– Ну! – повелительно произнесла Гюлизар-ханым. – Все раздевайтесь и в воду, живо! Ну?

Полонянки стискивали на груди рубахи, сжимали между коленями юбки. Жалобные причитания возобновились. Это так разгневало Гюлизар-ханым, что она выхватила из-за пояса татарскую плеть-камчу. Взмахнуть ею не успела, потому что и она, и пленницы с изумлением уставились на Лизу, которая в это время скинула свой изодранный терлык и кинулась в водоем, испустив при этом вопль, который нельзя было истолковать иначе, как знак исступленного восторга.

Лиза окунулась с головой, вынырнула и, хохоча, забила по воде ладонями, забыв обо всем на свете.

О счастье! О блаженство! Самое нежное объятие! Высшее наслаждение! Студеные струйки, чудилось, бьют со всех сторон, проникая во все поры ее грязного, потного, измученного тела. И если бы кто-то всемогущий грозно приказал ей: «Выходи из воды, или я поражу тебя молнией!» – она бы радостно закричала: «Не выйду ни за что! Мечи свою молнию!»

Глядя на нее, полезли в воду и другие пленницы.

И вдруг это несравненное блаженство было нарушено. В уши вонзился такой оглушительный вопль и визг, что Лиза по пояс выскочила из воды. То, что она увидела, привело ее в ужас: свора бекштаков, высыпавших из ворот, окружила бассейн. С налитыми кровью глазами, с искаженными от вожделения лицами, похотливо урча, они тянулись к обнаженным, суматошно мечущимся женщинам. И вот один из янычар свесился с бортика, вцепился в волосы Параски, которая оказалась всех ближе к нему, и грубо вытащил ее из воды.

Параска рванулась было, но бекштак сбил ее с ног сильным ударом и поволок за волосы в угол двора.

Распалившиеся крымчаки набросились на пленниц, так же безжалостно вытаскивая их из воды и насилуя тут же, на каменных плитах. Женщин на всех не хватало. Оставшиеся без добычи торопили тех, кому повезло быть первыми.

Лиза так и оцепенела посреди водоема, расширенными глазами глядя на этот содом. Какой-то бекштак жадно тянулся к ней с бортика.

Она метнулась вперед и так дернула за шею склонившегося крымчака, что он ухнул в бассейн. Лиза в два сильных взмаха очутилась у противоположного края водоема, вылетела из него как ошпаренная. И тут же едва не свалилась обратно: прямо перед нею горой возвышалась Гюлизар-ханым с камчой наготове.

– Вот ты и попалась, – насмешливо процедила из-под своих черных шелков.

Но Лизу уже ничто не могло остановить. Она нырнула под занесенную камчу и нанесла такой удар в тугую, будто немятое тесто, грудь Гюлизар-ханым, что черная фигура с тяжким хрипом откачнулась, роняя плеть. Лиза только того и ждала! Схватив камчу, отскочила к стене, прижалась спиною, рассыпая вокруг такую дробь ударов (не прошли даром уроки табунщика Хонгора!), что ринувшиеся к ней бекштаки невольно попятились. Сверкнул ятаган. Лиза резким ударом выбила его, следующим ожгла какого-то крымчака так, что он схватился за голову, из-под пальцев сочилась кровь, и с воплем отступился.

Надругательство над беззащитными хохлушками было прервано. Бекштаки, оставив стонущие жертвы, подбегали к строптивице, не осмеливаясь, однако, приблизиться вплотную: хлыст извивался в ее ловкой руке неутомимой змеей.

– Эй, ты! – раздался вдруг голос Гюлизар-ханым.

Бекштаки расступились, и Лиза увидела, что фурия в черном, подхватив чей-то ятаган, приставила его к горлу Ганки, которую держала за волосы. Жертва даже дернуться не могла – острие тотчас полоснуло бы ей по шее.

– Если не опустишь камчу, я перережу им всем глотки по очереди, – сказала великанша без всякой угрозы в голосе, совсем спокойно, однако Лиза поняла: так и сделает. – Пока еще не поздно, ты исполнишь свой долг перед воинами господина и не будешь наказана. Но если мне придется убить твоих соплеменниц, ты так просто не отделаешься! Ведь не век же с камчою играть. Руки не железные! Знай, тогда я с тебя кожу с живой сдеру! Но сначала прикончу их…

– Дай ты им, дай этим гаспидам! – хрипло выкрикнула Ганка. – Ай тебе впервой? Колешься, як буркуль [75] при дороге, а нам с того пропадать?!

Лиза смотрела остановившимися глазами.

«Видно, бог против меня!»

С коротким рыданием она отшвырнула камчу, припала спиною к стене, зажмурилась, закрыла лицо руками, ожидая, что вот сейчас вцепятся в нее потные руки, повалят на камни…

Но торжествующий вопль бекштаков резко оборвался. Никто не бросился к Лизе, никто не хватал ее, не тащил, не бил. И она осмелилась взглянуть сквозь растопыренные пальцы.

Невольницы все так же валялись по углам двора, а все бекштаки и Гюлизар-ханым с ними простерлись ниц на камнях, словно над ними пронесся ураган.

Лиза изумленно огляделась, но во дворе не оказалось никого, кому могло быть оказано это неожиданное почтение. Она озадаченно опустила руки, и в этот миг на ее плечо что-то упало сверху. Она покосилась влево. Это был крошечный камушек, наверное, соскользнувший со стены.

Лиза вскинула голову. Да так и обмерла. Прямо над нею, на стене, стоял какой-то человек в шароварах из отливающей золотом парчи, в такой же безрукавке и сверкающей чалме.

Скрестив на груди руки, он холодно глядел на поверженных ниц воинов. Заметив, что Лиза подняла голову и уставилась на него, он перевел на нее взгляд; и вдруг мгновенная улыбка тронула его твердые, темные губы, окруженные тонкими усами. Стоя там, на стене, он казался невероятно высоким. И она все смотрела, смотрела на него, забыв об опасности, до боли закидывая голову и щурясь от игры солнечных лучей на переливчатой парче…

Легко и бесшумно, словно птица спорхнула с ветки, незнакомец спрыгнул со стены и стал рядом с Лизою.

Он все еще улыбался ей, и в его улыбке не было ни угрозы, ни насмешки, а ведь только это и привыкла видеть Лиза! И, завороженная его улыбкою, она вдруг ощутила, что и ее губы чуть дрогнули.

Глаза незнакомца на смуглом, молодом, красивом лице были удивительного золотисто-зеленого цвета, словно пронизанные солнцем драгоценные камни. Из них изливалась такая нежность, что Лиза, не веря себе, невольно сделала шаг к нему.

О, если бы в них билась только похоть, если бы он вдруг вцепился ей в волосы, повалил, приставил к горлу кинжал!.. Но он только улыбался, только смотрел, обливая Лизу этим взглядом, как живою водой; он только протянул руку и осторожно, будто робея, коснулся ее груди.

Переход от предсмертного ужаса к неге был слишком внезапным! Лиза почувствовала, что у нее ноги подкашиваются, и незнакомец, угадав, что она вот-вот упадет, подхватил ее в объятия.

Ее словно бы разом бросило и в жар, и в холод. Неодолимая истома охватила тело… А когда его губы приблизились к ее губам, она будто сознания лишилась и почти не понимала, как вместе с ним склонилась долу. Золотистые глаза полузакрылись… хриплый стон вырвался из горла, и здесь, на тех же камнях, на которых только что насиловали пленниц бекштаки, незнакомец быстро овладел ею под тихие рыдания женщин, под хриплое дыхание все так же коленопреклоненных воинов. Чудилось, эти звуки, эти знаки покорности возбуждают его, ибо пыл его казался неиссякаем!..

Она уже почти вознеслась на вершину счастья, когда вдруг ласки прекратились. Объятия незнакомца разжались. Лиза с долей разочарования, но с не угасшей еще на устах нежною улыбкою медленно разомкнула ресницы и вновь увидела над собою эти необыкновенные глаза. Еще влажные от только что испытанного наслаждения. Но вместе с быстро высохшими слезами словно бы высохла в них вся живая, теплая, золотистая зелень, которая так очаровала Лизу. Теперь эти глаза были неподвижные, холодные и желтые.

Коротко улыбнувшись – верхняя губа чуть вздернулась, обнажив белоснежные мелкие зубы, он приподнялся, поправил складки своих шаровар и гибко потянулся, отчего заиграли мускулы на его гладкой, смуглой груди.

Переступив через лежащую у его ног Лизу, он громко щелкнул пальцами, и поверженные бекштаки тотчас вскочили, выстроились, скрестив руки на груди. Многопудовая Гюлизар-ханым поднялась только с их помощью, да и то еле-еле, не в силах сдержать стона.