– Нешто дракон в ней поместится? – усомнился сир Арчибальд, смерив взглядом повозку.

– Должен – два быка помещаются. – Покрытое шрамами лицо Трупоруба скрывалось под маской кобры, но черный аракх на бедре его выдавал. – А эти двое, говорят, меньше черного.

– Потому что в яме сидят. – То же самое, если верить книгам, происходило и в Семи Королевствах. Ни один из взращенных в Драконьем Логове драконов не дорос до Вхагара или Мираксеса, не говоря уж о Черном Ужасе. – Цепи привезли?

– Да, под мясом, – сказала Мерис. – На десяток драконов хватит.

– Хорошо. – Квентин испытывал легкое головокружение. Действительность казалась ему то игрой, то кошмаром: будто открываешь дверь, за которой таятся ужас и смерть, и не можешь остановиться. Он вытер о штаны мокрые от пота ладони. – У ямы тоже стоят часовые.

– Знаем, – сказал Геррис.

– Будьте наготове.

– Мы и так наготове, – сказал здоровяк.

Желудок сводило, но Квентин не смел попроситься отойти по большой нужде.

– Ладно… Нам сюда. – Он редко когда чувствовал себя таким несмышленышем, но они все последовали за ним: Геррис, Арч, Кагго, Мерис и другие наемники. Двое вооружились арбалетами, взятыми из повозки.

Нижний ярус Великой Пирамиды за конюшней был настоящим лабиринтом, но Квентин побывал здесь с королевой и запомнил дорогу. Через три огромные кирпичные арки, по крутому откосу вниз и дальше – мимо темниц, пыточных камер и двух глубоких цистерн. Шаги звучали гулко, повозка с мясом ехала следом. Здоровяк светил снятым со стены факелом.

Вот и ржавые двери, запертые на цепь с висячим замком – каждое ее звено толщиной с человечью руку. При виде них Квентин усомнился в разумности своего замысла. Вон как их вспучило изнутри, железо полопалось, верхний угол левой створки оплавлен.

Здесь часовых было четверо: трое, в одинаковых масках саранчи, с длинными копьями, четвертый, сержант-василиск, с коротким мечом и кинжалом.

– Собака, – сказал Квентин. Сержант насторожился, и принц, мгновенно почуяв неладное, скомандовал: – Взять их!

Сержант в тот же миг схватился за меч, но здоровяк был проворнее. Он кинул факелом в ближнюю саранчу, сорвал со спины молот и обрушил острие на висок василиска, проломив тонкую бронзу и кость. Сержант рухнул на пол, содрогаясь всем телом.

Меч прилипшего к месту Квентина так и остался в ножнах. Он не сводил глаз с умирающего сержанта, а тени от догорающего на полу факела прыгали по стенам в чудовищной насмешке над последними корчами павшего. Копье часового отбил в сторону Геррис – наконечник, целивший в горло принца, лишь оцарапал львиную маску.

Когда саранча облепила Герриса, из мрака выскочили наемники. Геррис, проскочив под чьим-то копьем, вогнал меч под маску и глубже, в горло. Второй стражник упал с арбалетным болтом в груди, третий бросил копье и крикнул:

– Сдаюсь!

– Умереть надежнее, – сказал Кагго. Валирийская сталь аракха, без труда пройдя сквозь плоть и кость, снесла часовому голову. – Многовато шуму, – посетовал Кагго. – Разве глухой не услышал.

– Почему они не пропустили нас? – недоумевал Квентин. – Нам говорили, что пароль…

– Тебе говорили, что ты безумец, – напомнила Мерис. – Делай то, что задумал.

Драконы. Да. Они пришли за драконами. Кажется, его сейчас вырвет. Что он здесь делает? «Зачем все это, отец? Ради чего погибли в мгновение ока четверо человек?»

– Пламя и кровь, – пробормотал Квентин, – кровь и пламя. – Кровь собралась в лужу на кирпичном полу, пламя ожидало за дверью. – Цепь… У нас нет ключа.

– Есть. – Молот Арча грохнул по замку, высекая искры. С пятого удара он сбил замок вместе с цепью – теперь их, должно быть, слышала половина обитателей пирамиды.

– Повозку сюда. – Драконы будут послушнее, если их накормить – пусть полакомятся бараниной.

Арчибальд распахнул железные створки. Петли пронзительно взвизгнули на тот случай, если кто-то проспал сбитую цепь. Изнутри хлынул жар, пахнущий серой, пеплом, горелым мясом.

Кромешная тьма за дверями казалась живой, голодной. Что-то затаилось в ней, свернувшись тугими кольцами. «Воин, пошли мне мужества», – мысленно помолился Квентин. Он не хотел это делать, но другого выхода не было. Для того Дейенерис и показала ему драконов: хочет, чтобы он себя проявил.

Взяв поданный Геррисом факел, Квентин шагнул во тьму.

«Зеленый – Рейегаль, белый – Визерион, – напоминал он себе. – Назвать их по имени, говорить спокойно, но твердо. Укротить их, как Дейенерис укротила Дрогона на арене». Королева, одетая в тончайший шелк, ничего не боялась – не должен бояться и он. Раз она смогла, и он сможет. Главное – не показывать страха. Животные чуют страх, а драконы… Что он знает о них? Что о них знает любой, кого ни возьми? Они больше ста лет как исчезли.

Квентин медленно, водя факелом по сторонам, шел к краю ямы. Стены, пол, потолок вбирали в себя свет. «Да они же черные», – понял Квентин. Кирпич опален и крошится. С каждым шагом делалось жарче – принц стал потеть.

На него смотрели два глаза.

Бронзовые, как полированные щиты, они горели сквозь идущий из ноздрей дым. Свет факела упал на темно-зеленую чешую – таким бывает лесной мох в сумерки. Дракон открыл пасть, и склеп осветился. За рядом острых черных зубов тлело жерло в тысячу раз ярче факела. Длинная шея разматывалась, голова, больше конской, поднималась все выше – теперь бронзовые глаза смотрели на Квентина сверху.

– Рейегаль, – выдавил принц. Хорош укротитель – квакает, как лягушка. Лягуха и есть. – Мясо. Тащите его сюда.

Арч, услышав его, взял из повозки барашка и метнул в яму.

Рейегаль прямо в воздухе пронзил его огненным оранжево-желтым копьем с зелеными жилками. Барашек задымился, дракон поймал его на лету. Огненный ореол по-прежнему окружал его. Запахло паленой шерстью и серой – драконий запах.

– Я думал, их двое, – сказал здоровяк.

Да. Где же Визерион? Принц опустил факел. Зеленый дракон, мотая хвостом, терзал дымящуюся тушку. На шее у него стал виден толстый железный ошейник с оборванной цепью – остальные звенья, наполовину расплавленные, валялись на дне ямы среди горелых костей. В прошлый раз, вспомнил принц, Рейегаль был прикован к стене и к полу, а Визерион висел на потолке, как летучая мышь. Квентин поднял факел, задрал голову.

С потолка стекла струйка пепла – там двигалось что-то светлое. «Пещеру себе сделал, – понял Квентин, – вырыл в кирпиче нору». Стены фундамента Великой Пирамиды, несущие на себе эту махину, втрое толще крепостных стен всякого замка, но Визерион одолел эту толщу.

Теперь он проснулся и разворачивался в норе подобно белой змее. Пепел и кирпичная крошка сыпались градом. Вот шея, вот хвост, вот рогатая голова с глазами как золотистые угли. Вот крылья – они шуршат, расправляясь.

Кагго Трупоруб кричал что-то наемникам… Цепи велит доставать. Задумано было накормить драконов до отвала и надеть на сытых-неповоротливых цепи – так когда-то сделала королева. Хотя бы на одного, но желательно на обоих.

– Еще мяса, – сказал Квентин. – Быстро.

Змеи в Дорне, наевшись досыта, и впрямь еле движутся, но эти чудовища…

Визерион ринулся с потолка, топорща бледные крылья – у него на шее тоже болталась цепь. Из пасти стрельнуло золотое пламя с красно-оранжевыми прожилками, в воздух поднялось горячее облако пепла и серы.

Кто-то схватил Квентина за плечо, факел покатился по полу и упал в яму.

– Ничего не выйдет, Квент! – прокричала бронзовая обезьяна. – Видишь, какие дикие…

Дракон, ревя как сто львов, сел между ними и дверью. Оглядев всех пришельцев, он остановил взгляд на Мерис и стал принюхиваться. «Чует, что это женщина. Ищет свою мать, Дейенерис, не понимает, почему не пришла она».

– Визерион, – позвал, вырвавшись от Герриса, Квентин. Не ошибка ли? Нет, точно: белый – Визерион. Пальцы нашарили на поясе кнут. Черного Дейенерис укротила кнутом, он сделает то же самое.

Дракон, услышав свое имя, повернул голову. Теперь он смотрел на Квентина, и за его черными зубами мерцал бледный огонь.