Прав советский специалист по международному праву Р. А. Мюллерсон, который при анализе влияния советско-германских договоренностей на судьбу Польши пришел к следующему выводу: «И хотя на территориях, переходящих к СССР, проживало в основном украинское и белорусское население, договор, ставший результатом применения силы против Польши со стороны не только Германии, но и Советского Союза, является как нарушающий императивную норму международного права недействительным с самого начала»[297].

Полтора года спустя после нападения гитлеровской Германии на Польшу очередной ее жертвой стал Советский Союз. Общая беда сделала народы СССР и Польши союзниками. Солдаты наших стран плечом к плечу сражались против общего врага. Но некоторые моменты прошлого, по выражению польского писателя В. Журховского, сидели в памяти, как осколок. Мы «прикрыли» его завесой молчания, вместо того чтобы «прооперировать» и «удалить».

С тех пор прошло уже более полувека. Но проблема политического характера советской акции в Польше в сентябре 1939 г., ее место в советско-польских отношениях и влияние на современные процессы, происходящие в западных районах Украины и Белоруссии, не потеряли своей актуальности и в настоящее время. Действительно, история еще крепко держит современность в своих железных объятиях.

13 апреля 1943 г. берлинское радио передало сообщение о том, что в районе Катыни (12 км западнее Смоленска) германские власти обнаружили захоронения 3 тыс. военнопленных польских офицеров, расстрелянных органами НКВД в 1940 г. Геббельс считал это сообщение сенсацией высшей категории важности, которая способна будет серьезно подорвать доверие к СССР со стороны его союзников по антигитлеровской коалиции.

Однако ожидания гитлеровской верхушки сбылись лишь частично. Отношения между СССР и польским эмигрантским правительством действительно были разорваны. Но ведущие страны антигитлеровской коалиции, будучи уверены, что это преступление совершил сталинский режим, все же не пошли на риск подорвать единство союзников в борьбе против общего врага.

Катынский вопрос снова всплыл после войны, когда антигитлеровская коалиция прекратила существование и начался новый период в послевоенных международных отношениях – «холодная война». А советско-польские отношения этот вопрос отравлял вплоть до 1990 г.

Что же произошло в ставшем ныне печально знаменитом катынском лесу? Чтобы понять и должным образом оценить преступление в Катыни, необходимо напомнить некоторые предшествовавшие ему события.

В ходе советской акции в Польше войска Красной Армии взяли в плен, по данным польского эмигрантского правительства, более 230 тыс. солдат и офицеров польской армии, среди них, как утверждает польский публицист и историк Ю. Мацкевич, было 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5 131 другой офицер, 40 966 унтер-офицеров, не считая чинов полиции.

В рамках НКВД 19 сентября 1939 г. было учреждено совершенно секретное Управление по делам военнопленных и интернированных во главе с П. К. Сопруненко. Его заместителем стал И. Хохлов, комиссаром – С. В. Нехорошев. Курировал Управление зам. наркома внутренних дел комбриг В. В. Чернышев, подчинявшийся непосредственно Берии.

После прекращения боевых действий советские военные власти освободили только 42,4 тыс. военнопленных – уроженцев западных районов Украины и Белоруссии. Других военнопленных как «преступников» военные власти направили в находившиеся в ведении НКВД 138 «приемных» пунктов и спецлагерей. 42 492 человека были переданы немцам в октябре – ноябре 1939 г., и 562 человека переданы по запросам германского посольства в 1940–1941 гг. Некоторые из них, особенно евреи, категорически отказывались выезжать на оккупированную немцами родину. Что же касается германских властей, то с октября 1939 г. по весну 1941 г. они передали Советскому Союзу 13 757 бывших польских граждан[298].

9 457 офицеров, включая интернированных в Литве и Латвии, преимущественно сыновей состоятельных поляков и представителей интеллигенции, как наиболее «опасный» для Сталина социальный элемент, были сконцентрированы в основном в трех лагерях, находившихся в Осташкове, Старобельске и Козельске[299]. В этих трех спецлагерях, как свидетельствуют данные архива НКВД, обнаруженные Н. С. Лебедевой, были оформлены через 1-й спецотдел НКВД 8 348 офицеров, в том числе 12 генералов (из них 2 кадровых), 567 майоров (356 кадровых), 1 534 капитана (936 кадровых), 1 830 поручиков (480 кадровых), 4 182 других офицера (345 кадровых), 18 капелланов[300]. О трагической судьбе именно этой части большой группы польских офицеров и пойдет речь ниже. Оставшиеся с учетом привезенных из Литвы и Латвии в 1941 г. были сосредоточены в Грязовецком лагере в Вологодской области и оттуда переданы формировавшейся осенью 1941 г. польской армии.

До весны 1940 г. родные и близкие польских офицеров по почте еще получали от них письма. Позже переписка прекратилась. Вольнонаемные советские люди, обслуживавшие эти лагеря, вопреки строгим правилам лагерной администрации, делали все возможное, чтобы помочь полякам установить связь со своими семьями, приносили им продукты питания, ободряли как могли[301].

Судьба польских военнопленных уже тогда тревожила их родных и близких, привлекала внимание эмигрантского польского правительства и Международного Красного Креста (МКК), штаб-квартира которого находилась в Швейцарии. 14 марта 1940 г. МКК направил немецкому верховному командованию письмо с просьбой подтвердить или опровергнуть сообщение Итальянского Красного Креста о том, что лагерь в Козельске закрыт, а находившиеся в нем польские военнопленные якобы освобождены. Далее было указано, что какие-либо сообщения из Советского Союза отсутствуют.

21 марта 1940 г. германское верховное командование передало это письмо в ведомство Риббентропа. Одновременно сюда же была направлена телеграмма от Международного Красного Креста. В ней говорилось, что, по некоторым данным, польские военнопленные из лагерей Старобельска, Козельска, Осташкова, Шепетовки и других мест отправлены в Германию. 6 апреля 1940 г. министерство иностранных дел Германии ответило, что лагеря в указанных городах по-прежнему существуют[302]. Но тогда же Главному правлению Польского Красного Креста (ПКК) германские оккупационные власти отдали распоряжение подготовиться к созданию на территории генерал-губернаторства лагерей для большого контингента военнопленных, которые по согласованию с СССР якобы должны вернуться на родину. Вскоре лагеря были готовы, но последовало новое распоряжение немцев: лагеря законсервировать, так как польские офицеры остаются в Советском Союзе[303].

Судьба польских военнопленных в СССР на протяжении года оставалась неясной. Таковой же она оставалась и в течение первого года гитлеровской оккупации Смоленска и окрестных районов. Эта территория была занята 16 июля 1941 г. войсками 9-й полевой армии и 2-й танковой группы, входивших в группу армий «Центр», которой тогда командовал фельдмаршал Ф. фон Бок. В здании дома отдыха НКВД в Катыни разместился 537-й полк связи, которым до сентября 1941 г. командовал подполковник Беденк[304].

С июня 1941 г. в связи с гитлеровской агрессией против Советского Союза в корне изменилась и международная обстановка. В июле Советский Союз признал польское эмигрантское правительство в Лондоне во главе с генералом В. Сикорским. Было заключено соответствующее соглашение о боевом союзе двух стран. На советской территории создавалась польская армия, которая нуждалась в амнистировании польских граждан, военнопленных солдат и офицеров, находившихся, как считал генерал Сикорский, в названных выше лагерях.