— Ну чего, — говорит, — баран, ментов будем вызывать? Расскажешь, как обгонял, как подрезал… Или на месте разберемся и разойдемся по-хорошему? — А сам на связника мое-то поглядывает.

— Лучше бы на месте, — это я ему говорю. — Только у меня денег с собой нет.

— Ничего-ничего, — это уже связник говорит. — У меня есть, я заплачу, а вы езжайте. Лоб этот на связника смотрит и говорит:

— Отвечаешь?

— Я заплачу, правда.

— Покажи деньги.

— Вот… — Связник мой доллары вынул и показывает. — Сколько?

— Ну… тут считать надо. Ладно, ты езжай, командир, так и быть, — это он мне. — Мы тут сами разберемся.

И связник на меня тоже смотрит и говорит:

— Езжайте.

Я и уехал. Что там за игры… Связнику-то было важно, чтобы я с посылкой этой как можно скорее оторвался, это понятно. Ну а этим двум… Я не знаю. Слишком хитро это для меня. Волков задумчиво молчал. Капитан поскреб щетину на подбородке и плеснул себе водки.

— Я-то, как отъехал, в гараж махнул, — продолжил он, выпив налитое одним большим глотком. — Ну… не в себе маленько был явно. Думаю — машину спрячу, посылку выкину, и все. Оторвался же вроде. Связника этого они явно сейчас повяжут, про меня говорить ему не с руки, это уж всяко, вот и выскочил! А потом, в гараже уже, посидел, подумал… "Нет, — говорю сам себе, — поздно, Клава, пить боржоми.

И там я на крюке, а может, уже и здесь". Вернулся домой, водяры выпил и стал посылку эту распаковывать. Распаковал вот… — кивнул он на лежащие на столе аксессуары бойца невидимого фронта.

Волков взял со стола и крутил в руках передатчик.

— Они еще и инструкцию вложили, — Седов жевал кусок вяленого леща, — наиподробнейшую. Из расчета на дурака. Что к чему. Дескать — «в определенное время, проезжая на общественном или ином транспорте мимо посольства, вы нажимаете на кнопку, и сеанс связи практически закончен. Передача длится от одной секунды до полутора. Засечь вас невозможно…» — ну и так далее. Да! И инструкция-то тоже на такой бумаге… короче, сунул я ее (по их же рекомендации) в миску с водой, она и растворилась. Только муть одна осталась. В миске и в башке. Вот со вчерашнего вечера водку и жру… только не берет меня. Хорошо хоть вы пришли. Сразу как-то полегчало, честное слово. Жена в больнице, дочка у тещи. Никто выть не будет. Ну? — Он решительно встал из-за стола, распрямился во весь свой рост, вытянул руки по швам и отрапортовал:

— К ответу перед Родиной готов! По всей строгости закона.

— Лиза, — Леон вошел на кухню, где, пригорюнившись, сидела девушка. — Вы вот что, хватит грустить. Вам, наверное, душ принять нужно. Пойдемте, я покажу, где что находится, и полотенце чистое дам. У вас голова не кружится?

— Нет, — ответила, вставая, Лиза.

— Не тошнит?

— Нет.

— Вот и хорошо. Здесь туалет, — проходя по коридору, он указал рукой. — Но это вы, наверное, уже поняли…

— Пардон, — пожал плечами Анатолий.

— Здесь ванная. — Леон включил в ванной свет и, увидев сваленные в кучу на полу свитер, рубашку, джинсы и трусы, громко сказал, обернувшись в коридор:

— Рим, это не ваши, случайно, вещи здесь… висят?

— Где? — выглянул из спальни завернутый в простыню Рим.

— Да вот. Тут.

— Ой… видимо, я… Здравствуйте, — кивнул он девушке.

— А носки вы надели, чтобы ноги на холодном полу не застудить?

— Ага… наверное.

— Давайте, забирайте. Барышне необходимы гигиенические процедуры.

— Да… я сейчас, — Рим, путаясь в простыне, одной рукой неловко сграбастал свою одежду и вернулся в спальню.

— Вот здесь, — продолжал объяснять Леон, — шампунь. А вот вам щетка зубная. Не сомневайтесь, она новая. Я вчера буквально купил, упаковку только сразу выбросил, а пользоваться еще и не пользовался. Ну? Разберетесь?

— Да, — кивнула девушка, — спасибо.

— Ну вот и отлично. Удачи. А потом поедем на острова. Погода-то замечательная! Да, Лиза, вы только дверь не запирайте, мало ли что… все-таки у вас травма головы, вдруг плохо станет. Что ж мне, прикажете дверь выламывать? И нечего так на меня смотреть. Доктор — не мужчина, его стесняться нечего.

— Художник, между прочим, тоже не мужчина, — выглянул из-за его спины Анатолий. — Обнаженное женское тело для него лишь натура, достойная запечатления. В мраморе. Раздевайтесь, Лиза, раздевайтесь.

— Толя, — как бы невзначай обронил Леон, — а вы, кстати говоря, гонорею свою долечили?

— Фу, как неспортивно… — фыркнул мгновенно уничтоженный соперник и ушел на кухню.

— Леон притворил дверь ванной.

— Ну вот… — вышел из спальни одетый Рим. — А… ничего, если я потом тоже умоюсь?

— Вчера вы у меня позволения не спрашивали.

— Ну… то вчера, а то — сегодня.

— Послушайте, Рим, а как же так вышло, что вы в Душанбе вчера не улетели? — Леон направился на кухню.

— Да нет… все наоборот…

— Как это «наоборот»?

— Мне не лететь, а провожать нужно было. Родственника. Вот… он как раз вчера здесь и был.

— А мне показалось, что он никуда лететь не собирался. Что он вообще во Франции живет. Или я что-то не так понял? Зачем ему в Душанбе?

— Да нет… ох… — Рим присел на табурет, облокотился локтем яа стол и положил подбородок на ладонь.

— Стой! Не двигайся, — встрепенулся Анатолий, — так и сиди! Сейчас ваять стану. Знаешь, как будет называться? «Запоздалое раскаяние…» Ничего, а? Не, ну ничего?

— А откуда это у вас. Толя, бланш такой роскошный? — вертел в руках Леон опустевшую бутылку из-под коньяка.

— Да ты все равно не поверишь.

— Отчего же…

— Ну… пошел я пару дней назад умываться, будучи с похмелья. Пасту на щетку зубную выдавливаю, а она у меня из слабовольных рук — хоп! Я, естественно, на лету ее попытался подхватить, резко так наклонился, нервически, ну и… бровью о край раковины. Вон как теперь заплыло.

— Н-да?

— Я же говорил, что ты не поверишь. А это правда. Тем не менее.

— Ну, допустим похоже. — Леон поставил пустую бутылку на стол. — А зачем же яуж-' но было в одиночку вот это вот все выхлебывать?

— Да ладно. Там и было-то всего… Нашел чем попрекать. Сейчас сгоняю, у меня там вроде бы должно еще оставаться. Не мог же я вчера все бабки засадить.

— Мог. Не надо обманывать самого себя. Не надо стараться казаться лучше… — тихо произнес Рим.

— А сейчас узнаем, — Анатолий вышел в коридор, из которого спустя пару минут донеслось радостное:

— Не-а, я ж говорил, что не мог. Только они в говне каком-то…

— Грязные деньги, — тихо произнес в пространство Рим. — Такими расплачиваются с торговцами оружием.

— А говорят… — Анатолий встал на пороге кухни, обнюхивая перепачканные в чем-то липком купюры и морщась, — говорят, деньги не пахнут.

— Это ты опять «новодел» кому-то за «чистую семнашку» втер, вот Господь тебя и наказывает. Вы представляете себе, Рим, он фальшивыми иконами торгует. Сам же их делает и сам продает, выдавая за старинные. Его же убьют когда-нибудь.

— А ты накаркай еще… — Анатолий плюхнул пачку купюр в мойку.

— Да ты!.. Ну Толя, ну честное слово… — всплеснул руками Леон. — Ну как же так можно, они же неизвестно в чем, а тут же посуда…

— Во-первых, я на самом деле графику свою продал, честную, а во-вторых, — Анатолий заткнул мойку пробкой, плеснул моющего средства, открыл кран и стал стирать деньги, — во-вторых, еще бы и карман у куртки застирать бы надо. Чего ж это я туда засунул-то, а?

— Ну честное слово…— вздохнул Леон сокрушенно и вышел из кухни.

— Грязные деньги, — повторил, глядя в пространство, Рим.

Сейчас, — Анатолий ополоснул под краном, отжал в кулаке, а потом разгладил на ладони две сторублевые купюры. — Вот эти я сейчас возьму, а то ведь время не терпит, а остальные ты, пожалуйста, в ванной потом на веревочке развесь, а? — Он взглянул на Рима. — Пусть просохнут.

— Повешу, — вздохнул Рим. — Ты иди. Я сам достираю.