Волков взял стакан.

— Ну… вперед. — Кап-два выпил водку. — А потом я все скажу.

— Вперед, — согласился Петр и тоже выпил. Седов, поморщившись, поставил стакан на стол и стал сильными пальцами рвать леща. Волков курил.

— А машина ваша где? — спросил наконец он, погасив сигарету в пепельнице.

— В гараже, — не глядя на него, кивнул головой куда-то в сторону хозяин дома. — Я-то думал, что без нее вы меня не найдете. От ить дур-рак… Ну дура-ак…

— Давайте-ка вот что. — Петр мягко положил руку ладонью на стол. — Давайте-ка все по порядку,

— Есть, — кивнул капитан, отрывая от хребтинки длинный жирный кусок. — Щас все сдам. Погоди.

Он плеснул в стаканы еще водки.

— Хороший ты вроде мужик. Не ожидал я даже. Давай? И вот леща бери.

— Н-ну давай…

Они выпили, и пока Петр жевал соленое рыбье мясо, хозяин дома встал, вышел в соседнюю комнату и, вернувшись, положил на стол, смахнув с него широкой ладонью на пол ошметки, небольшой черный пластиковый пакет.

— Вот, — коротко сказал он. — Тут все. Петр вынул из кармана носовой платок, протер им руки, убрал платок обратно и, развернув пакет, стал выкладывать из него на стол какой-то плейер, зажигалку, несколько небольших блокнотов, авторучку и что-то еще, с виду очень похожее на компактное зарядное устройство. Разложив все это перед собой, он некоторое время молча смотрел на предметы, а потом поднял глаза:

— Не все мне понятно…

— Докладываю, — Седов взял в руки небольшую пластиковую коробочку с кнопками.. — Это машинка шифровальная, она к компьютеру подключается, — он отложил ее в сторону и указал пальцем на плейер: — эта вот хреновина — передатчик взрывной трансмиссии, он все сжимает и выстреливает. Вся передача — секунда, полторы максимум. Это — блокноты для тайнописи, у них бумага в воде растворяется, это фотоаппарат и, ну… прочая ерунда.

— Ага, — кивнул Петр, откинулся на спинку стула и неторопливо закурил сигарету.

«Вот ведь, мать твою за ногу… Шпиона поймал, — обескуражено, но сохраняя невозмутимое выражение лица, подумал он. — И что мне теперь со всей этой хренотенью делать?»

— Только вы отметьте, пожалуйста, там… ну, где положено, что сдал я вам все сам, по собственной воле. Это можно?

— Подумаем, — вздохнул Волков.

— Я же ведь ни разу еще… ну… этим не пользовался. Я же только вчера все вот это вот в руки-то взял! Меня ж шантажировали! А у меня дочка маленькая, пять лет. У вас дети есть?

— Вроде нет… — в раздумья пожал плечами Волков.

— Ну вот. Куда ж мне… От дур-ра-ак!.. ~ Кап-два опять крепко хлопнул себя ладонью по лбу.

— Спокойнее, — мягко сказал Петр. — Давайте уж… по порядку.

— Ну да. Хорошо. То есть мы пока… без протокола?

— Без протокола.

— Хорошо. — Он на несколько секунд задумался. — Когда ж это было-то? С полгода… нет, больше. Короче, где-то по осени, в августе, отпуск у меня был как раз. Ага. Жена с дочкой на даче были, а я в город приехал, что-то мне надо было, уже и не помню. Ну и… что греха таить, встретил я приятеля очень давнишнего, зашли мы с ним — тут рядом, там наливают — по сто грамм выпили, еще по сто. А он в гости собирался, к своему какому-то приятелю, ну… в результате, вместе мы с ним и поехали. Я потом, если надо будет, имена, фамилии — все вспомню. Ну вот… а он, приятель-то, к которому мы в гости пришли, — художник. Мы у него в мастерской были. Компания там веселая, натурщицы, все такое, ну… чего объяснять? Короче, выпил я крепко. Крепко выпил. Там и заночевал. Да! А до того, ну, как это… «дело к ночи», я у приятеля — где, мол, ты теперь? Он мне — там-то и там-то, а ты? Ну и я, спьяну-то: «Преподаю потихоньку». Он: «Ну? Молодец! А где?» А меня ну как за язык кто-то тянет: «Да в Ленинского комсомола. На ракетной кафедре…» Ну и все. Вроде к этой теме больше и не возвращались. Ну вот… А утром я просыпаюсь — башка-а… Теплая и мягкая, как жопа, и что-то в ней булькает. Приятеля моего нет, а рядом со мной зато лялька в койке. И хозяин улыбается. И на столе все уже стоит.

Короче, тормознулся я там, почитай, на неделю.

Все как в тумане. Кто-то приходит, кто-то уходит, а я анекдоты травлю да истории разные. А все хохочут.

Ну… выбрался я, короче, из мастерской этой на свет Божий уж и не помню на который день и поехал на дачу. Жене что-то наврал, она подулась-подулась, да и отошла. Я уж и забывать обо всем этом стал, но тут, перед Новым годом самым, — звонок телефонный:

— Денис Григорьевич?

— Я, — отвечаю.

— Здрасте, — говорят, — надо бы встретиться.

— А вы кто? — спрашиваю.

— Да вам мое имя ничего не скажет, — отвечает. — Вы подъезжайте лучше вот по такому-то адресочку, там и поговорим.

— Никуда я не поеду, — это я ему говорю, — пока не представитесь и не скажете, что вам нужно.

— А он смеется:

— Да вы не волнуйтесь, мы с вами знакомы, только имени моего вы все равно не вспомните. Мы с вами выпивали вместе в мастерской у Алферова, в августе, припоминаете?

— И что? — я ему говорю, а у самого сердце уже нехорошо так как-то… тук-тук…

— Короче, вот вам адрес, — он уже с напором, — и приезжайте сегодня. В двадцать ноль-ноль. Можете?

— Могу, — я ему отвечаю. И поехал. Седов пожал плечами и, плеснув в свой стакан водки, потянулся к тому, что стоял напротив Волкова. Тот накрыл свой стакан ладонью.

— Понял. — Кавторанг поставил бутылку. — Ну, а я хряпну. Ну вот… Короче, приезжаю, встречает меня мужик. Улыбчивый такой. И дальше… ну все, как в кино, — чай-кофе предлагает, водочки, а потом кассету ставит, видео, а там… мама дорогая!.. Мало того, что я с девкой этой барахтаюсь как умалишенный, я еще каким-то там иностранцам на пальцах доказываю, какие американские ракеты говно против наших новых разработок. И, блядь, что-то ведь там на салфетке карандашиком чирикаю и пальцем тычу. В общем, ничего такого особо секретного я, конечно же, не выкладываю, все в общих чертах, но все так смонтировано, что… я же там слова всякие произношу: «Гранит», «Гранат», «Шквал». Короче, попади эта кассета куда надо, мама дорогая… Я, пока ее смотрел, аж взмок. Почему-то мне не кто-то там, а особист наш сразу представился. Сука он у нас редкостная, и фамилия у него — Шарудило… А этот улыбчивый и говорит: «Вы не переживайте. Вы думаете, что вы один такой, что ли? Не один, я вас уверяю. И ничего такого особенного от вас и не требуется. Живите себе, как жили, но только про кассетку эту помните. А месяца где-то… через три-четыре вам связник наш посылочку небольшую передаст с инструкциями. Ну и аванс какой-никакой. А там видно будет». С тем я от него и ушел. А он мне, уже в дверях, на прощание: «Да! Только вы уж не теряйтесь никуда, пожалуйста, а то нам вас через политотдел разыскивать придется. Или как он у вас там теперь называется?» И смеется, гад. Ну… я желваками-то поиграл и ушел. А что делать? Не к Шарудиле же идти… — Седов отстранение замолчал.

— Продолжайте, продолжайте, — напомнил о себе Волков.

— Что? А, да… Никому я ничего не сказал, конечно. Месяц прошел, два, три. У меня даже мысль такая глупая появилась, что, дескать, может, само собой рассосется. Может, забыли про меня? Не-ет… — Кап-два хищно оскалился. — Как же… Звонят тут третьего дня, интересуются:

— Как семья? Как служба?

— Ничего, — говорю, — вашими молитвами. Короче говоря, назначают встречу. Я подъезжаю куда сказано, останавливаюсь, связник их ко мне в машину садится — ни пароля, никаких этих глупостей. «Денис Григорьевич?» — вот как вы. "Я", — отвечаю. «Вам посылка», — и пакет мне, вот этот. И все. И собирается выходить. И вот тут-то мне в жопу тачка — бум! Место там широкое, проехать можно, я плотно у поребрика стоял. А он в меня все-таки впилился. Ну явно нарочно. И лоб такой здоровенный из-за руля выскакивает и ко мне. Ну, думаю, все. Вот и приехали. Только я-то себе арест иначе представлял, группа захвата, то-се… Смотрю, и правда, он игру какую-то затевает — идет ко мне один (второй в машине остался) и начинает под бандюгана такого отвязанного косить.