— Вон там! — воскликнула она. — Впереди! Тед сказал: «Я думаю, это тот самый тоннель, который они называют Главной улицей», и Динки добавил, что согласен с Тедом. А Дани Ростова сказала, что давным-давно, когда Алый Король сделал что-то такое, из-за чего в Тандерклепе установился вечный сумрак, большая группа людей воспользовалась этим тоннелем, чтобы выбраться отсюда. Но оставили здесь свои мысли. Я спросила ее, на что это похоже, читать оставленные мысли, и она ответила: все равно что смотреть на мыльную грязь, осевшую на стенках ванны после того, как спустили воду. «Удовольствие маленькое», — подвела итог Дани. Потом Фред пометил тоннель, и мы двинулись в обратный путь, к лазарету. Я не хочу хвалиться и сглазить, но, думаю, теперь все будет в порядке.

Она не ошиблась, по крайней мере на какое-то время. Через восемьдесят шагов после кучи мусора они подошли к арке, за которой начинался тоннель, полого уходящий вниз, освещенный мерцающими белыми шарами под потолком. На стене они увидели четыре меловые полоски, которые уже потекли под воздействием влаги на стенах, последнее послание, оставленное им обретшими свободу Разрушителями:

Они немного передохнули, поели изюма из банки, упакованной под вакуумом. Даже Ыш съел несколько изюминок, хотя было ясно, что удовольствия от такой еды он не испытывает. Когда они подкрепились, Роланд убрал банку в кожаный мешок, который нашел в Федике, и спросил Сюзанну:

— Пошли?

— Да. Немедленно, пока я не лишилась последних остатков… Господи, Роланд, что это?

Сзади, возможно, из одного из коридоров, отходящих от перекрестка с кучей мусора, донесся низкий глухой звук. Что-то в нем было хлюпающее, словно наполненные водой резиновые сапоги только что сделали один шаг.

— Не знаю, — ответил Роланд.

Сюзанна в тревоге оглянулась, но увидела только тени. Некоторые двигались, но, возможно, потому, что мигали лампы.

Возможно, потому.

— Знаешь, — сказала она, — мне кажется, будет неплохо, если мы поскорее отсюда смотаемся.

— Думаю, ты права. — Роланд опустился на одно колено, оперся о землю подушечками пальцев, словно легкоатлет, готовящийся взять старт с колодок. Когда Сюзанна устроилась в упряжи, он поднялся и двинулся в направлении, указанном стрелкой, если еще не бегом, то быстрым шагом.

С такой вот скоростью он шел минут пятнадцать, пока они не набрели на скелет, одетый в клочья сгнившей военной формы. На черепе уцелел клок кожи с черными волосами. Челюсть улыбалась, словно приветствуя их в подземном мире. Рядом с тазовыми костями лежал перстень, соскользнувший с пальца правой руки мертвеца. Сюзанна сказала Роланду, что хочет взглянуть на него. Стрелок наклонился, поднял перстень, протянул ей. Она осмотрела перстень, убедилась, что ее догадка правильная, отбросила. Он звякнул, ударившись об пол, а потом остались только звуки капающей воды да слабое, но настойчивое звяканье тодэшных колокольцев.

— Так я и думала, — сказала Сюзанна.

— И что это было? — спросил он уже на ходу.

— Этот парень был «Лосем». У моего отца был такой же чертов перстень.

— Лосем? Не понял.

— Это студенческое братство. Ка-тет хороших мальчиков. Но каким ветром сюда занесло «Лося»? Если бы идолопоклонника, я бы еще поняла. — И она рассмеялась, пожалуй, слишком уж нервно.

Лампы под потолком наполнял какой-то яркий газ, ритм пульсаций которого не отличался постоянством. Сюзанна чувствовала, что частота пульсаций определяется каким-то фактором, и вскоре поняла, в чем дело. Если Роланд прибавлял шагу, пульсации учащались. Если замедлял ход (не останавливался, просто немного переводил дух), становились реже. Она не думала, что пульсации реагируют на его частоту сердцебиения, или на ее, но, так или иначе, они от этого зависели (если бы Сюзанна знала термин биоритмы, то ухватилась бы за него). Где бы они ни находились, в любой момент времени, в пятидесяти ярдах впереди, чуть ближе или чуть дальше, Главная улица оставалась темной. Потом, по мере их приближения, лампы начинали зажигаться одна за одной. Это завораживало. Когда же Сюзанна обернулась, только один раз, не хотела своими телодвижениями сбивать Роланда с шага, то увидела, что лампы гасли в пятидесяти, или около того, ярдах позади. Эти лампы были гораздо ярче, чем те, что освещали самое начало Главной улицы, и Сюзанна догадалась, что лампы у входа подсоединены к другому источнику энергии, который, как и все в этом мире, уже начал сдавать. Потом она заметила, что одна из ламп и с их приближением остается темной. Когда они прошли под ней, поняла, что лампа светится, но только чуть-чуть, в самой середине, реагирует на биение их сердец. Лампа эта напомнила ей неоновые вывески, в которых перегорели одна или несколько букв, превращая ПАРИЖ в ПА Ж или КУРИНЫЕ НОЖКИ в КУРИНЫЕ НОЖ И. Через сотню футов им встретилась еще одна потухшая лампа, потом еще, потом две подряд.

— Такое впечатление, что скоро нам придется идти в темноте, — мрачно изрекла Сюзанна.

— Знаю, — ответил Роланд, по дыханию чувствовалось, что он начинает уставать.

Воздух оставался влажным, но холод постепенно сменялся жарой. На стенах висели постеры, но они сгнили до такой степени, что не представлялось возможным прочитать хоть слово. Потом, на сухом участке стены она увидела изображение мужчины, который только что, на арене, проиграл бой тигру. Большая кошка вырывала внутренности из живота вопящего от боли мужчины, а на трибунах бесновались зрители. Под картинкой однострочная надпись повторялась на шести языках: ПОСЕТИТЕ ЦИРК МАКСИМА! ВАМ ПОНРАВИТСЯ!

— Господи, Роланд, — выдохнула Сюзанна. — Святой Боже, кем они были?

Роланд промолчал, хотя знал ответ: людьми, которые сошли с ума.

С интервалом в сто ярдов им встречались короткие лестничные марши, максимум из десяти ступеней, которые уводили их все глубже в чрево земли. Пройдя, по подсчетам Сюзанны, с четверть мили, они наткнулись на ворота, сорванные с петель, похоже, каким-то транспортным средством и разнесенные в щепки. Около ворот валялось много скелетов, они просто устилали пол, так что Роланду приходилось наступать на некоторые, чтобы пройти. Под сапогами кости не крошились с хрустом, а, напитанные влагой, издавали какие-то чавкающие звуки, которые еще сильнее действовали на нервы. От костей поднимался сырой неприятный запах. В том месте, где лежали тела, большинство кафельных плиток сорвало со стен, а в тех, что остались, чернели дыры от пуль. То есть воевали не луками и копьями, а стрелковым оружием, скорее автоматическим. Сюзанна уже открыла рот, чтобы озвучить свои мысли, но прежде чем успела произнести хоть слово, до ее ушей вновь долетел низкий, глухой звук. Она подумала, что звук этот чуть прибавил в громкости, то есть чуть приблизился. Она опять обернулась и ничего не увидела. Лампы по-прежнему гасли в пятидесяти ярдах от них.

— Только не подумай, что у меня паранойя, Роланд, но я думаю, что нас преследуют.

— Знаю, что преследуют.

— Ты хочешь, чтобы я выстрелила в преследователя? Или бросила в него тарелку? Этот свист может напугать кого угодно.

— Нет.

— Почему нет?

— Эта тварь, возможно, не знает, кто мы. Если ты выстрелишь… узнает.

До нее не сразу дошел истинный смысл его слов: у Роланда не было уверенности, что пули, или ориса, смогут остановить преследователя. Или, что того хуже, он знал, что не смогут.

Когда Сюзанна заговорила снова, ей пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить голос звучать спокойно. Она решила, что ей это удалось, но максимум на троечку.

— Ты думаешь, это одна из тварей, что живут в той пропасти?

— Возможно, — ответил Роланд. — А может, она выбралась из тодэшного пространства. А теперь помолчи.

Стрелок прибавил шагу, перешел на бег трусцой, потом просто побежал. Ее поражала его скоростная выносливость, теперь, когда из бедра ушла боль, он творил чудеса, но она слышала, что дыхание стрелка становится все тяжелее, чувствовала, с какой частотой расширяется и опадает грудная клетка. Воздух вырывался изо рта с хрипами, напоминавшими крики раздражения. Она бы отдала что угодно за возможность бежать сейчас рядом с ним, на собственных ногах, сильных ногах, которых лишил ее Джек Морт.