Я никогда не работаю с женщинами. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за какую плату и ни при каких условиях. Ни когда они коллеги (хотя, при моей прошлой профессии это было почти невозможно — попробуй встреть на улице женщину-плотника!), ни, уж тем более, когда они — заказчики или начальники. Это правило мне втолковал батя ещё в детские годы, и оно годами стояло незыблемым. Я не то что не собирался нарушать — я не хотел этого сам, прекрасно понимая, что преступление через собственные принципы никогда ничем хорошим не заканчивается. Но не следует при этом воспринимать меня неправильно: я люблю женщин, всей душой, всем сердцем и иными частями тела. Я просто с ними не работаю.

Не работал. Мы все гордо бьём себя в грудь при словах, что чего-то-там никогда не делали и делать не собираемся, что бы ни произошло. Мы лжём сами себе — просто в тот момент ещё не наступили действительно те обстоятельства, которые заставят нас переступить через себя.

Ненавижу себя.

Я, побитый, но скорее с уязвлённым чувством собственной важности, лежал в луже грязи и лошадиного дерьма, мрачно глядя вверх, в небеса. Оттуда, из тёмных свинцовых облаков, летели редкие, но крупные капли начинающегося дождя. Где-то совсем рядом бежали те, кто избил меня, побил низко и подло, подкараулив за углом таверны возле отхожего места и навалившись скопом. А ещё они обчистили мне карманы, забрав все деньги (гроши!) и товар. И если я первое спокойно переживу, то вот из-за второго…

А ещё больше я ненавидел её.

— Фенора! — со злобой прошипел я.

Всего год назад я спокойно жил вместе с женой на севере материка под Зовьеном, в среднего размера деревеньке под названием Тавинка. Что означает это название, никто понятия не имел, да и не важно это было — леса вокруг были густы и девственно чисты, на юго-западе виднелась гряда Самазских гор, блестящих от снега добрую половину года. А с севера со стороны моря надёжно укрывали территории Бод (примечание: одна из четырёх основных рас Саэлинна, подробнее смотри в справочнике), которые почти никогда никого не пропускали через свои земли. Тихое и укромное место, защищённое со всех сторон, войны и конфликты по поводу передела территорий и иных многовековых претензий Давурской Империи и её соседей всегда пролетали мимо, мы о них узнавали только тогда, когда всё уже было кончено. Влияние Яарда (примечание: иной план бытия, куда попадают после смерти все грешники и подвергаются там страшным мукам) и, следовательно, монстров, там было одним из самых низких во всём Саэлинне, при этом леса доверху напичканы живностью. Ни шахт, ни древних развалин — ничего. Самый укромный уголок на всём свете, непролазное болото, в котором ничего не происходило.

Я тоже не привлекал никогда к себе внимания. Ростом особо не вышел, десять вершков (примечание: имеется в виду два аршина десять вершков, что примерно равно метру восьмидесяти), но имел внушительную комплекцию из-за того, что любил побаловаться рубкой деревьев. Короткие русые волосы, серые глаза, нос картошкой, внушительный подбородок — меня уважительно приветствовали, в душе при этом мечтая поскорее уйти из-под моего взгляда, который, как мне всегда казалось, ровным счётом ничего не выражал. Мои плотницкие поделки ценили, ценили и меня за то, что я всегда всё делал качественно и вовремя, но при этом старались поменьше общаться со мной. Хотя на празднованиях и свадьбах я частенько бывал в центре веселья. Мою жену, Эйвин, любили гораздо больше меня — она была красавицей, каких поискать, и при этом готовила очень вкусную выпечку. Эта черноволосая худая девушка на семь лет моложе меня (мне тогда было тридцать) хоть и казалась внешне холодной и стервозной, на самом деле имела очень мягкий характер и покладистый нрав. Люди к ней тянулись. Такие вот мы были, Раснодри и Эйвин Солдроу, живущие на краю Тавинки.

А ещё у меня была Фенора. На голову ниже меня, с круглым лицом, светлыми волосами и голубыми глазами, не такая худая, как Эйвин, да и старше на несколько лет. Не особо красивая, но забери меня Молдур (примечание: Бог Смерти, подробнее смотри в справочнике), от одного её взгляда я был готов порвать любого голыми руками, стоит ей только пожелать. После чего страстно припасть к её пухлым губам и отправиться с ней в одно прекрасное место.

Я любил их обеих. С Эйвин было тихое, мирское, как говорят в народе, счастье, мы оба получали от нашего брака всё, что хотели, шли по жизни рука об руку и ощущали поддержку друг друга, словом, были крепкой семьёй. И любили друг друга. Но Фенора для меня была женщиной из числа тех, ради которых мужчины завоёвывали государства, казнили врагов и с именем возлюбленной на устах погибали в бою. Эйвин о нас с Фенорой не знала, а меня и Фенору всё устраивало. Во всяком случае, так мне казалось.

К тому времени мы с Фенорой были любовниками вот уже два года. Всё было прекрасно до тех пор, пока Фенора не начала мне намекать на то, что я должен был бросить свою жену и остаться с ней. За пару месяцев её робкие просьбы стали гораздо настойчивее, переросли в истерики и скандалы. Меня это взбесило, и я решил взять перерыв в отношениях с ней на пару недель. И вот, ровно через семь дней, одним тихим летним вечером, уже затемно, я вернулся из своей мастерской домой, усталый, потный, намеревавшийся хорошенько попариться в бане перед сном. Видать, виновато было провиденье, но я почему-то взял с собой из мастерской большой топор для рубки деревьев. Подошёл к порогу дома, зашёл в сени и позвал жену:

— Эйвин! Налей пару кружек кваса, я пойду попарюсь. Ты пойдёшь со мной?

Ответом мне была звенящая тишина.

— Эйвин! Ты дома?

Я пожал плечами — видать, ушла с соседкой расплачиваться за те пару мешков муки, что я сегодня в обед от неё принёс. Вышел на улицу, быстренько затопил баню и снова вернулся домой, за квасом.

— Эйвин!

Свечи на кухне сгорели только наполовину, видать, действительно куда-то срочно ушла на минутку, раз даже их не затушила. Вот только минутка у неё непростительно затянулась.

Тут внезапно в спальне что-то упало. Звук был глухой, будто что-то тяжёлое и твёрдое стукнулось о деревянные доски. Словно чья-то голова.

Неприятный холодок пробежал у меня по спине, волосы на голове зашевелились в тревожном предчувствии. Я мигом вылетел обратно в сени, взял в руки тяжёлый топор, после чего ввалился в зал, а оттуда — уже в спальню.

— Эйвин! — крикнул я.

Здесь оказалось гораздо темнее, чем в зале — серебристая луна только взошла с противоположной стороны дома, и сюда её свет не проникал. Очертания шкафа, комода и кровати я угадывал смутно, больше ориентируясь на памятные образы в голове, чем на зрение. Но каким-то образом ощутил, что в комнате я не один. И это была не Эйвин.

Он бросился на меня внезапно, больно ударив своей массивной тушей в грудь, едва не вышибив мне дух. Я отшатнулся и вывалился обратно в зал, распластавшись по полу и подняв над собой топор. Второй бросок атакующего пришёлся как раз на его широкую и грязную деревянную рукоять, и острые как бритва длинные клыки сомкнулись всего в одной пяди от моего лица. Тут на нас упал лунный свет.

Аспид. Крылатая чёрно-зелёная змея с двумя короткими ядовитыми хоботами-присосками, торчавшими из уродливой башки. Весьма грозная тварь, но, на моё счастье, ещё не взрослая, не заменившая острые клыки на массивный птичий клюв. И пока ещё уязвимая для моего топора.