— Всем известно, в каком трудном положении находится германское правительство, — сказал Фош. — В Маннгейме, Карлсруэ, Бадене и Дюссельдорфе советское движение быстро развивается. Поэтому в настоящий момент Германия примет любые условия, какие ей предъявят союзники. Германское правительство просит одного — мира. Это единственное, что удовлетворит народ и даст правительству возможность овладеть положением.

Для подавления революции в Германии германскому верховному командованию было разрешено сохранить стотысячную армию и так называемый «черный рейхсвер», в который входили самые образованные и лучше всего обученные немецкие военные. Кроме того, германское верховное командование получило возможность субсидировать подпольные националистические лиги и террористические общества, предназначенные убивать, пытать и запугивать «мятежных» немецких демократов. Все это делалось для «спасения Германии от большевизма».[16]

Генерал Макс Гофман — бывший командующий германскими войсками на Восточном фронте и «герой» Брест-Литовска — предложил своему недавнему врагу маршалу Фошу план похода немецкой армии на Москву для уничтожения большевизма «в самом его источнике». Фош одобрил этот план, но с оговоркой, что возглавить поход должна не немецкая, а французская армия. Фош хотел поднять всю Восточную Европу на борьбу с Советской Россией.

— В России сейчас царит большевизм и полнейшая анархия, — заявил Фош на мирной конференции. — Я предлагаю урегулировать все важнейшие вопросы, относящиеся к Западу, чтобы дать союзникам возможность использовать освободившиеся таким образом ресурсы для разрешения Восточного вопроса… Польские войска вполне способны померяться силами с русскими, если снабдить их современными боевыми средствами. Войск потребуется много, но их можно собрать путем мобилизации финнов, поляков, чехов, румын и греков, а также просоюзнических русских элементов, какие еще имеются… Если сделать это, в 1919 г. с большевизмом будет покончено!

Вудро Вильсон настаивал на справедливом отношении к России. Президент США понимал, что бессмысленно говорить о всеобщем мире, если одна шестая земного шара не допущена к участию в переговорах. Вильсон убеждал мирную конференцию пригласить в Париж советских делегатов и сделать попытку достичь полюбовного соглашения. Снова и снова Вильсон возвращался к этой теме, стараясь рассеять страхи парижских миротворцев перед призраком большевизма.

— Во всем мире растет чувство возмущения крупным капиталом, который оказывает решающее влияние на экономическую и политическую жизнь всех стран, — предостерегал Вильсон на одном из секретных заседаний Совета десяти. — Чтобы избавиться от этого господства, необходим, на мой взгляд, постоянный обмен мнениями и постепенное проведение реформ: миру надоели проволочки. В Соединенных Штатах есть, может быть, и заблуждающиеся, но честные люди, сочувствующие большевизму, потому что они видят в нем строй, о котором они мечтают, строй, открывающий максимум возможностей для каждого человека.

Но Вудро Вильсон был окружен людьми, полными решимости любой ценой сохранить статус-кво. Связанные своими тайными империалистическими договорами и торговыми соглашениями, они на каждом шагу старались обмануть Вильсона, саботировать его предложения и расстраивать его планы. Было несколько напряженных моментов, когда выведенный из терпения Вильсон грозил обратиться через голову политических деятелей и милитаристов непосредственно к народу.

В Риме Вильсон хотел произнести сенсационную речь с балкона «Палаццо Венеция», выходящего на большую площадь, где всего два года спустя Бенито Муссолини агитировал своих чернорубашечников. Итальянские монархисты, опасаясь впечатления, которое слова Вильсона могли произвести на население города, не допустили стечения народа на площадь и разогнали демонстрацию под тем предлогом, что она якобы инспирирована «большевиками». То же повторилось и в Париже, когда Вильсон все утро прождал у окна своего отеля, чтобы обратиться с обещанной речью к парижским рабочим. Он не знал, что была вызвана французская полиция и солдаты, не допустившие рабочих приблизиться к его отелю…

Куда бы Вильсон ни поехал, его окружали секретные агенты и враждебные агитаторы; за его спиною плелись бесконечные интриги.

На мирной конференции у каждой из союзных держав имелся свой шпионский аппарат. В доме № 4 на Площади Согласия в Париже военная разведка США оборудовала шифровальное отделение, где самые искушенные офицеры и тщательно подобранные канцеляристы день и ночь расшифровывали перехваченную секретную почту других держав. Это учреждение было вверено майору Герберту О. Ярдли, который впоследствии рассказал в своей книге «Американский черный кабинет», как умышленно скрывали от Вильсона донесения американских агентов об истинном положении вещей в Европе и как его в то же время пичкали бредовой антибольшевистской пропагандой.

Нередко майор Ярдли перехватывал и расшифровывал секретные послания с планами саботажа политики Вильсона. Однажды он расшифровал нечто еще более поразительное и зловещее. Майор Ярдли пишет:

На первых заседаниях Парижской конференции у президента Вильсона неожиданно оказался союзник, тоже настаивавший на справедливом отношении к России. Английский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж поддержал Вильсона своими едкими нападками на антисоветские планы Фоша и французского премьера Клемансо.

— В период, когда немцам был нужен каждый лишний солдат для наступления на Западном фронте, — заявил Ллойд Джордж, — они были вынуждены держать миллионную армию в нескольких областях России, являющихся лишь окраиной этой страны. А в то время большевизм был слаб и неорганизован. Теперь он силен и имеет грозную армию. Готов ли кто из союзников послать в Россию миллионы солдат? Да задумай я послать для этой цели в Россию лишнюю тысячу солдат, вся армия взбунтовалась бы! То же можно сказать и об американских частях в Сибири, да и о канадских и французских. Самая мысль о подавлении большевизма силой оружия — чистейшее безумие. Но даже если допустить такую возможность, то кто должен оккупировать Россию?

В отличие от Вильсона, английский премьер руководствовался отнюдь не идеалистическими соображениями. Он опасался революции в Европе и в Азии, и как старый политик «уэльский Лис» безошибочно угадывал чувства английского народа, в подавляющем большинстве настроенного против дальнейшей интервенции в России. Были у него и еще более веские основания возражать против планов маршала Фоша. Начальник британского генерального штаба сэр Генри Вильсон незадолго до этого предупредил военный кабинет, что единственная для Англии разумная политика — это «отвести наши войска из Европы и России и сосредоточить все силы в наших собственных угрожаемых пунктах — в Англии, Ирландии, Египте, Индии». Ллойд Джордж боялся, как бы Фош и Клемансо не попытались установить в России французскую гегемонию, пока Англия будет заниматься своими делами в других местах.

И вот хитроумный английский премьер, считавший, что в конечном счете он добьется своего, если на время попросту оставит Россию в покое, стал поддерживать президента и тоже требовать справедливого отношения к большевикам. На секретных заседаниях Парижской конференции Ллойд Джордж не стеснялся в выражениях.