В списке кандидатов на парламентское место значились врачи, председатели колхозов, представители модного тогда движения зеленых, директора заводов. Кроме Калугина был еще один генерал, действовавший, — начальник политуправления Северо-Кавказского военного округа Владимир Сеин.

В программе Калугина было все, что высказывали два десятка других кандидатов: самоуправление Кубани, свободные экономические зоны, экологическое возрождение курортного края, собственность во всех формах — от колхозной до частной. Приверженность перестройке, наконец. Но соперники разжалованного генерала вслед за провозглашением этих целей начинали «жевать» цифирь. А он горячо призывал к сокращению КГБ, прекращению «тайного сыска», рассказывал о своей судьбе.

В пользу Калугина сказалось и ограничение выступлений в печати, на некоторых предприятиях ему отказывали во встречах с избирателями. Даже транспорта он не имел, возили добровольные помощники на частных машинах.

Сторонники Калугина тоже не сидели сложа руки. Появились листовки, порочившие его соперников: кто-то получил без очереди жилье, кто-то использует для агитации военный ансамбль.

Накануне выборов в Краснодар из центрального КГБ прибыли два генерала и несколько полковников. Они разъезжали по кубанским станицам и втолковывали:

— Если будете голосовать за Калугина, допустите большую политическую ошибку.

В станице Ленинградская первый секретарь райкома партии публично назвал Калугина предателем. А прибывший на Кубань для его поддержки в числе 20 других депутатов СССР, РСФСР, среди которых были Николай Иванов, Татьяна Корягина, Александр Политковский, Виталий Уражцев, Юрий Черниченко, священник Глеб Якунин убеждал верующих:

— Бог с Калугиным!

В местном управлении КГБ сторонники Калугина передали ему перечень вопросов, подготовленный в Москве, чтобы поставить его в тупик на встречах с избирателями. Вот образчик:

— Были Олег Лялин, Олег Пеньковский, Олег Гордиевский, теперь — Олег Калугин… Кто следующий?

Ну кто на Кубани знал советского разведчика Олега Лялина, сбежавшего в Лондоне в 1971 году?

Ему задавали и такой вопрос:

— Как бы отнесся к вашему поступку Ким Филби?

— Будь он жив, непременно поддержал бы меня. Филби пришел к нам в 30-е годы не за деньги, а за идею. Он был идеалистом и долго свою веру хранил. Но, пожив в Советском Союзе, он понял, что все его представления были иллюзорны. Мир, ради которого он жил, ради которого ушел от своих хозяев, рухнул. Он понял, что это совсем не то, ради чего стоило стольким жертвовать… У нас была переписка, в которой Филби допускал довольно хлесткие выражения в адрес властей. «Ваша Византия», — так он говорил. Но обратного хода у него уже не было… Нет, Филби был бы со мной… А другой советский разведчик в Англии — Блейк, с которым я тоже работал, — жив. И когда меня лишили звания, наград, позвонил: приходи в гости…

Весь аппарат — партийный, советский, КГБ — работал против Калугина. Но — о чудо! — опальный генерал прошел в парламент там, где трижды побеждал Полозков. Калугин не жалел черной краски для КГБ — мол, это безотчетная организация, она всегда получала карт-бланш в смысле расходов — рублевых ли, валютных ли…

Чествование победителя вылилось в четырехтысячный митинг. Бессменный ведущий мероприятий в поддержку Калугина народный депутат РСФСР полковник Виталий Уражцев (лидер союза военнослужащих «Щит») от имени российской парламентской фракции «Демократическая Россия» торжественно объявил собравшимся о намерении выдвинуть кандидатуру Калугина на пост «российского министра национальной безопасности». Уражцев огласил также имя кандидата в российские министры обороны: на этот пост, по его словам, предполагалось выдвинуть народного депутата РСФСР, экономиста… Татьяну Корягину.

Но официальные лица хранили молчание. Никто из руководства края не соизволил даже позвонить, узнав о результатах голосования. Впрочем, другой реакции ожидать было трудно.

А еще через две недели, 30 июля, бывший чекист создал еще один небывалый в стране прецедент. Считая незаконным лишение себя воинского звания, орденов и медалей, а также генеральской пенсии, со ссылкой на соответствующие статьи Конституции СССР и УК РСФСР, подтверждавшие его позицию, Калугин направил в Московский городской суд иски президенту СССР Михаилу Горбачеву, председателю Совета Министров Николаю Рыжкову и председателю КГБ Владимиру Крючкову. Аналогичный документ был направлен им в Комитет конституционного надзора СССР.

Калугину в КГБ отводили ту же роль, которую для КПСС сыграли Ельцин, Травкин, Афанасьев, Шостаковский.

Страна — в очередной раз! — бурно обсуждала громкое дело. В острых дискуссиях участвовали пресса, военные и гражданские, судьи и адвокаты, жители города и села. В жаркой схватке сцепился крупняк — это вам не судебная разборка с соседом-пенсионеришкой поселкового масштаба!

Сам Калугин твердо и однозначно с самого начала заявил, что государственных тайн он не разглашал, а то, о чем он говорил в прессе, давным-давно известно на Западе. И вообще — что есть государственная тайна? Что это такое? Да еще в стране, где нет закона о государственной тайне?

Эти вопросы ставили в тупик многих юристов. «Московские новости» смаковали выдержку из комментариев к Уголовному кодексу: «Под разглашением государственной тайны следует понимать предание огласке сведений, составляющих государственную тайну». Действительно, исчерпывающе. В дружном хоре демократически настроенных журналистов терялись редкие голоса, обращавшие внимание на существование в ряде западных стран довольно строгих законов в отношении сотрудников спецслужб. В тех же Штатах за раскрытие принадлежности к разведке грозит тюремное заключение сроком до десяти лет и штраф до 50 тысяч долларов. В Англии на сотрудников спецслужб, в том числе бывших, законом наложен обет молчания.

Но эти трезвые голоса, призывавшие к благоразумию, тонули в общем потоке эйфории, захлестнувшей сознание наших сограждан. Внушительная победа Калугина на выборах в Краснодаре, где он успешно обошел всех двадцать конкурентов на депутатский мандат, окончательно вскружила головы легковерным. Многим думалось: вот оно, начало преодоления стереотипов мышления и практики, когда поверженная личность не всплывала вновь к крупной политической жизни. Неужели наконец возможно и у нас то, что стало правилом на Западе: судебный иск «мистер Смит против Соединенных Штатов»? Неужели каждый может предъявить иск правительству, министерству, президенту, парламенту, если они своим актом нарушили право гражданина, и рассчитывать на положительный исход дела?

Начало судебного разбирательства исков Калугина было обнадеживающим. Городской суд их принял! Впервые в практике. Все три. Первый — к президенту СССР за незаконное, с точки зрения Калугина, лишение его государственных наград. Второй — к Председателю Совета Министров СССР — за лишение звания генерал-майора. И третий — к председателю КГБ СССР за лишение генеральской пенсии. Впрочем, чего здесь необычного, строили ведь правовое государство. А раз так, то всем гражданам должна быть предоставлена возможность разрешить в суде свой конфликт с государством, в том числе и с его высшими руководителями.

Процесс обещал стать историческим — он ведь создавал прецедент. Понятен поэтому тот громадный интерес, с которым страна следила за прохождением иска Калугина.

Это было первое в истории ВЧК-ГПУ-КГБ судебное дело против председателя КГБ.

— Возвращения пенсии я добиваюсь ради принципа, а не из-за того, что мне не на что жить, — разъяснял журналистам Калугин. — Горбачев и Крючков сделали меня обеспеченным человеком: я уже получил авансы по контрактам с несколькими нашими и зарубежными издательствами, для которых пишу статьи и книги.

Как и ожидалось, Крючков в суд не явился, а прислал начальника юридического отдела КГБ СССР Виктора Алексеева. Калугин пришел сам и привел с собой юриста Бориса Кузнецова, работавшего помощником народного депутата СССР Сергея Белозерцева. Борис Кузнецов был известным сыщиком, участвовал в раскрытии известных дел, в том числе краж картин и рукописей из собраний Эрмитажа, расследовал «золотые дела» в Магаданской области. В 38 лет ушел на пенсию, работал в Институте биологических проблем Севера.