Итак, подводя итоги вышесказанного, следует особо отметить, что среди политических шагов, определявших характер советско-германских отношений накануне Великой Отечественной войны Советского Союза, важное место занимают ноябрьские 1940 г. переговоры советской делегации во главе с Молотовым в Берлине.

Советское руководство согласилось на приглашение Гитлера, имея намерение выяснить ближайшие цели Берлина и попытаться углубить советско-германские отношения, чтобы продолжать затягивать время хотя бы до середины 1942 г. Однако ни одна из этих задач Молотовым выполнена не была. Цели Гитлера и последовательность их реализации были уже давно известны, ибо фюрер их никогда не скрывал. Однако намерение Гитлера втянуть Советский Союз в Тройственный пакт и направить его стратегические интересы на юг через Кавказ, Иран к Индийскому океану было даже для Молотова действительно сенсационным.

Что же касается улучшения советско-германских отношений, то к этой задаче Гитлер уже потерял интерес, ибо жребий был брошен: в июле 1940 г. было принято принципиальное решение о нападении на СССР, а в декабре был подписан «план Барбаросса».

Сталин и другие руководители Советского государства до рокового утра 22 июня 1941 г., как это ни странно, или слепо верили в силу советско-германских договоренностей, убаюкивали свой народ, или же фальшивили перед ним.

«Сталин все больше стал сознавать угрожавшую ему опасность и все больше старался выиграть время. Тем не менее весьма знаменательно… какими преимуществами он жертвовал и на какой риск шел ради того, чтобы сохранить дружественные отношения с нацистской Германией. Еще более удивительными были те просчеты и то неведение, которые он проявил относительно ожидавшей его судьбы. В период с сентября 1940 года до того момента, как Гитлер напал на него в июне 1941 года, он был бессердечным, хитрым и плохо информированным гигантом»[201]. Такую оценку позиции Сталина дал Черчилль.

А вот что говорил М. И. Калинин, выступая 5 мая 1941 г. перед выпускниками Военно-политической академии им. В. И. Ленина: «…в момент, когда казалось, что рука агрессора, как думали чемберленовцы, была занесена над Советским Союзом, в это время мы заключили пакт с Германией. Занесенная над нами рука агрессора была отведена рукой товарища Сталина… Договор, заключенный между советским Союзом и Германией, выбил оружие из их рук…»[202].

В подобном же духе было составлено и пресловутое заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. В нем, в частности, утверждалось, что слухи о близости войны между СССР и Германией являются «неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил и что Германия не имеет намерения напасть на Советский Союз». Позднее выяснилось, что цель этого заявления якобы состояла в том, чтобы прощупать подлинные намерения Гитлера, однако в действительности оно создало ложное представление о международной ситуации.

Главным итогом советско-германских договоренностей и «дружественного взаимопонимания» между Сталиным и Гитлером были трагедии 1 сентября 1939 г. и 22 июня 1941 г. Несомненно, правы авторы труда «1939 год. Уроки истории», считающие, что помимо ряда других причин к развязыванию второй мировой войны причастна и «шоковая дипломатия» советско-германского пакта от 23 августа 1939 г. и что «перевод стрелки советской политики с бескомпромиссной борьбы против фашизма на сожительство с ним был сопряжен для Советского государства и Коммунистической партии с большими моральными и политическими потерями»[203].

В обстановке острого предвоенного кризиса Германия, обеспечив себе спокойный стратегический тыл на Востоке и свободу рук на Западе, к 1941 г. превратилась в несравненно более опасного противника, нежели в 1939 г. К тому же она теперь имела общую довольно протяженную границу с СССР, чего вообще не было в 1939 г.

Нельзя не согласиться с оценкой, которую дал тем событиям Черчилль. В своих послевоенных мемуарах он писал, что советское правительство проявило «полное безразличие к участию западных держав, хотя это означало уничтожение того самого «второго фронта», открытия которого суждено было вскоре требовать»[204].

Что же касается прекращения действия советско-германского договора, то бесспорно одно: Германия как одна из договаривавшихся сторон совершила агрессию против другой стороны – Советского Союза. Поэтому на основании Венской конвенции о праве договоров она нарушила договор, что и стало основанием к прекращению его действия 22 июня 1941 г.

Практические плоды советско-германских договоренностей 1939–1941 гг. наш народ пожинал на протяжении четырех кровавых лет Отечественной войны. Воистину прав был древнеримский поэт Гораций: «Какое бы безумие ни совершали цари, расплачиваются ахейцы».

Германского посла в Москве фон Шуленбурга не удивило, когда в 2 часа ночи 17 сентября 1939 г. он был вызван в Кремль лично к Сталину. Подобные вызовы именно в ночное время были обычными для стиля работы Сталина и его окружения. Более того, германский посол ехал в Кремль с надеждой, что получит наконец от Сталина конкретный ответ, которого он и его правительство ждут уже полмесяца: когда же Красная Армия в соответствии с предварительной договоренностью вступит в Польшу и совместно с вермахтом окончательно «решит польскую проблему». Ведь германские войска успешно продвигаются на Восток, они уже достигли окраин Варшавы и пересекли согласованную линию, разделяющую «государственные интересы СССР и Германии» в Польше по рекам Нарев – Висла – Сан.

Сталин и присутствовавшие в его кабинете Молотов и Ворошилов встретили посла весьма любезно. Ему было заявлено, что сегодня в 6 часов утра советские войска пересекут границу с Польшей на всем ее протяжении от Полоцка до Каменец-Подольского. Посол воспринял эту долгожданную весть с удовлетворением. Далее ему было сообщено, что советские представители, включенные в состав смешанной военной комиссии, прибудут завтра или послезавтра в Белосток. Сталин предложил, чтобы во избежание инцидентов немецкие самолеты с сегодняшнего дня не перелетали в восточном направлении линию Белосток – Брест-Литовск – Львов. Он также сообщил, что соответствующая нота будет вручена польскому послу этой ночью[205].

Действительно, через несколько часов польский посол В. Гжибовский был вызван к заместителю наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкину, который и вручил ему ноту, подписанную В. М. Молотовым. В ней утверждалось следующее. Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность польского государства. Польша потеряла все промышленные районы и культурные центры. Варшава как столица страны больше не существует. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это означает, что польское государство перестало существовать. Ввиду этого Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей, угрожающих Советскому Союзу. Кроме того, советское правительство не может безразлично относиться к судьбе единокровных украинцев и белорусов, проживающих на территории Польши. Далее было заявлено, что Красная Армия получила приказ перейти границу и взять под защиту население Западной Украины и Западной Белоруссии. Одновременно, как говорилось в ноте, советское правительство намерено «вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью»[206].

Польский посол не мог не обратить внимания на то, что нота содержала ряд неточностей и передержек, и не принял ее. В ответ на соответствующий протест посла Потемкин сказал: «Если нет польского правительства, то и нет польских дипломатов и нет пакта о ненападении»[207], заключенного между СССР и Польшей еще в июле 1932 г.