стряпуха или простой пастух. Помню, матушка не разрешала Илберту взбираться на постовые башни…

— Они наши, — часто говорил отец, не мне, конечно, брату, — Они исполняют нашу волю или болтаются в петле, но когда приходит беда вправе рассчитывать на защиту.

А сейчас беда пришла в Льеж. И эта беда сейчас стояла напротив меня и скалила зубы. Где же городские маги? Где Серые?

Я не знала. Но сейчас у всех этих людей была только я. Еще не маг, но уже и не обычная девчонка, уже не поучиться просто отойти в сторону и безразлично пожать плечами…

Не скажешь, что жителям Льежа повезло с защитницей.

Спокойно, Иви, как учила матушка, противником или будущим мужем, может оказаться любой, хоть незнакомец, мелькнувший в окне кареты, так и партнер по танцам. Ни одного лишнего слова, ни одного выдающего волнение движения. Спокойствие, выдержка и тонкий расчет рушат любые крепости.

Я опустила руку в карман и коснулась пустой сферы.

— Вы хотите отравить весь город? — мне даже не пришлось изображать ужас, до того он вышел естественным.

— Закрой дыру, — рявкнул белобрысый, — Живо.

Он посмотрел на меня своими прозрачными глазами, в которых плескалось торжество и вместе с тем страх… И все же, где я могла их видеть? Я ведь почти уверена, что видела, только не могу вспомнить когда?

Я заставила себя отдернуть руку от стеклянной сферы и отправила в полет зерна изменений, мне даже не пришлось особо стараться. Старые не раз использованные бочки, дерево, которых само разбухает от дешевого вина, коэффициент изменения двойка, надо всего лишь заставить волокна закрыть маленькую оставленную шилом прореху…

— Вот так, — удовлетворенно сказал железнорукий, вытащил шило и приказал, — Повтори.

— Вы для этого потащили меня с собой? — спросила я, не давая вину вытечь.

Белобрысый молча воткнул шило в третью бочку, прямо в раскрытый совиный глаз.

— Клеймо Оуэнов, — прошептала я, — Когда начнут расследование… когда узнают откуда пошло заражение… — я тряхнула головой, стараясь успокоиться, ведь яда в инструментариуме нет. Яда нет, — Могут обвинить барона, а потом всплывет то, что болен его наследник. Девы, вы все спланировали с самого начала!

Белобрысый улыбнулся, и вытащил шило, с той стороны снова кто-то открыл кран, наполняя очередную кружку, очередной порцией вина. Тревожные крики постепенно сменялись смехом

— Если бы, — хохотнул он, вот только совсем уж невесело, — Ну, — он ткнул меня в плечо, напоминая, зачем потащил с собой мага, я закрыла третье отверстие, — Твой барон — это случайность, и я на самом деле планировал отдать ему противоядие. А почему нет? — спросил он сам у себя. — Но его кандидатуру одобрили.

— Кто? Для чего?

Вместо ответа, он дернул меня за воротник, заставляя отойти от бочек, железная рука снова легла на талию, намеренно причиняя боль. Он потащил меня дальше вдоль опрокинутых лавок. Не забывая поминутно оглядываться. На этот раз я даже не сопротивлялась, пальцы снова коснулись прозрачной сферы в кармане, мне удалось подцепить капсюль… Чем я могу зарядить сферу?. Нужно что-то простое и действенное, но не настолько разрушительное, как живой кокон. Сейчас бы мне пригодился крик хохотушки — Рут, знать бы еще как она загнала его внутрь стекла.

Мы обогнули торговые палатки или то, что от них осталось. Здесь народу было больше, кто-то взволнованно отдавал приказы, стараясь навести порядок, холодная вода хлюпала под ногами. На нас смотрели с жадным сочувствием, на мое мокрое пальто, на выбившиеся волосы, и даже на то, как мужчина тащил меня в сторону. Смотрели, но остановить не пытались.

Залоговый Льежский банк остался с правой стороны, впереди показалась вышка для дирижабля. Приготовления к Золотому дождю приостановили, стюарды в форме воздушной компании пытались оттащить кожаные бурдюки с благословленной Богинями водой в более сухое место. Звучало странно, да и смотрелось так же. Я подняла взгляд на ратушу, без двух минут полдень. Один из мужчин в ливрее вытянул шею, стараясь рассмотреть что-то поверх толпы.

— Что там произошло? — спросил он у белобрысого.

— Сходи и посмотри, — огрызнулся мой спутник, — Вряд ли вы сегодня вообще отчалите, — он указала на дирижабль.

Служащий опасливо покосился на меня, но отходить от вышки не торопился. Просто напуганный человек, который не совладал с собой, огрызнулся. Сколько их еще таких здесь на площади…

Рядом с ящиками валялись сломанные ходули. Один из уличных артистов сидел на земле, то и дело, вытирая кровь из разбитой головы. Железнорукий остановился у ящика, оперся, словно ему было тяжело дышать. Сейчас он как никогда походил на усталого обывателя, одного из многих… Если бы минутой раньше он не тащил меня за собой, не втыкал со злостью инструментариум в бочки, я бы ему поверила.

Служащий отвернулся и снова стал смотреть на купель, с этой стороны каменная чаша выглядела целой. Артист со злостью отпихнул от себя остатки ходулей, снежная каша доходила ему почти икр, длинные штанины набрякли.

Белобрысый выпрямился, словно смог, наконец, восстановить дыхание, в свободной руке мелькнул инструментариум, тихо щелкнуло выдвигаемое шило…