— Так и про таких как Кайто ходят, — капитан приподнял брови. — Прокси-хаб — неужели не слышал?

— Не доводилось, — признался я. — Я вообще в этой теме не очень разбираюсь.

— Ну, всё скрыто в названии, — капитан пожал плечами. — Якобы есть такие прокси, которые сами для себя одновременно являются и хабами. Они впадают в состояние прокси и становятся совершенно другими людьми, но при этом за ними не замечено никаких сторонних подключений и чужого влияния. А в некоторых случаях, говорят, что и прокси-импланта у таких уникумов нет. Учёные считают, что мифы о прокси-хабах основаны всего-то-навсего на психическом нарушении, расщеплении личности, уж про него-то ты слышал?

Я кивнул.

— Ну вот, они считают, что те, кто становится прокси, со временем вполне могут обзавестись второй или даже третьей личностью, это вроде профессиональных рисков. Ну и как итог — разум человека может быть захвачен другой личностью, которая живёт в этой же самой голове, без сторонних подключений. Сам себе прокси и хаб в одном лице.

Отлично, как раз недавно раздумывал о том, о каких ещё болячках экипажа мне предстоит узнать, и вот на тебе — у техника психоз. Отлично, просто прекрасно, прямо сказать нечего.

Зато теперь по крайней мере стало понятно, что имел в виду Кайто, когда на полном серьёзе заявлял, что боится того, что у него в голове. Если он знает о своём недуге, то в этом нет ничего удивительного.

— То есть, Кайто у нас не притворяется, что у него не всё в порядке с головой? Это на самом деле так?

— Это мои предположения, — капитан вздохнул. — Я тебе вот что скажу — однажды на моих глазах с Кайто произошло такое «переключение». Мы после выполнения одного задания сидели в баре, а он направился в магазинчик, закупиться какими-то там своими деталями. Мы, конечно же, держали связь по комлинку, и никто даже не предполагал, что что-то может пойти не так, но… По ходу дела, кто-то прознал, что мы при деньгах, и что немалая часть этих денег — в карманах Кайто. Его явно пасли, и, когда он отошёл от бара подальше, на него напали. Мы услышали только его вопль о помощи, а дальше — тишина.

— Интригует, — признался я. — И что же было дальше?

— А дальше мы, конечно же, поспешили за ним. Он сказал, куда пойдёт, поэтому мы устремились по его следам, и быстро нашли место… потасовки, назовём это так.

— И что там было?

— Там? О, там было интересно! Представь себе пятерых молодых крепких парней, примерно как ты, двое из которых вооружены ножами, ещё двое — шокерами, и один — пистолетом, огнестрельным. Представил? А теперь представь, что все они скручены в узлы, вместе со своим оружием, а перед всем этим делом стоит забрызганный с ног до головы кровью Кайто. Стоит и ждёт нас, потому что, как только он нас увидел, его словно отключили — глаза закатились и он рухнул как подкошенный.

— С трудом представляется, — признался я. — И что было дальше?

— А дальше мы притащили его на корабль, и выяснили, что кровь — не Кайто, ну или вернее, его крови почти нет. Это всё была кровь тех ублюдков. Но при этом у Кайто нашлась целая куча внутренних повреждений — сломаны обе руки, порвана связка в левой ноге, вывих правой ноги, и даже перелом черепа над бровью. Пиявка его потом две недели выхаживала, чуть ли не с ложечки поила, а он метался в бреду и повторял, что это не он их убил.

— Звучит как сказка, — я улыбнулся. — Ну серьёзно. Чтобы после такого и не возникли вопросы?

— Кар, я тебе уже говорил, что этот корабль в какой-то степени — тихая спокойная гавань для всех, кто не смог найти себя нигде больше, кроме как здесь. Тут не принято задавать вопросы и лезть в душу. И знаешь, чем это хорошо?

— Полагаю, что знаю, — я усмехнулся. — Потому что если бы тут было принято наоборот, то первым на очереди отвечать на вопросы должен был бы я, не так ли?

— Я даже не сомневался, что ты догадаешься, — капитан кивнул. — И это, пожалуй, ещё одна причина задать тебе целую сотню вопросов, один другого неудобнее.

— Что ж, тогда мне крайне повезло, что их здесь не задают.

— Дело не только и не столько в везении, Кар. Ты в экипаже всего ничего, но уже успел несколько раз вытащить нас всех из глубокой задницы. И Кайто тоже вытаскивал. И Магнус. И Пиявка, и Жи, и Кори. И даже я. Все это делали по-разному, в силу своих возможностей, в силу специфики своих навыков, но они это делали. И я с уверенностью могу сказать, что любой из них из кожи вон вылезет, но приложит все усилия к тому, чтобы мы, весь остальной экипаж, были живы, здоровы и счастливы. И до тех пор, пока это остаётся так, меня не интересует, что творится в душе у этих людей. Вернее, меня интересует, чтобы в них творился покой и порядок, чтобы их не мучили тяжёлые мысли, чтобы им не приходилось искать где-то утешение или поддержку, чтобы…

— Чтобы вы были семьёй? — закончил за него я.

— В какой-то степени, — капитан кивнул. — Я, конечно, тот ещё папаша, но, к счастью, и мой экипаж — не дети малые, которых нужно учить и наставлять. Люди все взрослые, все всё понимают. Поэтому и не задают вопросов. Даже вопросов про вопросы. Ты первый, с кем вообще пришлось говорить на эту тему.

— Извините-извините, — съехидничал я. — Ладно, я понял — Кайто, возможно, шизофреник, но он наш шизофреник, он хороший. Пусть будет так. Мне главное, чтобы его шиза не стала причиной того же, что было на станции. Это будет совсем не круто.

— Кстати, о станции, — капитан щёлкнул пальцами. — Ты же забрал с собой терминал того офицера, надеюсь?

— Разумеется, — я кивнул.

— Отлично! Доставай! Это наша единственная зацепка, если мы хотим узнать, что произошло.

— Кстати, нет, не единственная.

И я коротко рассказал о «призмах», которые увидел в космосе.

— Забавно, что мы их не увидели, — нахмурился капитан.

— Они маленькие, — я показал рукой себе по грудь. — Радар их мог просто не заметить, или Магнус счёл за мусор.

— Ладно, и всё равно запускай, — капитан махнул рукой.

Мы ещё раз прослушали все записи, но это ничего не изменило. Тайна так и оставалась тайной.

Тогда мы позвали всех… Кроме Кори, конечно же.

Пиявка на немой вопрос капитана ответила, что угроза миновала и состояние стабильно, но должно ещё пройти время, чтобы она очнулась. Ей и так досталось, лучше не усугублять положение пробуждением при помощи медицины.

Собрав всех, кого можно было, мы прогнали записи ещё раз.

И внезапно это дало результат.

Правда от того, от кого лично я ожидал его меньше всего.

Когда я запустил третью запись, в которой слышались лишь вопли, удары, и другие звуки, которые обычно сопровождают массовое побоище, Жи внезапно коротко изрёк:

— Одна целая восемь десятых.

Я моментально остановил запись и повернулся к нему:

— Что ты сказал?

— Одна целая восемь десятых, — повторил Жи. — Герц.

— Звук? Ты слышишь тут какой-то дополнительный звук?

— Инфразвук, — поправил меня Жи. — Инфразвук на частоте одна целая восемь десятых герц. Одна целая восемьдесят три сотых герца, если говорить точнее. Более точное измерение невозможно ввиду недостаточной частоты дискретизации моих акустических датчиков.

Я нахмурился. Наличие инфразвука объясняло, почему на станции произошла бойня. Но одновременно с этим у меня появились новые вопросы…

— Так, о чём речь? — вмешалась Пиявка. — Можете пояснить?

— Жи зафиксировал в записи присутствие инфразвука, — пояснил я. — Это звук, частота которого слишком низка для того, чтобы его можно было услышать человеческим ухом.

— Я знаю, что такое инфразвук, — поморщилась Пиявка. — Уж мне-то можешь не рассказывать. Я, может, побольше твоего знаю о нём и о его воздействии на человеческое сознание. Я не могу понять, при чём тут инфразвук?

— Она не в курсе? — я посмотрел на капитана, и тот покачал головой.

Ну, логично, в общем-то. Если Пиявка всё это время была занята тем, чтобы удержать Кори в стабильном состоянии, постоянно следя за показателями и по необходимости давая ей препарат за препаратом, то вряд ли она следила за нашими похождениями по «Василиску». Даже, возможно, полностью отключила комлинк, чтобы не отвлекаться на наши постоянные обсуждения и указания. А когда я к ней прибегал за средством от космофобии, я же тоже не упоминал ничего о творящемся на станции бедламе.