Достаю из коробки бургер, который моментально разваливается у меня в руках. Листья салата сыпятся обратно в картонку, а майонез проступает на куриной котлете в толстом панцире кляра. Сначала я стараюсь есть аккуратно, но после забываю обо всем — облизываю соль с пальцев, шумно втягиваю в себя «Колу» через соломинку и даже пальцами подхватываю листья «Айсберга». В конце концов, я за них тоже заплатила.

Представляю, что сказал бы Тимур.

Каждое мгновение ловлю себя на мысли, что было бы, будь он напротив меня. С какой улыбкой смотрел бы, пока я жадно глотаю еду. Так же как, когда я ела то мороженое.

В целом мире только он один умел так смотрел на меня.

Теперь, когда я осталась совсем одна, все мои мысли только о Тимуре. И в какой-то момент понимаю, что испытываю облегчение.

Все уже знают.

Шила в мешке не утаишь и глупо было верить, что нам удастся избежать огласки. Но только теперь мне стало легко и просто. Больше не нужно прятаться, бояться, загоняя даже собственные мысли в темный угол, чтобы не дай бог о них не узнал кто-нибудь еще.

Я могу думать о нас, вспоминая все, что у нас с ним было. Могу мечтать, зная, что мои щеки, наверняка, краснеют из-за этих мыслей. Могу позволить себе то, чего не позволяла себе никогда. Выходка Иры показала мне, что, сколько бы я ни старалась выглядеть хорошо в глазах других, никто из них никогда не будет относиться ко мне, как Тимур. Другие не примут мои слабости и будут только осуждать меня за них. Любое несовершенство в их глазах моментально разрастается до неприличных размеров, и никто не готов прощать мне ошибки.

До сих пор не знаю, правильно ли это крутить роман с собственным пасынком, но я честна перед самой собой — всеми силами я старалась избежать этого. Но так вышло, что лучшим мужчиной в целом свете для меня стал именно Тимур, готовый принять меня со всеми моими тараканами и ворохом проблем.

За соседним столиком сидят девушки, и до меня доносится их щебет: «С сыном собственного мужа! Ты прикинь!». Они почти не поднимают головы от экранов своих смартфонов, не смотрят по залу и даже друг на друга, так что мне нечего бояться. Им и в голову не придет, что звезда скандала может быть рядом с ними.

Журналисты сработали на славу, но Сергей — еще лучше. Подключил абсолютно все новостные каналы, чтобы скандалом заинтересовались все возрастные категории избирателей. От тех, кто читает бумажные газеты и смотрит только телевизор, до тех, кто узнает новости от новостных лент пабликов.

— Простите, но мне надо на пару, — бубнит парень, у которого я одолжила зарядку. До каких-то слоев населения СМИ достучаться все равно не удалось, и слава богу.

— Конечно, спасибо.

Телефон зарядился, и включаю я его с опаской. Шквал смс-ок о не принятых и пропущенных и переполненной голосовой почте тут же оглашает «Макдональдс».

С сожалением замечаю, что смс-ок от Тимура нет. Моя вчерашняя доставлена, но ответа так и нет. Наверное, новости до Риги доходят медленнее.

Телефон начинает вибрировать прямо в моих руках.

Поперек экрана высвечивается имя свекрови.

Первый звонок я пропустила.

Но Алевтина Петровна позвонила во второй.

А потом еще.

Неужели ей так сильно хочется облить меня грязью лично? Но зачем, ведь, по сути, она узнала все первой еще до того, как об этом узнал Сергей? Да и что нового я могла от нее услышать, кроме того, что уже слышала в коридоре больницы?

Интересно, это она обо всем рассказала сыну? А почему терпела так долго? Или, наоборот, это он выжидал, даже зная правду?

Хочется сбежать, покинуть ресторан и выкинуть телефон в ближайшую мусорку вместе с картонным мусором и засаленными упаковками, а потом сесть на поезд и умчаться в другую страну, где должно быть лучше, но без паспорта мне никогда не сделать этого.

А еще за окном в считанные минуты стало слишком темно.

Вот ударила первая молния, за ней другая. Столики вокруг стали спешно заполняться людьми, спасающимися от непогоды.

Идти мне некуда. А всю жизнь бежать от свекрови — бесполезно. Если захотят, они меня везде найдут.

Я перезваниваю ей сама. От любопытства, скуки или чтобы окончательно разорвать последние семейные связи, не знаю.

— Ксения, слава богу! Где ты?

В какой-то миг даже кажется, что она действительно волнуется, но я отметаю эту мысль.

— А зачем вам знать, где я?

Ресторан забит под завязку, а моя свекровь не станет устраивать скандал на людях. Не тот она человек, чтобы так низко опуститься. Но она может сдать меня Сергею, если вдруг он решил выведать мое местоположение через мать.

— Помочь тебе хочу, дура, — цедит свекровь. — Где ты? Я приеду. Одна.

Свекровь произносит это абсолютно без злости. У нее было достаточно времени, чтобы смириться с моей изменой. А все высказать мне она могла и раньше.

Называю адрес. Будет даже забавно увидеть высокомерную Алевтину Петровну на пластиковом стуле в «Макдональдсе» в окружении матерящихся студентов.

— Буду через полчаса.

Дождь за окном не стихает, лупит серой стеной по панорамным стеклам, я впервые сыта и мне даже хорошо. У меня есть пути отступления, а с остальным я обязательно справлюсь.

Замечаю на парковке черный внедорожник. И понимаю, что готова ко всему. Если она выйдет не одна, если я почувствую хоть что-то неладное, то буду кричать, сопротивляться и устрою еще больший скандал на глазах у всех. Мне, в отличие от нее, терять уже нечего.

Свекровь выбирается из машины одна, как и обещала. Спешно перебегает залитую дождем парковку и сразу направляется к экрану. Она в курсе, как здесь делают заказы? Откуда?

Свекровь не выглядит озадаченной, когда просматривает меню. По-деловому тыкает в необходимое, как будто точно знает, чего хочет. Может, тянет время? Как я могу поверить в то, что в свободное время, когда ее никто не видит, она обедает бургерами?

Пока ее заказ в работе, она принимается глазами искать меня по залу. Я сдержанно киваю. Она не подходит сразу же, а я уже готовлюсь к любому развитию событий — что она достанет сотовый и все-таки вызовет каких-то амбалов из машины. Не знаю, зачем я могла понадобиться Сергею, если он вышвырнул меня из дома, но после случая в интернате от него можно ожидать чего угодно.

Алевтина Петровна забирает заказ, опускается за мой столик с подносом. Замечаю кофе и какую-то продолговатую коробочку.

— Обожаю их пирожки с вишней, — сообщает свекровь и мешает кофе деревянной палочкой.

— Думаете, я поверю, что вы едите в «Макдональдсе»?

— Почему нет? Не все могут быть такими правильными, как ты, Ксения. Только правильное питание, жизнь по режиму, работа от зари до зари. Но даже в тихом омуте черти водятся, верно?

Я молчу.

Я сбита с толку тем, как она с явным удовольствием пробует хрустящее тесто с вишневой начинкой и запивает его кофе.

— А вот кофе у них всегда был дерьмовым, — кривится Алевтина Петровна. — Знаешь, я всегда гадала, в чем твоя слабость? Моя слабость, как ты видишь, банальна — вредные пирожки из «Макдональдса». А у тебя не было даже этого, Ксения. Но так ведь не бывает. Даже когда ты потеряла сначала одну, а потом и другую трубу, ты и виду не подала, что сломалась. А я-то видела, понимала тебя, куда лучше моего сына. Кое-что мужчинам просто не дано понять… Я наблюдала за тобой и все ждала, думала, дашь слабину, расплачешься, попросишь моей помощи, да хотя бы поддержки, как у другой женщины, но нет. Ты со всем справилась в одиночку. Как будто тебе никто и никогда не был нужен, ко так не бывает… Я внимательно наблюдала за тобой все эти годы и гадала, зачем ты вышла за моего сына, если никогда его не любила. Думала, что у тебя точно есть молодые любовники, а потом поняла, что тебе и секс-то не нужен, как и отношения с другими люди. Только работа. Серьезно, Ксения, как можно столько работать? Ты ведь пахала, как сумасшедшая. Отдавала всю себя чужим людям. И как, Ксения, помогло оно теперь? Где они сейчас все те, кому ты помогла? Что-то я не вижу здесь очереди из желающих протянуть тебе руку в беде.