Ыш улегся на землю рядом с Джейком, вроде бы вновь заснул. Но Джейка зверек, конечно же, провести не мог.

— Хайл, и веселого тебе дня, — сказал Джейк, когда молчание стало уж совсем невыносимым.

Роланд кивнул.

— Весело начнется, весело пройдет. — Сам-то он выглядел таким же веселым, как похоронная процессия. Тот стрелок, что при свете факелов танцевал зажигательную каммалу в Калье Брин Стерджис, должно быть, уже тысячу лет лежал в могиле.

— Как ты, Роланд?

— Как видишь, могу сидеть на корточках.

— Ага, но как ты?

Роланд посмотрел на него, сунул руку в карман, достал кисет.

— Стар и набит пеплом, как ты, должно быть, знаешь. Курить будешь?

Джейк подумал, потом кивнул.

— Они будут короткими, — предупредил Роланд. — Я рад, что моя амуниция вернулась ко мне, там много чего есть, но вот табака маловато.

— Сбереги его для себя, если хочешь.

Роланд улыбнулся.

— Человек, который не может поделиться привычкой с другим, должен от нее отказаться. — Он свернул пару самокруток, используя для обертки какой-то лист, который порвал пополам, протянул одну Джейку, зажег спичку, чиркнув ею о ноготь большого пальца. В неподвижном, холодном воздухе Кан Стик-тете дым зависал перед ними и лишь через какое-то время начинал подниматься, растворяясь в воздухе. Джейк подумал, что табак горячий, крепкий и залежавшийся, но ничего не сказал. Он вспомнил о тех временах, когда говорил себе, что не будет курить, как его отец, никогда в жизни, и на тебе, идет по его стопам. С согласия, если не одобрения, своего нового отца.

Роланд протянул руку, пальцем коснулся лба Джейка… левой щеки… носа… подбородка. Последнее прикосновение отдалось легкой болью.

— Прыщи, — сказал Роланд. — Дело в здешнем воздухе. — Он подозревал, что причина — эмоциональный стресс, горе, вызванное смертью отца Каллагэна, но понимал: если даст знать об этом мальчику, печаль Джейка, вызванная трагическими событиями в «Дикси-Пиг», только усилится.

— У тебя их нет, — заметил Джейк. — Кожа чистая, как на барабане. Счастливый.

— Прыщей нет, — согласился Роланд, затянулся. Под ними, в занимающемся свете дня лежала деревня. Мирная деревня, — подумал Джейк. Но она выглядела не просто мирной — мертвой. Потом он увидел две фигурки — с такого расстояния они немногим отличались от точек, — которые шагали навстречу друг другу. Охранники-челы, патрулирующие периметр, предположил он. Две точки слились в одну, на время, достаточное для того, чтобы Джейк представил себе часть их разговора, потом вновь разделились. — Никаких прыщей, но бедро болит ужасно. Такое ощущение, что ночью его кто-то разрезал и насыпал внутрь битого стекла. Горячего стекла. Но вот тут боль гораздо сильнее. — Он коснулся правой стороны головы. — Словно треснул череп.

— Ты действительно думаешь, что ощущаешь травмы Стивена Кинга?

Вместо того чтобы ответить словами, Роланд положил указательный палец левой руки на круг, образованный большим и мизинцем правой. Жест этот означал: «Я говорю тебе правду».

— Это ужасно, — посочувствовал Джейк. — И для него, и для тебя.

— Может, да, может, и нет. Потому что, подумай, Джейк, подумай хорошо. Только живое чувствует боль. И моя боль указывает на то, что Кинг не будет убит сразу, на месте. Отсюда вывод: его, возможно, будет легче спасти.

Джейк подумал о другом варианте развития событий: Кинг в бессознательном состоянии какое-то время полежит в кювете, а уж потом умрет, но говорить об этом не стал. Пусть Роланд верит, во что ему хочется. Но было что-то еще. Это что-то тревожило Джейка гораздо больше, ему становилось не по себе.

— Роланд, могу я поговорить с тобой дан-дин?

Стрелок кивнул:

— Если хочешь. — Короткая пауза. Левый уголок рта чуть дернулся, но не в улыбке. — Если ты хочешь.

Джейк собрался с духом.

— Почему ты такой злой? На что злишься? Или на кого? — Теперь пришла его очередь выдержать паузу. — На меня?

Брови Роланда поднялись, с губ сорвался короткий смешок.

— Не на тебя, Джейк. Отнюдь. Никогда в жизни. — Джейк покраснел от удовольствия. — Я все забываю, как силен ты стал в прикосновениях. Из тебя получился бы отличный Разрушитель, в этом нет никаких сомнений.

Эти слова не могли быть ответом на его вопрос, но указывать на это Джейк не стал. А от одной мысли о том, что он может стать Разрушителем, по телу пробежала дрожь.

— Ты не знаешь? — спросил Роланд. — Если ты знаешь, что я, как говорит Эдди, чертовски зол, как ты можешь не знать, почему?

— Я могу посмотреть, но считаю, что это невежливо. — Но были и другие причины. Джейк смутно помнил библейскую историю о Ное, который в ожидании потопа вместе с сыновьями находился в ковчеге, где и крепко надрался. Один из сыновей набрел на отца, который пьяный лежал на койке, и посмеялся над ним. За это Бог проклял его. Конечно, заглянуть в мысли Роланда — это тебе не подглядывать и смеяться над ним, пока он пьяный лежит на койке, но очень близко.

— Ты хороший мальчик, — кивнул Роланд. — Хороший и добрый, да. — Хотя говорил Роланд рассеянно, словно думая о чем-то другом, Джейк с радостью умер бы в этот самый момент. Где-то за их спинами и в вышине раздался громкий щелчок, и в тот же самый момент спецэффектовый солнечный прожектор осветил Девар-тои. А мгновением позже до них донеслась едва слышная музыка. Мелодия «Эй, Джуд», аранжированная для кабины лифта или супермаркета. Внизу пришла пора просыпаться. Для Разрушителей начинался очередной день. Хотя внизу, полагал Джейк, работа Разрушителей не прекращалась ни на минуту.

— Давай сыграем в игру, ты и я, — предложил Роланд. — Ты попытаешься проникнуть мне в голову и узнать, на кого я злюсь. Я попытаюсь не пустить тебя.

Джейк чуть передвинулся.

— Мне эта игра не кажется забавной, Роланд.

— Тем не менее давай сыграем.

— Хорошо, если ты хочешь.

Джейк закрыл глаза и представил себе усталое, заросшее щетиной лицо Роланда. Его яркие синие глаза. Проделал дверь между и чуть выше глаз, маленькую, с медной ручкой и попытался ее открыть. Ручка начала поворачиваться. Но через мгновение замерла. Джейк поднажал на нее. Она еще чуть сдвинулась, но снова остановилась. Джейк открыл глаза и увидел, что лоб Роланда покрыт капельками пота.

— Это глупо. Я не хочу, чтобы у тебя еще сильнее болела голова.

— Не важно. Покажи себя в лучшем виде.

В худшем, подумал Джейк. Но, если уж они решили сыграть в эту игру, он не собирался давать задний ход. Снова закрыл глаза, опять увидел маленькую дверцу между сдвинутыми бровями Роланда. Приложил больше силы, резко и сразу. Чем-то все это напоминало армрестлинг. Мгновением позже ручка повернулась, дверца открылась. Роланд что-то буркнул, рассмеялся, скрывая боль.

— С меня хватит. Клянусь богами, ты и силен!

Джейк пропустил его слова мимо ушей. Открыл глаза.

— Писатель? Кинг? Почему ты злишься на него?

Роланд вздохнул, щелчком отбросил дымящийся окурок; свою сигарету Джейк давно уже докурил.

— Потому что у нас оказались две работы, хотя могла быть одна. И в том, что на нас свалилась вторая — вина сэя Кинга. Он знал, что должен делать и, думаю, знал, что будет в безопасности, пока будет это делать. Но он боялся. Он устал. — Роланд скривил губы. — А теперь его жизнь в опасности, а мы должны его спасать. И нам это дорого обойдется, возможно, очень дорого.

— Ты зол на него, потому что он испугался? Но… — Джейк нахмурился. — Но почему ему не испугаться? Он всего лишь писатель; словопряд — не стрелок.

— Я это знаю, — ответил Роланд, — но не думаю, что его остановил страх, Джейк, или не только страх. Он к тому же и ленив. Я почувствовал это, когда мы встретились, и я уверен, это почувствовал и Эдди. Он смотрел на работу, которую его заставляли сделать, она страшила его, и он говорил себе: «Хорошо, я найду себе работу полегче, ту, что мне нравится, и которая мне по плечу. А если возникнут какие-нибудь проблемы, они позаботятся обо мне. Они должны позаботиться обо мне». Вот мы и заботимся.