Макаров положил темно-красную гвоздику на серую надгробную плиту и печально вздохнул.

— Я думал, — повторил он уже в третий раз, — оружие автоматически сработает.

— Автоматически срабатывает только защита, — терпеливо ответил Бойко. — Вот только против боадила никакая защита не спасает. Тебе нужно было сразу же стрелять на поражение, а не лежать на спине, разинув рот. Впрочем, все это я тебе уже говорил…

Макаров молча кивнул и еще раз перечитал высеченную на камне эпитафию. «Павел Макаров, 26 мая 2255 года. Укушен боадилом». Задумано как шутка, но смеяться почему-то не хочется.

— Да не переживай ты так, — участливо сказал Бойко. — Половина новичков до боадила и вовсе не доходит. Завтра ты этого боадила не глядя прихлопнешь, вот тогда самое интересное и начнется!

— Завтра? — переспросил Макаров.

— Ну да, — улыбнулся Бойко. — Трасса у нас вроде утренней гимнастики. Для испытателей — разминка, для новичков — тренировка. Каждое утро, в обязательном порядке!

Макаров посмотрел на уходящие к горизонту ряды аккуратных серых надгробий и ничего не ответил. Видно было, что Бойко говорит правду.

Резкий звук зуммера оторвал Макарова от мрачных размышлений. Подняв глаза, он увидел над собой остроносую физиономию Маркса.

— Слушаю, Джо-Натан, — сказал Макаров. — Что случилось?

— У меня сюрприз, — сообщил Маркс. — Вы уже закончили свои похороны?

— Да, — кивнул Макаров.

— Тогда добро пожаловать на поминки, — подмигнул Маркс. — Угадайте, кто прибыл поздравить вас с боевым крещением?

— Неужто Калашников? — воскликнул Макаров.

— Он самый, — с гордостью подтвердил Маркс. — Знали бы вы, чего мне стоило его сюда заманить!

— Небось, сказали ему, что меня боадил покусал? — предположил Макаров. Он вспомнил, зачем Марксу был нужен Калашников, и повернулся в сторону Станции, высматривая следы очередной катастрофы. К его удивлению, Станция оказалась целехонька.

— Он бы даже не почесался, — усмехнулся Маркс. — Пришлось пообещать ему экскурсию по нашему зоопарку!

— Н-да? — хмыкнул Макаров, оценивающе оглядев окружавшую его пустыню. — И сколько раз его там сожрали?

— Должен вас разочаровать, Павел, — развел руками Маркс. — Экскурсия прошла в штатном режиме, и никто никого не сожрал. На нынешних поминках вы будете единственным героем!

— У вас, наверное, уже и стол накрыт? — предположил Макаров.

— Совершенно верно, — кивнул Маркс. — Так что поторопитесь, а то ваш приятель сам всю водку выпьет!

Макаров поморщился. Вот бы и в самом деле выпил, подумал он. Никак не пойму, зачем они эту гадость употребляют? Ладно бы еще с ног валила — так ведь нет, лирк весь спирт мигом в глюкозу превращает, пошумит в голове минут пять — и снова как стеклышко. А вкус у нее, заразы, нисколько не изменился — едкая, сладковатая, и горло дерет немилосердно.

Маркс махнул на прощание рукой и отключился. Макаров вздохнул — а пить-то придется! — и повернулся к Бойко.

— Поминки какие-то придумали, — пожаловался он. — Пойдешь?

— Извини, — развел руками Бойко, — работа. Нынешние бэчеэры куда основательнее прежних.

— А-а, — понимающе протянул Макаров. Партия бэчеэров — боевых человекообразных роботов — поступившая на испытание месяц назад, до сих пор сопротивлялась всем попыткам нарушить штатный режим их функционирования. До недавних пор Оксана Глебова билась с бэчеэрами один на один, но с сегодняшнего дня по просьбе Маркса к этому безнадежному делу подключился и Даниил Бойко. Макаров знал, кто следующий на очереди, и потому искренне надеялся, что Даниил сумеет справиться с поставленной задачей. — Ну, ни пуха тебе, ни пера!

— Спасибо, — улыбнулся Бойко и тоже помахал Макарову рукой. Потом повернулся и зашагал в глубь континента, туда, где за шестью рядами защитных полей Оксана Глебова командовала безукоризненно вежливыми и до тошноты правильными роботами-убийцами.

Макаров пообещал себе, что научит звездных русичей правильно говорить по-русски, и зашагал в противоположную сторону, прямиком к Станции. Сделав десяток шагов, он почувствовал острое желание перейти на бег — да так и сделал. Песок под ногами послушно сделался плотным, температура воздуха упала градусов на двадцать, и Макаров радостно улыбнулся, осознав, что совершенно счастлив.

Через десять минут, даже не запыхавшись, он подбежал к левому входу в жилой корпус и стремительно ворвался в кафе, готовый изо всех сил стиснуть Калашникову правую руку.

Калашников в одиночестве сидел за накрытым столом и задумчиво вертел в руках наполовину полную рюмку. Завидев Макарова, он криво ухмыльнулся и поднял рюмку перед собой.

— Привет, — сказал Макаров, переходя с бега на шаг. — А где остальные?!

— Работают, — усмехнулся Калашников. — А я вот пью…

— Ты чего? — испуганно спросил Макаров. — Что-то случилось?!

— Бред какой-то, — сообщил Калашников и замахнул рюмку. — Двадцать третий век вокруг, — сообщил он Макарову, немедленно наливая следующую, — лирк за телесным здоровьем следит, даймон — за душевным, работа у меня такая, что за уши не оттащишь… а я вот сижу и пью.

— И чего же ты сидишь и пьешь? — спросил Макаров, присаживаясь напротив. Подумал немного и тоже налил себе рюмочку. — Влюбился, что ли?

Калашников чуть со стула не упал.

— В кого?! – завопил он так громко, что Макаров даже испугался. — Ну, скажешь тоже, — уже нормальным голосом добавил Калашников, — влюбился… Если бы!

— А что тогда? — спросил Макаров. — Кстати, давай за встречу!

— Давай, — согласился Калашников. — Слава Богу, есть еще с кем выпить.

Нет, подумал Макаров. С ним и в самом деле что-то случилось. Но что?! Что может случиться с человеком в Звездной России?!

Да все что угодно, подумал Макаров. Если этот человек — Артем Калашников.

— Ну, рассказывай, — сказал он, вновь наполняя рюмки.

— Рассказываю, — кивнул Калашников. — Кто мы такие, знаешь?

— Иммигранты, — ответил Макаров. — Из прошлого.

— Я не так выразился, — мотнул головой Калашников. — Я про других. Про настоящих.

Вон оно что, сообразил Макаров. Себя он, значит, за настоящего не считает?! И потому — завидует?

— Тебя что, — удивленно спросил Макаров, — жаба душит?!

— Она, родимая, — с какой-то мазохистской радостью ответил Калашников. Потом поднял рюмку. — За жабу, Паша. За жабу!

— Ну, давай за жабу, — пожал плечами Макаров. Выпил, крякнул, утерся рукавом. — А почему — за жабу?

— Потому что светлое будущее, — принялся загибать пальцы Калашников, — лирк, даймон, личный куратор с рогами — а жабе хоть бы хны! Душит, давит, и превосходно себя чувствует! Выходит, самая сильная она на свете, эта жаба. Мне бы пустотных шейхов ловить, а я тут сижу и водку пьянствую!

— Каких еще пустотных шейхов? — оживился Макаров. — Ну-ка, рассказывай!

— И не подумаю, — заявил Калашников. — Чушь, ерунда. Древняя раса, две тысячи лет по закоулкам прячется, никто найти не может… — Калашников демонстративно плюнул. — Найду я их, не вопрос; может быть, уже нашел. А толку? По сравнению с тем, что настоящий Калашников сделал, это пустая трата времени!

— Калашников свою революцию сорок лет делал, — заметил Макаров. — А ты сколько своих шейхов разыскиваешь?

— Ты меня не сбивай, — возразил Калашников. — Революция — это частности. Главное, что настоящий Калашников сделал — себя самого! В дневнике у него все подробненько так описано. Где пил, с кем спал, как поутру колбасило…

— Ну и чему тут завидовать? — искренне удивился Макаров. — Помнится, ты тоже дневник вел.

— Между прочим, это тот самый дневник и есть, — сообщил Калашников. — Только у меня все пьянки да «встал-позавтракал», а у него, начиная с третьего года, дело началось! Вот это все, — Калашников ткнул большим пальцем себе за плечо, — эта самая Звездная Россия, как раз он и придумал. Сперва гольная идея была, вроде моей Прекрасной Галактики, потом размышления, как она может появиться, а потом — как повернул, зараза! — совсем другие размышления, отчего это Звездная Россия так до сих пор и не появилась? Может быть, мешает кто-то? А потом, в две тысячи пятом — главное откровение. Оказывается, он сам, Калашников Артем Сергеевич, и мешает! Каждой глупостью своей, каждой выпитой рюмкой, каждым обидным для окружающих словом.