— Эвер, а ты ведь так и не ответила, насчет книги. Зачем она тебе, когда у тебя и так есть все, что нужно?

Застываю, уставившись на парня, которого знала столько веков, столько жизней, — и вот он снова оказался на моем пути. Наверняка тому есть причина. Судя по моему опыту, во Вселенной очень немногое происходит беспричинно. К сожалению, обычно причин я не знаю. Знаю только, насколько они разные. Джуд действует на меня успокаивающе — полная противоположность Деймену, полному жара и огня. Словно инь и ян. Полнейшая, чистейшая противоположность.

В последний раз поправляю одеяло, дожидаюсь, пока Джуд опять уснет, и шепчу на прощание:

— Потому что у меня нет того, что мне нужно. Нет самого главного.

— Я всегда знала, что вы что-то темните. Особенно ты! — Хейвен прямо с порога тычет пальцем в Деймена. — Извини, но нормальный человек не может быть настолько идеальным!

Деймен с улыбкой распахивает дверь пошире и приглашает нас войти. Его темные глаза ласкают, словно объятия влюбленного, и на меня сыплется дождь алых телепатических тюльпанов, дарящих силу и мужество.

— Между прочим, я все вижу! — Хейвен упирает сверкающие перстнями руки в обтянутые кожаными леггинсами бока, меряет нас взглядом и, качая головой, большими шагами направляется в дом.

Деймен смотрит на меня, подняв брови, а я могу лишь пожать плечами. Способности Хейвен только начинают раскрываться. Чтение мыслей — не более чем первый шаг.

— Ух ты, ничего себе!

Хейвен вертится, жадно разглядывая все вокруг, изысканную люстру под сводчатым потолком, персидский ковер под ногами, две бесценные античные скульптуры, едва не пропавшие, когда у Деймена случился приступ аскетизма — я его назвала «монашеский период». Он тогда вдруг решил, что во всех наших бедах виноваты его прошлый нарциссизм, тщеславие и чересчур роскошный образ жизни, а потому нужно освободиться от земных богатств. Прекратилось это только с появлением двойняшек. Тогда Деймен согласился убрать объявление о продаже дома — девчонок нужно было окружить комфортом.

— Здесь можно прямо в прихожей вечеринки устраивать! — смеется Хейвен. — Такое потрясное жилье дается вместе с бессмертием? Тогда меня тоже запишите!

— Деймен давно… — начинаю я, толком не зная, как объяснить особняк стоимостью в несколько миллионов долларов.

Я ведь еще не рассказала Хейвен о древнем искусстве мгновенной материализации, не говоря уже о способности определить, какая лошадь победит на скачках. Да и стоит ли рассказывать?

— Интересно, а Роман давно? У него, конечно, домик симпатичный, но с этим — никакого сравнения!

Мы с Дейменом переглядываемся. Телепатически разговаривать не получится, Хейвен услышит, и все же мы без слов соглашаемся, что этот вопрос лучше обойти молчанием. Пусть как можно дольше остается непроясненным. Рано или поздно она все равно узнает правду, в том числе и о судьбе своей дорогой подруги Трины.

Хейвен заглядывает в кухню, потом в гостиную, где обнаруживает близняшек, расположившихся на разных концах дивана. Каждая читает свой экземпляр одной и той же книги, при этом Рейн грызет шоколадку, а Роми то и дело рассеянно запускает руку в миску с попкорном.

— Вы, девчонки, тоже бессмертные?

Вопрос Хейвен заставляет обеих поднять глаза от книги. Рейн, как обычно хмурится, а Роми, молча качнув головой, возвращается к чтению.

— Нет, они…

Взглядом умоляю Деймена о помощи. Ума не приложу, как рассказать о том, что двойняшки, хоть, строго говоря, и не бессмертные, триста лет провели в ином измерении, а теперь из-за меня не могут туда вернуться.

— Они мне родня, — кивает Деймен, взглядом подсказывая, что я должна ему подыграть.

Хейвен выгибает брови и кривится, явно не веря ни одному слову.

— Хочешь сказать, ты общаешься со своей родней уже в течение… — Сощурив глаза, оглядывает его с ног до головы в попытке определить возраст и, не добившись успеха, продолжает: — Интересно у вас, наверное, проходят семейные праздники!..

Деймен готов оставить ее выпад без ответа, зато я немедленно бросаюсь в бой.

— Он хотел сказать, девчонки ему как родные! Они…

— Ох, да брось ты! — Рейн швыряет книгу на стол и злобно смотрит на меня, на Хейвен, только, ясное дело, не на Деймена. — Мы ему не родня, и никакие мы не бессмертные. Мы ведьмы. Сбежали с Салемского процесса. Больше ни о чем не спрашивай, все равно не ответим. Хватит с тебя и этого.

Хейвен смотрит на нас, выпучив глаза.

— Вот это да! Неужели такое бывает?

Пожимаю плечами, одновременно взглядом давая понять Рейн, что лучше ей помалкивать.

Хейвен усаживается в кресло и как будто ждет, что мы ей откроем некое заветное слово, проведем обряд посвящения, примем ее в свое тайное общество. А Деймен всего лишь отправляется в кухню и возвращается обратно с коробкой эликсира.

Не скрывая разочарования, Хейвен рассматривает бутылки в коробке, постукивает черным лакированным ноготком по крышечкам и озадаченно смотрит на нас.

— Всего-то? Семь штук? Только на неделю? Это же несерьезно! Я не выживу! Хотите меня убить на пороге новой жизни?

— Ты бессмертная, тебя нельзя убить. — Рейн встряхивает волосами и морщится.

— Еще как можно! Поэтому Эвер и заставила меня носить эту штуку.

Хейвен вытаскивает из-за ворота черного кружевного топа амулет на цепочке и показывает его Рейн.

А Рейн презрительно отвечает, скрестив тощие бледные ручонки на цыплячьей груди:

— Как будто я не знаю! Если снять эту штуку и врезать тебе по самой слабой чакре, ты и скапустишься. Носи не снимая — будешь жить вечно и счастливо. Подумаешь, ядерная физика!

— Она всегда такая злая? — со смехом спрашивает Хейвен.

Я уже хочу ответить «да», радуясь, что наконец-то обрела союзника, и тут Хейвен вскакивает с кресла, плюхается рядом с вредной двойняшкой, весело ерошит ей волосы и щекочет. Они мгновенно становятся лучшими подругами, а я опять за бортом.

— Эликсир не обязательно пить каждый день. — Деймен решительно возвращает нас к основной теме. — Строго говоря, ты можешь еще полтораста лет без него протянуть, а может, и больше.

— Что же тогда ты его глушишь, словно от этого твоя жизнь зависит? — спрашивает Хейвен, сбрасывая ноги Рейн со своих коленок.

— Моя, пожалуй, и зависит. Я, знаешь ли, довольно долго живу на свете.

— Сколько?

Хейвен подается вперед, отбрасывая с лица челку со светлой прядкой и уставившись на Деймена сильно подведенными глазами.

— Долго. Дело не…

— Погоди, ты что, так и не скажешь? Неужели ты вроде тех дамочек, которым до восьмидесяти лет все никак не исполнится двадцать девять? Извини, Деймен, не думала, что ты такой тщеславный! Я, когда состарюсь, буду кричать об этом со всех колоколен! Прямо не терпится стать безупречной красоткой ста восьмидесяти двух лет от роду!

— Дело не в тщеславии, просто я практичен! — огрызается Деймен.

Он всерьез разволновался — полагаю, они вправду немного тщеславен, только не хочет этого признавать. Хоть и отказался от шикарной одежды, шампуня с кондиционером и итальянских ботинок ручной работы, самая чуточка тщеславия все-таки осталась при нем.

— Этим нельзя хвастаться, неужели Эвер тебе не объяснила?

— Объяснила, — отвечаем мы в один голос.

— Так какие Могут быть вопросы? Старайся вести себя как обычно, ешь свои кексики, не привлекай…

— …К себе излишнего внимания. — Хейвен выразительно кривится. — Не беспокойся, Эвер мне целую лекцию прочла, предупредила о темной стороне, о чудище под кроватью, о буке в чулане и бабайке под лестницей. Жаль тебя огорчать, но все это меня нисколечко не волнует. Я всю жизнь была обыкновенной! Серенькой, незаметной, настоящей невидимкой, какие бы сумасшедшие наряды ни надевала, какие бы безумные фокусы ни выкидывала. Хватит, надоело! Раз уж мне подарили возможность в кои-то веки как следует выпендриться, я дам себе волю. Развернусь вовсю! Так что постарайтесь не жмотиться. — Она похлопывает ладошкой по коробке. — Порадуйте меня, выдайте нормальный запас напитка, и пусть в школе все рты разинут, когда начнется учебный год!