Роланд вновь заплакал. Закрыл лицо руками, закачался взад-вперед, стоя на коленях, вдыхая аромат сосновых иголок и кляня себя, что не отказался от своих планов до того, как ка, этот старый и терпеливый демон, не показала ему истинную цену, которую придется заплатить ради достижения поставленной цели. Он бы отдал что угодно, лишь бы изменить случившееся, засыпать эту яму, в которой пока еще ничего не лежало, но происходило все в мире, где время текло только в одну сторону.

Снова взяв себя в руки, он осторожно завернул Джейка в синий брезент, соорудил некое подобие капюшона вокруг застывшего, бледного лица. Лицо он собирался закрыть навсегда перед тем, как засыпать могилу, но не раньше.

— Ыш? — спросил он. — Ты будешь прощаться?

Ыш посмотрел на стрелка, и поначалу Роланд засомневался, а понял ли его ушастик-путаник. Но потом вытянул шею и в последний раз лизнул щеку мальчика языком.

— Ай, Эйк, — сказал он, то есть: «Прощай, Джейк».

Стрелок поднял тело мальчика (каким же он был легким, этот мальчик, который прыгал с сарая в сено с Бенни Слайтманом и плечом к плечу с отцом Каллагэном противостоял вампирам, каким удивительно легким; видать, вес его ушел вместе с жизнью) и опустил в могилу. Крошка земли упала на щеку, и Роланд убрал ее. Покончив с этим, снова закрыл глаза и задумался. Потом наконец-то, запинаясь, начал. Он знал, что любой перевод на язык здешних мест будет корявым, но сделал все, что мог. И если душа Джейка находилась рядом, она бы поняла все слова.

«Время летит, погребальные колокола звенят, жизнь уходит, поэтому услышь мою молитву.

Рождение — не что иное, как начало смерти, поэтому услышь мою молитву.

Смерть безмолвна, поэтому услышь мою речь».

Слова уплывали в зелено-золотое марево. Роланд их отпустил, потом продолжил. Уже более уверенно.

— Это Джейк, который служил ка и своему тету. Скажи, правильно.

Пусть прощающий взгляд С’маны исцелит его сердце. Скажи: спасибо.

Пусть руки Гана поднимут его из черноты этой земли. Скажи: спасибо.

Окружи его, Ган, светом.

Наполни его, Хлоя, силой.

Если его мучает жажда, дай ему воды на пустоши.

Если он голоден, дай ему еды на пустоши.

Пусть его жизнь на этой земле и боль, через которую он прошел, станут как сон для его просыпающейся души, пусть его глаза увидят только то, что им приятно; пусть он найдет друзей, которых считал потерянными, и пусть каждый, кого он позовет, отзовется.

Это Джейк, который жил достойно, любил тех, кто любил его, и умер, когда того захотела ка.

Каждый человек должен умереть. Это Джейк. Дай ему покой.

Какое-то время он еще постоял на коленях, сцепив руки, думая о том, что до этого момента не понимал ни истинной силы печали, ни боли переживаний.

Я не смогу дать ему уйти.

Но вновь в действие вступил жестокий парадокс: если не даст, жертва будет принесена зазря.

Роланд открыл глаза.

— Прощай, Джейк. Я люблю тебя, дорогой.

Потом укутал лицо мальчика синим капюшоном, чтобы защитить от дождя земли, которому предстояло пролиться на тело.

Засыпав могилу и обложив ее камнями, Роланд вернулся к дороге и изучил историю, которую рассказали ему следы на обочине, просто потому, что других дел у него не было. Покончив с этим бессмысленным занятием, сел на свалившееся дерево. Ыш остался у могилы, и у стрелка создалось впечатление, что он оттуда не уйдет. Роланд собирался позвать Ыша после приезда миссис Тассенбаум, но понимал, что Ыш может и не прийти. Из этого следовало, что он решил присоединиться к своему другу на пустоши. Ушастик-путаник сторожил бы могилу Джейка, пока не умер бы от голода или его не сожрал бы какой-нибудь хищник. Мысль эта только усилила печаль Роланда, но он уважал решение Ыша.

Десять минут спустя Ыш сам вышел из леса и сел у левого сапога стрелка.

— Молодец. — С этими словами Роланд погладил ушастика-путаника по голове. Ыш выбрал жизнь. Мелочь, конечно, но хорошая мелочь.

Еще через десять минут темно-красный автомобиль практически бесшумно подкатил к тому месту, где Кинга сшибла машина и погиб Джейк. Свернул на обочину. Роланд открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, сел, по привычке поморщился от боли, которой уже не чувствовал. Ыш без приглашения запрыгнул в салон, улегся у него между ног, свернулся, уткнувшись носом в бок, и вроде бы заснул.

— Вы позаботились о своем мальчике? — спросила миссис Тассенбаум, трогая «мерседес» с места.

— Да. Спасибо, сэй.

— Сейчас я не могу хоть как-то отметить это место, но потом обязательно что-нибудь здесь посажу. Вы знаете, что бы могло ему понравиться?

Роланд поднял голову и впервые после смерти Джейка улыбнулся.

— Знаю, — ответил он. — Роза.

Почти двадцать минут они ехали молча. Она остановилась у маленького магазинчика на окраине Бриджтона и залила полный бак бензина. Слово МОБИЛ Роланд узнал, оно встречалось ему в его странствиях. Когда она зашла в магазин, чтобы расплатиться, он вскинул голову и посмотрел на облака, los angeles, которые ровно и уверенно бежали по небу. Тропа Луча — и теперь она выделялась четче, если, конечно, он не принимал желаемое за действительное. Роланд предположил, что значения это не имеет, даже если и принимал. Если Луч еще не стал сильнее, то скоро станет. Они сумели его спасти, но радости от этого достижения Роланд не испытывал.

Из магазина миссис Тассенбаум вышла с футболкой в руках, которую украшало изображение повозки-фургона, настоящей повозки-фургона, которую взяли в круг слова. Роланд смог понять только одно из них, ГОРОД, и спросил ее, что написано на футболке.

— «ДНИ ГОРОДА БРИДЖТОНА, С 27 ПО 30 ИЮЛЯ 1999», — ответила она. — Что здесь написано, не важно, главное — прикрыть вам грудь. Рано или поздно мы захотим остановиться, а в этих местах есть поговорка: «Нет рубашки, нет обуви, нет обслуживания». Сапоги у вас сбитые и ободранные, но, полагаю, во многих местах вас пустят на порог. А вот с голой грудью? Ах-ах, ничего не выйдет, Хосе. Позже я куплю вам рубашку с воротничком и приличные брюки. Эти джинсы такие грязные, что, думаю, могут стоять сами по себе. — Последовал короткий (но яростный) внутренний диспут, после чего она решилась озвучить свои мысли: — На вас, я бы сказала, два миллиона шрамов. И это только на той части тела, которую я вижу.

Роланд на ее слова не отреагировал.

— У тебя есть деньги? — спросил он.

— Я взяла триста долларов дома, куда заезжала за автомобилем, и при мне было тридцать или сорок. Есть еще кредитные карточки, но ваш ушедший от нас друг сказал, что я, пока смогу, должна расплачиваться наличными. Если удастся, до того момента, как мы с вами расстанемся. Он сказал, что вас могут искать. Назвал их «низшими людьми».

Роланд кивнул. Да, в этом мире могли оставаться «низшие люди», а после того как он и его ка-тет основательно порушили планы их хозяина, они будут охотиться на него с удвоенным рвением. С превеликим удовольствием отрежут ему голову, чтобы преподнести ее Алому Королю. Да и голову сэй Тассенбаум, если выяснят, что она помогала ему.

— Что еще сказал тебе Джейк? — спросил Роланд.

— Что я должна отвезти вас в Нью-Йорк, если вы захотите поехать туда. Что там есть дверь, через которую вы сможете попасть в город Фейдаг.

— Что-нибудь еще?

— Да. Он сказал, что есть еще одно место, где вы захотите побывать перед тем, как пройти через дверь. — Она искоса, можно сказать, застенчиво, глянула на него: — Есть?

Роланд задумался, кивнул.

— Он также говорил с собакой. Похоже… приказывал ей? Давал инструкции? — Она с сомнением посмотрела на Роланда. — Могло такое быть?

Роланд решил, что да. Женщину Джейк мог только просить. Что же касается Ыша… что ж, поэтому, наверное, Ыш и не остался у могилы, пусть ему и хотелось.

Какое-то время они ехали молча. Дорога вывела их на более широкую, забитую автомобилями и грузовиками, которые мчались с огромной скоростью по многим полосам движения. Ей пришлось остановиться у шлагбаума и заплатить, чтобы выехать на другую дорогу. Деньги собирал робот с ведерком в руке. Роланд подумал, что сможет уснуть, но, стоило ему закрыть глаза, увидел лицо Джейка. Потом Эдди, с бесполезной повязкой на лбу. Если это я вижу, закрывая глаза, — подумал он, — что будет ждать меня во снах?