Я представляла себе это иначе. К этому моменту уже все могло закончиться, если бы я не растеклась, как подтаявшее мороженое, от его прикосновений.

Веду пальцами по твердому прессу и сжимаю ремень. Просто коснуться. Сделать это руками. Пусть поймет, что ничего такого во мне нет. И наконец-то отпустит.

Но вместо этого Тимур внезапно опускается передо мной на колени. Мои бедра оказываются у него на плечах.

И вот этого уж точно не было ни в одном из моих планов.

15-1

Дергаюсь всем телом, как будто пытаюсь сбежать с этой тумбы. Но Тимур держит крепко.

Это я… Я должна была…

— Молчи, — хрипло отзывается он. — Просто молчи.

Не нужно просить меня об этом. Я разучилась говорить полчаса назад и эта способность ко мне еще не вернулась. Что он делает? Почему целует кромку чулок… И, о боже, внутреннюю сторону моих бедер?…

Почему я вообще не могу отвести взгляд в сторону? Да хоть бы и закрыть глаза. Ведь я всегда именно так и поступала, когда… Когда это случалось в другой жизни. С кем-то другим.

Все воспоминания напрочь стираются из моей головы от прикосновения влажных губ. Я забываю о том, кто я и почему оказалась здесь. Не помню ни своего имени, ни причин, по которым должна была держаться как можно дальше от этого мужчины.

Мужчины, который прямо сейчас отводит мои трусики в сторону и целует меня впервые. Именно туда.

Господи боже.

Он ведет языком сверху вниз, дразня, пробуя, лаская. Одаривая меня нежностью, которой я недостойна.

Этого не должно было произойти. Только не со мной. Не с ним. Сердце настолько болезненно сжимается в груди, что я всхлипываю.

— Не надо…

Тимур с удивлением поднимает глаза.

— Почему ты плачешь?

Трясу головой так, чтобы волосы скрыли мое лицо. Неважно. Не для этого я здесь. Не для собственного удовольствия. Я хотела отпустить его, а не привязаться к нему еще сильнее.

Тимур поднимается, я же не даю ему себя обнять. Тянусь к ремню, который так и не расстегнула, но Тимур ловит мою руку.

Вырываюсь и возвращаюсь к молнии на его джинсах.

Надо.

Ведь для этого я и осталась. Должна помочь ему выбросить себя из своей головы. Пусть идет вперед, не оглядываясь. И пусть найдет себе другую, из-за которой он сможет по-настоящему сойти с ума.

Тимур пытается спорить, но все меняется, когда я стягиваю с него штаны вместе с боксерами.

Я тоже касаюсь впервые. С неуместным энтузиазмом сжимаю ладонь и резко веду вниз.

Он со скрежетом стискивает зубы.

— Вот так, на сухую?

Не отводя глаз в сторону, каким-то чудом умудряюсь собрать слюну в пересохшем рту и плюю на собственную ладонь, которую после возвращаю обратно на его член. Теперь мои прикосновения должны ощущаться иначе.

Горячий, обманчиво податливый, но на самом деле твердый, как сталь, и да. Действительно большой. Видимо, Тимуру в наследство от отца достался только цвет его глаз. Меня пронзает острая, как игла, догадка, что глубокой занозой уходит под сердце, но сейчас не время и не место думать об этом.

— Эй… Если ты не собираешься оторвать его себе на память, то притормози.

Увлеклась.

Он перехватывает мою ладонь и ведет медленнее, впрочем, показывая, что я могу сильнее сжать его пальцами. Как только я приноравливаюсь к ритму, Тимур отпускает мою ладонь. Упирается руками в тумбу, как будто ему уже так хорошо, что сложно устоять на ногах.

Я сгораю со стыда из-за порочного влажного звука, с которым движется моя ладонь. От пульсирующей под пальцами такой твердой и нежной плоти. По тому, как вздрагивает живот Тимура и как дергается кадык на шее, когда он шумно сглатывает. Понимаю, что он на грани. Ему действительно много не нужно.

Ускоряюсь, внимательно глядя на его блестящие из-под полуприкрытых век глаза. Хочу запомнить этот момент, когда сама доведу его до оргазма. Это именно то, о чем я мечтала еще в саду, но боялась признаться сама себе. Я очень хотела оказаться той, кто доведет этого мужчину до удовольствия. Не способная испытывать удовольствие от секса сама, я хотела хотя бы вблизи увидеть, как меняется лицо Тимура от волны наслаждения. И вот он, млеет от моей руки, вздрагивает, когда я ногтем аккуратно провожу по кромке чувствительной головки. Хрипло стонет мое имя.

Я отчаянно пытаюсь найти ответ, чем так хорош секс, когда его пальцы вдруг отодвигают в сторону мои промокшие трусики. Накрывают мой клитор и каких-то несколько движений… Приводят к тому, что мир перед глазами меркнет.

Этого не может быть. Мы так не договаривались!

15-2

Мои руки вдруг оказываются пусты, а ноги теперь максимально широко раздвинуты. Я почти лежу, пока он продолжает медленно дразнить меня пальцами.

— Что ты… — успеваю выдохнуть я.

— Тебя хочу. В тебя хочу…

Тимур накрывает мои губы своим ртом. Все-таки целует. И после ударяет бедрами. Погружаясь в меня до самого предела.

Мы стонем одновременно.

Глухой, сдавленный стон проносится по венам, разжигая кровь. Тимур ударяет бедрами еще раз, погружаясь глубже, и я впиваюсь ногтями в кожу его головы. Одновременно с этим я захлебываюсь стонами, его поцелуями, умираю от нехватки кислорода и запредельно-острого наслаждения. Такого правильного ощущения наполненности. Все на своих местах. Как будто нет ничего правильнее в целом мире, чем он во мне. А я под ним.

Я сжимаюсь сильнее, а он двигает бедрами чаще. Погружаясь так глубоко, насколько это возможно. Мое тело никогда в жизни не издавало таких ужасных, влажных, хлюпающих звуков, которые, кажется, только подстегивают Тимура двигаться быстрее.

Он приподнимается, перехватывая меня за бедра, и начинает двигаться так быстро, каждый раз погружаясь во всю длину, что мир перед глазами темнеет.

В груди болит так, будто сердце вот-вот лопнет, как воздушный шарик. Крик замирает где-то в легких, где больше нет ни капли кислорода.

Тимур продолжает брать свое после того, как подарил мне всего себя. А я, как эгоистичная шлюха, вместо того, чтобы лежать и наслаждаться его удовольствием, стону, кричу и дрожу всем телом, извиваясь в твердых руках, которые держат меня так крепко, что не позволяют свалиться с тумбы. Фиксируют на одном месте.

Кажется, я вот-вот умру.

Волна спазма прокатывается по телу. Концентрируется между ног, заставляя выгибаться дугой, как натянутая струна. Подставляя себя под его тело, раскрываясь для его члена.

И тогда же Тимур вдруг просовывает руку между нашими телами.

Я моментально каменею. Бедра сжимаются, и даже сердце перестает биться. Только его пальцы имеют значение и то, как он раскрывает меня, трет, пропуская клитор между указательным и средним пальцем.

И тогда же натянутая годами струна лопается.

Взрывается внутри меня, оглушая силой освобождения.

Тимур бьет бедрами сильнее, вздрагивает и замирает. И после едва не падает на меня сверху. По его вискам течет пот, кожа под футболкой влажная на ощупь, и я слышу, как он шепчет:

— Как же охуенно… Как же охуенно, Господи.

Кажется, идея сделать так, чтобы это был худший опыт в жизни Тимура, только что с треском провалилась.

Я лежу, ни жива, ни мертва под ним. Впитываю каждой клеткой своего нелогичного тела новую реальность, в которой я только что получила удовольствие от секса.

В теле столько новых сил и желания жить, что, в общем-то, даже плевать, что это только что произошло в самом неподходящем для секса и открытий месте.

Мое тело живое. Мое тело, оказывается, не такое уж дефективное, как мне говорили все эти годы.

Тимур все еще лежит сверху, удерживая на локтях свой вес, чтобы не раздавить меня, как букашку. А еще он все еще находится во мне. В буквальном смысле.

Бью его по плечу, намекая, что пора бы и честь знать.

И понимаю, что язык не слушается. «Слезь с меня» выходит неразборчивым и, может быть, поэтому Тимур меня даже не слушается.