Вниз вела крутая и узкая лестница. Роланд поводил рукой по стене за дверцей и нашел выключатель. Зажглись две лампочки, одна на полпути, другая — в самом низу. Тут же из подвала донесся крик, полный боли и страха, но без слов. От этого крика по коже Сюзанны побежали мурашки.

— Подойди к лестнице, кто бы ты ни был! — крикнул Роланд.

Снизу не ответили. Снаружи завывал ветер, бросая снег в стену дома с такой силой, что он скрипел, словно песок.

— Подойди к лестнице, чтобы мы смогли увидеть тебя, а не то останешься там, где сейчас, — повторил Роланд.

Обитатель подвала не вышел к свету, но опять крикнул, и в крике этом звучали скорбь, ужас и (Сюзанна этого боялась) безумие.

Роланд посмотрел на нее. Она кивнула и прошептала:

— Иди первым. Я тебя прикрою, если потребуется.

— Будь осторожнее на ступеньках, чтобы не упасть, — так же тихо ответил ей Роланд.

Она вновь кивнула и повторила его жест нетерпения: вертанула рукой. «Давай, давай».

На губах стрелка появилась тень улыбки. Он двинулся вниз, уткнув ствол револьвера в ложбинку на правом плече, и в этот момент так напоминал Джейка Чеймберза, что Сюзанна едва не заплакала.

Подвал представлял собой лабиринт из бочек, коробок, ящиков и каких-то узлов, подвешенных к потолку. Сюзанне не хотелось знать, что находится в этих узлах. Опять до них донесся все тот же крик, наполовину вопль, наполовину рыдание. А над ними, пусть уже и приглушенно, выл и ревел ветер.

Роланд повернул налево и двинулся по зигзагообразному проходу, образованному поставленными друг на друга коробками. Высота «стен» достигала головы. Сюзанна последовала за ним, сохраняя дистанцию, то и дело оглядываясь. Также прислушиваясь к Ышу, готовая отреагировать на тревожный лай. Увидела несколько стоявших друг на друге коробок с маркировкой «Тексас инструментс», еще на нескольких прочитала «Китайское печенье с сюрпризом[223] Толстяка Хо». Не удивилась вдруг попавшемуся на глаза шуточному названию давно брошенной повозки. Потому что уже выбрала весь лимит удивления.

Идущий впереди Роланд остановился.

— Слезы моей матери, — выдохнул он. Фразу эту она слышала от него лишь однажды, когда они набрели на оленя, упавшего с обрыва, который лежал со сломанными двумя задними и одной передней ногой и незряче смотрел на них снизу вверх, потому что мухи выели глаза у несчастного, еще живого животного.

Она застыла на месте, пока знаком он не предложил ей присоединиться к нему, а потом быстренько, на ладонях и культях, добралась до него и оползла справа.

Выложенный камнем дальний угол подвала в доме Дандело — юго-восточный, если она не ошиблась со сторонами света, — занимала тюремная камера. Стены и дверь изготовили из сваренных металлических стержней. Тут же стоял сварочный аппарат, который использовал Дандело… но очень давно, если судить по толстому слою пыли на баллоне с ацетиленом. На S-образном крюке, вбитом в каменную стену, на расстоянии, чуть превышающем длину вытянутой руки (Сюзанна не сомневалась, для того, чтобы дразнить пленника), висел большой, под старину,

(дад-а-чам, дад-а-чуч)

серебряный ключ. Пленник стоял у решетчатой двери, протягивая к ним грязные руки. Такой худой, что напомнил Сюзанне ужасные фотографии узников концентрационных лагерей, которые она когда-то видела, тех, кто выжил в Освенциме, Берген-Бельзене, Бухенвальде, живых (пусть и едва) обвинений человечеству в целом, в болтающихся, как на вешалке, полосатых робах, этих жутких шапках с плоским донышком и ужасно яркими глазами, которые так хорошо все чувствовали и понимали. «Нам так хочется не знать, кем мы стали, — говорили эти глаза, — но, к сожалению, мы знаем».

Что-то похожее читалось в глазах Патрика Дэнвилла, когда он протягивал руки сквозь прутья и издавал нечленораздельные молящие звуки. С близкого расстояния они напомнили Сюзанне насмешливые крики какой-то птицы, живущей в джунглях, на саундтреке фильма: «Ай-ииии, ай-ииии, ай-йоук, ай-йоук!»

Роланд снял ключ с крюка и шагнул к двери. Одна из рук Дэнвилла ухватилась за его рубашку, и стрелок ее оттолкнул. В движении этом не было злобы, подумала Сюзанна, но исхудавший донельзя пленник подался назад, выпучив глаза. Волосы у него отросли до плеч, но борода едва пробивалась на щеках. Чуть гуще она росла на подбородке и над верхней губой. Сюзанна подумала, что Патрику лет семнадцать, может, чуть больше.

— Я не хотел тебя обидеть, Патрик, — будничным голосом сказал Роланд. Вставил ключ в замок. — Ты — Патрик? Патрик Дэнвилл?

Худющий юноша в грязных джинсах и широченной рубашке, подол болтался на уровне колен, молча пятился в угол прямоугольной камеры. Когда уперся спиной в стену, соскользнул на пол, сел рядом с — как решила Сюзанна — парашей, под рубашкой подтянул колени к исхудалому, перекошенному ужасом лицу. Когда Роланд открыл замок и вытащил дверь на себя (петель не было), Патрик Дэнвилл вновь начал издавать птичьи звуки, только на этот раз чуть громче: «АЙ-ИИИИ, АЙ-ЙОУК, АЙ-ИИИИИ!» Сюзанна скрипнула зубами. Когда Роланд вошел в камеру, юноша издал еще более громкий крик и принялся биться затылком о камни. Роланд тут же подался назад. Дэнвилл прекратил самоистязание и смотрел на незнакомца со страхом и недоверием. Потом вытянул вперед руки с грязными длинными пальцами, как бы прося помощи.

Роланд посмотрел на Сюзанну.

Она подобралась к двери камеры. Истощенный юноша поднял руки, перекрестил их в запястьях, словно защищаясь от удара.

— Нет, сладенький. — Таких интонаций у Детты Уокер Сюзанна не слышала, не подозревала, что она может так говорить. — Нет, сладенький, я не собираюсь причинить тебе зла, а если бы собиралась, то пустила бы тебе две пули в голову, как сделала с этим сукиным сыном наверху.

Она что-то увидела в его глазах, в то мгновение, когда они широко раскрылись, и показалось что-то большее, чем налитые кровью белки.

— Да, да! Миста Коллинз, он мертв! Больше никогда не сможет спуститься вниз и делать… что? Что он делал с тобой, Патрик?

Над их головами, приглушенный камнем стен, взвыл ветер. Лампы мигнули. Дом протестующе застонал.

— Что он с тобой делал, мальчик?

Похоже, задавать такие вопросы не имело смысла. Он не понимал. И как только она пришла к такому выводу, Патрик Дэнвилл приложил руки к животу. А лицо его перекосилось гримасой, которая, Сюзанне это сразу стало ясно, изображала смех.

— Он заставлял тебя смеяться?

Забившийся в угол Патрик кивнул. Пальцы сжались в кулаки, которые он поднял к лицу. Потер щеки, поднес к глазам, посмотрел на нее. Сюзанна заметила шрам на его переносице.

— Он заставлял тебя и плакать.

Патрик опять кивнул. Еще раз изобразил гримасу смеха, прижав руки к животу и трижды выдохнув: хо-хо-хо, стер слезы с заросших пушком щек, добавил еще один элемент пантомимы; поднес ко рту сложенные лодочкой ладони и почмокал.

На этот раз заговорил Роланд, стоявший позади Сюзанны:

— Он заставлял тебя смеяться, заставлял тебя плакать и заставлял есть.

Патрик так яростно затряс головой, что вновь ударился ею о камень стен.

— Он сам ел, — догадалась Детта. — Это ты хотел нам сказать? Дандело ел.

Патрик кивнул, из его глаз брызнули слезы. Вновь раздались полные скорби звуки. Сюзанна на ладонях и культях медленно двинулась к юноше, готовая тут же дать задний ход, если бы он вновь начал биться головой о стену. Он не начал. И когда она добралась до него, уткнулся лицом ей в грудь, продолжая плакать.

Когда же Патрик поднял голову и посмотрел на нее, в глазах стояла тупая, собачья преданность.

— Не волнуйся, — сказала ему Сюзанна. Детта ушла, должно быть, потрясенная всем этим кошмаром. — Он больше ничего тебе не сделает, потому что мертв, как пень, мертв, как камень на дне реки. Я хочу, чтобы ты открыл рот.

Патрик замотал головой. В глазах снова появился страх, и кое-то еще, чего Сюзанне совершенно не хотелось видеть. Стыд.