Старый солдат задумчиво посмотрел на Лиана. На нем были толстые шерстяные штаны и плотный коричневый плащ, застегнутый у горла медной булавкой. Он потер глаза и сказал:

— У солдат и священников разное ремесло… — Он говорил медленно и негромко, и все же Лиан различил в звуках его голоса рев труб и гром боевых барабанов. — Я не верю в предчувствия, но достаточно повидал, чтобы знать, к чему идет дело. А идет оно к тому, что на Сантенаре будет такая заваруха, о каких тут давно забыли… А кто будет сражаться? У кого есть воля к победе? Лично у меня ее нет…

От всех этих разговоров у Лиана побежали мурашки по коже. Почему все, кроме него, что-то там предчувствуют?..

В этот момент стукнула входная дверь. Лиан повернулся и увидел три фигуры, в облаке снега появившиеся в корчме. Чтобы получше их разглядеть, он поднялся со стула, подошел к очагу и встал спиной к огню, отпивая маленькими глотками вино, которое успело остыть и стало маслянистым на вкус.

Все трое были одеты в одинаковые накидки из темно-зеленой шерсти, подпоясанные шнурками. Двое отличались высоким ростом, резкими чертами лица и серой кожей. У мужчины были шрамы на щеках, а женщина была худой, но с большой грудью. Каждый держал в руке по короткому деревянному посоху. Другого оружия у них Лиан разглядеть не смог. Третий был ниже ростом и более коренастым, почти тучным, с проседью в густых волосах и кожей серо-стального цвета. С узкого пояса ему на бедро свисал кошель. У него были кривые ноги, отчего он ходил вразвалку.

Последний бросил несколько слов хозяину, бегающие глаза которого выдавали его беспокойство, потом осмотрел комнату. На мгновение его глаза остановились на Лиане, попытавшемся скроить тупую деревенскую рожу, потом сделал знак своим спутникам, и все трое направились к лестнице.

У Лиана возникло странное ощущение, что он где-то с ними уже встречался или что-то о них читал в каком-то очень древнем сказании, но, как ни старался, он так и не сумел вспомнить, кто же они такие, и вернулся на свой стул. Священник пересел за другой стол, а солдат куда-то испарился. Лиан попросил принести ему поесть и еще один кувшин горячего вина. Внезапно его положение показалось ему не столь интересным, сколь опасным.

Шанд принес ему обед — большой горшок супа и ломоть черного хлеба. Суп был густой, в нем плавали овощи и копченое мясо. Лиан хотел пить его на местный манер прямо из горшка, но он оказался слишком горячим, и Лиан отставил его в сторону, отломил кусок хлеба и стал жевать его, макая в суп и обдумывая сложившуюся ситуацию.

Неужели Каране удалось оторваться от преследователей или она спряталась и они проскакали мимо? Или она действительно лежала в каком-то сугробе, не в силах идти дальше, и умирала от холода?

В этот момент мимо проходил Шанд с дымящимся горшком и кружкой в руках. Лиан жестом пригласил его за свой стол. Шанд опустился на стул, достал из одного кармана нож, а из другого — кусок хлеба, нарезал хлеб кубиками, побросал в горшок и стал топить их там ложкой.

— Кто это такие? — спросил его Лиан. Шакд негромко ответил:

— Это верные слуги Иггура. Их называют вельмами. Тот, что пониже, — их начальник Яркун, а женщину зовут Гайша. Они приехали вчера вечером. Ужинали у себя в комнате. Мне несколько раз пришлось к ним подниматься — они требовали еще одеял, дров для печки и все такое… А я-то думал, они в Ористе привычные к холоду!.. Когда я поднялся к ним в последний раз, тот, что весь в шрамах, по имени Идлис, подозвал меня и поинтересовался, когда отсюда ушла женщина с рыжими волосами. Он задал вопрос прямо и совершенно спокойно, но мне стало как-то не по себе… Я ответил, что за последние несколько недель тут таких не было и с приближением зимы не ожидается, что для этого времени года тут и так на удивление многолюдно, ведь у нас в разное время года то пусто, то густо. Остальные двое удивленно посмотрели на меня, а Идлис спросил меня: «А ты не врешь?» — словно думал, что я где-то прячу эту Карану. Но я на самом деле сказал ему правду… Ну ладно, что это мы все о них! А ты сам-то здесь зачем? Я слышал, ты мастером стал… Думал, будешь выступать на Празднике.

— А я и собирался, — подхватил Лиан, задумчиво глядя в горшок и прикидывая, чем он мог поделиться с Шандом, а чем нет. — По правде говоря, я в Чантхеде попал в одну историю. В последнее время я рассказывал в тавернах слишком много смешных случаев про старину Вистана. Посетители хохотали, хозяева были рады, что к ним валом валит народ, а Вистан возьми и прогони меня из города!

— М-да? — проговорил Шанд. — А вот мне сдается, что тут не все так просто.

У Лиана возникло неприятное чувство, что Шанд слишком много знает, и юноша поспешил сменить тему, попросил еще кувшин горячего вина, пил его кружка за кружкой и рассказывал все более и более невероятные истории. Шанд слушал его, не проронив ни слова, хотя пару раз и рассмеялся, и, только когда Лиан замолкал, спрашивал что-нибудь такое, что снова развязывало ему язык.

Лиан немог взять в толк, с интересом слушает его Шанд, или всего лишь из вежливости, или вообще про себя посмеивается над ним. Позже, когда Шанд вернулся к его столу с очередным кувшином вина, Лиану внезапно все стало безразлично. Он протянул нетвердую руку с кружкой, и, по мере того как она наполнялась красной жидкостью, в его мозгу всплывали мысли о том, что так заботило его в последнее время. Сначала он не решался заговорить, ведь, если он молчал раньше, для этого должны были быть какие-то веские причины. Да вот только он никак не мог припомнить какие! Но как же он узнает всю правду, если будет бояться говорить об этом, не осмелится задавать вопросы?!

— Шанд, ты слышал о моем Великом Сказании? — Язык не очень хорошо повиновался Лиану, и он понял, что уже пьян.

— О каком сказании? О том, с которым ты выступал четыре года назад? Оно, кажется, называлось «Одиночество Феламоры»?

— Да нет! Я имею в виду «Сказание о Непреодолимой Преграде». Я сложил его прошлым летом к Выпускным Испытаниям.

— Ах да, слышал. Говорят — странное оно. Недавно тут его пересказывал один путник.

— Знаешь, — после некоторых колебаний произнес Лиан. — Кое-что не дает мне покоя.

— И что же?

— Да так! Ерунда. Ты, наверно, не вспомнишь.

— Если хочешь что-то сказать, говори! — настаивал Шанд, нетерпеливо ерзая на стуле. — Я все хорошо помню.

— Видишь ли, похоже, что девушка-калека осталась живой и невредимой после появления Преграды, но потом ее нашли мертвой. Вот что меня беспокоит.

— Но ведь она покончила с собой!

— Она не могла заколоть себя в спину.

— К чему ты клонишь, Лиан?

— По-моему, несчастная девушка узнала какую-то страшную тайну, и ее убили, чтобы она молчала.

— А сейчас-то какая разница?

— Я хочу узнать, правду я написал или нет. А что если тут кроется настоящее Великое Сказание?! И вообще, если окажется, что все описанное мною — сплошная ложь, мне до конца жизни будут плевать в лицо!

Шанд скривился, словно увидел на дне горшка дохлую мышь.

— Слушай, Лиан, а при чем тут я? Я ведь простой истопник. Но если речь действительно идет о тайне, которую так долго скрывали, не считаешь ли ты, что болтать об этом в пьяном виде опасно?

— Я должен был с кем-то об этом поговорить.

— Извини, но мне тебе нечем помочь. И советую тебе поменьше об этом думать… Куда ты теперь направляешься?

— В Туркад. Может быть, мне удастся повидаться там с Мендарком.

— С самим Магистром Совета?! Час от часу не легче! Ты много на себя берешь, Лиан. Зачем Магистру говорить с простым летописцем?

— Он был… — Лиан замолчал. — Я с ним знаком, — забормотал он. — Однажды мы несколько недель были попутчиками.

Шанд недоверчиво взглянул на него:

— Только человек в отчаянном положении придет в Туллин, чтобы отправиться отсюда в начале зимы в Туркад. Впрочем, в Туллин можно прийти и не за этим. А, например, чтобы с кем-нибудь встретиться. Осторожно, Лиан! Не водись с кем попало! Неужели вас, дзаинян, мало учили?! Мендарк опасный друг.