— Держи, — протянул он Гурскому, который захлопнул за собой заднюю дверь джипа, ключи от своей квартиры. — Располагайтесь там. Знаешь, где что. Я скоро.

— Ты вот что, — Адашев-Гурский достал сигарету. — Этот гад наверняка знает, где Джеки. Она из его окна записку выбросила, что, мол, ее украли и в этой квартире держат. Поэтому мы и пытались его прижать. Но… А что он вообще в доме там делал после того, как… мы в погребе уже оказались? Я думал, он слинял давно.

— Кто ж его знает. Сидел, ждал чего-то. Нас на пороге увидел и остекленел аж весь. От неожиданности. Мямлить стал чего-то непонятное. Когда уже ты из погреба голос подал, только тогда он и дернулся… Лешке на кулак.

— Да. Не его сегодня день, явно. С утра до вечера гости. И все с пиздюлями. То менты с автоматами, то…

— Что еще за менты?

— Потом расскажу. Ты, главное, у него про Жаклин обязательно все выспроси. Обстоятельно. Он должен что-то знать. А то ведь пропадет девка.

— С-слушай, Сань, а… Элис эта, она… тебе не кажется, что она темнит чего-то, а?

— Петь, — Гурский посмотрел на Петра, — ну чего ей темнить?

— Мало ли…

— Она своя, отвечаю. Ты мне веришь?

— Вот в том-то и дело, — Волков шагнул к джипу, — на этом-то каждый раз и покупаюсь.

— Не понял я слов твоих… Объясни.

— Ладно. Разберемся.

Черный джип остановился возле дома, над одной из парадных которого была установлена портативная телекамера.

— Приехали, — Петр Волков выключил двигатель, поставил машину на «ручник» и обернулся назад. — Давай, Леш, свободен, отдыхай.

— Ага, пока. С праздничком тебя, Сергеич.

— С каким?

— Так Пасха же наступила уже. Все. Воскресенье.

Петр взглянул на часы:

— И правда. То-то я смотрю, полегчало…

— А как же. Я и в церковь хотел пойти, службу отстоять. Не судьба, видать.

— Так а ты и сходи. Служба-то еще часов до четырех не закончится.

— И то верно. Постою, свечку поставлю. Ну что, Христос Воскресе, Сергеич?

— Воистину.

— Дай тебе Бог.

— И тебе, Леша. Бывай.

Алексей вышел из машины и, устало переставляя ноги, побрел по тротуару.

Волков взял с пассажирского сиденья черную спортивную сумку, вышел из автомобиля, закрыл переднюю дверь и, открыв заднюю, посмотрел на сидящего со скованными руками мужика.

— Ну что, болезный? Вылезай, что ли, приехали.

Тот выбрался наружу.

Петр закрыл заднюю дверь, нажав на кнопку брелока, запер джип и кивнул на дверь парадной:

— Вот из этой двери выйти у тебя только два варианта. Первый — ты выходишь вместе со мной и идешь домой. Второй — тебя выводят совершенно другие люди, и уж куда они потом тебя ведут… Тебе какой больше глянется?

— Домой.

— Вот. И мне так почему-то кажется. Поэтому думай. Мы с тобой сейчас туда зайдем, я пока дела свои решать буду, а ты посидишь где-нибудь в уголочке и подумаешь. Потом я тебя спрашивать буду, и от того, что ты мне скажешь, судьба твоя зависеть и будет. Никто тебя не неволит, волю свою не навязывает. Сам решай. Понял?

— Да.

— Ну пошли тогда. Давай-ка руки-то, нечего людей пугать, — Петр снял с него наручники и убрал в карман.

Подойдя к двери, Волков нажал на кнопки панели и повернулся лицом к телекамере. Замок, щелкнув, открылся.

Они поднялись на второй этаж. Железная дверь квартиры была уже приоткрыта, и в тревожном взгляде хозяина, встречавшего их на пороге, Петр прочел немой вопрос.

Чуть приподняв сумку, Волков указал на нее глазами, а затем кивнул в сторону измазанного засохшей грязью и цементом мужика:

— Вы извините, я не один.

— Это имеет отношение к нашему делу?

— У вас найдется свободная комната?

— Разумеется, — хозяин посторонился и сделал приглашающий жест рукой. — Проходите.

Петр пропустил мужика вперед и вошел вслед за ним в переднюю. Дверь за ними закрылась.

— Сюда прошу, — хозяин, приглашая следовать за собой, прошел через гостиную, в которой два очень крепких молодых мужчины, одетых в дорогие костюмы, одновременно подняли глаза от иллюстрированных журналов и, не вставая с кресел, проводили их жесткими взглядами, вошел в короткий коридор и, открыв дверь небольшой комнаты, повторил:— Вот, прошу сюда.

Он вошел в комнату вслед за гостями и притворил дверь.

Волков молча указал своему спутнику на диван (на который тот послушно опустился), повернулся к хозяину дома и протянул ему сумку.

— Здесь все? — спросил старик.

— Извините, я не пересчитывал. Да и вообще, о сумме у нас с вами разговора вовсе никакого не было.

— Да. Что-то я… нервы, очевидно. У меня как раз человек сию минуту в доме… вот по этому, собственно, вопросу. Вы исключительно вовремя.

— Я же обещал.

— Да. Конечно. Я вернусь, с вашего разрешения, к своим делам, а потом мы побеседуем. Вы не против?

— Не против, — согласился Волков. Хозяин вышел из комнаты, Петр закурил сигарету, сел в кресло и откинулся на спинку.

— Закурить хочешь? — спросил он мужика.

— Да, — кивнул тот, — спасибо.

— Держи, — Волков положил на журнальный столик пачку сигарет и зажигалку. — Я передохну маленько, а ты подумай пока.

— Да я уж подумал.

— Нет, — Петр устало прикрыл глаза. — Ты хорошенько подумай. А я тебе помогу, чтоб тебе думалось легче и быстрей. Девчонку, которую мы ищем, зовут Жаклин. Она американка. Приехала сюда язык наш, русский, изучать. Ну нравится ей почему-то наша русская культура, и все тут. Понимаешь? Вот для того, чтобы лучше в ней разобраться, чтобы жизнь эту нашу, для нее загадочную, попробовать понять, она сюда и приехала. Со мной подружилась. А у нее, видишь ли, любимого человека говнюки какие-то убили. Это тебе как, а? Нашего, русского парня, за которого она замуж собиралась. И ее саму, вдобавок ко всему, похитили и где-то прячут. Ну? Мне, например, это обидно. Это же получается, что как будто бы мне самому прямо в рожу харкнули. А ты что-то знаешь и темнишь. И как я к тебе после этого всего относиться должен? Объясни, может, я чего не понимаю.

— Да ни при чем я здесь…

— И застаю-то я тебя на хате, где бабки, вот из этого самого дома украденные, в тайнике хранятся. И опять ты ни при чем. Ты чего меня, за придурка держишь? — Петр открыл глаза, в которых полыхнул нехороший огонек. — Ты надо мной что, издеваешься, что ли, в натуре?

Мужик взглянул Волкову в глаза и съежился.

— Ну? — распрямился в кресле Петр. — Давай, рожай помаленьку. Только с самого начала и последовательно.

— Ну как… тут такое дело..: — Мужик погасил в пепельнице сигарету.

— Виктора этого, хозяина дачи, откуда знаешь?

— А-а!.. Ну так это… мы же раньше в коммуналке вместе жили, на Лиговке. Чуть ли не с детства. Потом мои-то развелись, и отец на Кирочную переехал. А мать умерла недавно. А Витька, давно уже, квартиру купил. И тоже съехал. А мать его до сих пор на Лиговке так и живет. А тут, с полгода назад, отец мой заболел. Ну и… я Витьке-то и позвонил, по старой памяти. Он лекарства достать может и… всякое такое. Я уже к старику своему перебрался. Ну и все вроде. Отец тоже помер.

— Сирота, выходит дело.

— Ну… вроде так. А месяца три назад он мне и звонит…

— Отец?

— Да нет… Виктор. Давай, мол, встретимся. Ну и…

— Что?

— Встретились. Он-то знает, что у меня засижено. Ну… ходка была одна, по бакланке. Это когда мать еще была жива. И еще одна, потом. Ну… он…

— Давай, давай.

— —Ну он и спрашивает, нет ли у меня, мол, человека на примете, который хату грамотно мог бы взять.

— А у тебя есть.

— Нет. У меня нету. Я ему так и сказал. А он говорит, дескать, ты не торопись, подумай, у меня, мол, не горит. Но человек нужен свой, грамотный. Тема есть. Я, мол, тебе — долю малую за это дело. В дальнейшем.

— А ты?

— А что я? Сказал, что подумаю. Что тут еще говорить-то? Ну вот… А месяца два назад мне звонок в дверь — дзынь! Я открываю, а там Парфен. Как нашел? Мы с ним карифанили… ну, когда я последний раз парился… Я ему адрес-то свой оставлял, еще тот, на Лиговке. Соседи, наверно, сказали. Ну, я его принял. Все, как положено. Он-то сам из Челябинска, чего его занесло? Ну… в Москве, говорит, был, а в Питере ни разу. Ну, я ему спьяну про Витьку-то и сказал. Это ж как раз его… специализация, Парфена. Ну, сказал и сказал. А он как прицепится — сведи, и все тут! Я и свел. Так вот оно и срослось. А жить Парфен у меня остался… Только на дело я с ним ни разу не ходил. Честно говорю.