Шанд с трудом поднялся из-за стола, оставив Лиана наедине с его мыслями.
Посреди ночи Лиан внезапно проснулся от холода. Он задремал на стуле у огня, в лампе кончилось масло, и комнату освещали только тлеющие в очаге угли. Его голова гудела от выпитого. Он кое-как добрался до окна, открыл его и распахнул ставни. На улице было темно, как в могиле. На руках, которыми он опирался о подоконник, сразу заискрились снежинки. Что же ему теперь делать?
Лиан стал обдумывать варианты. Разумнее и проще всего было бы раз и навсегда забыть о девушке-калеке. С тех пор утекло уже столько воды, что, сколько бы он ни искал, он, похоже, никогда не найдет ответа на эту загадку и не напишет свое Великое Сказание. С другой стороны, вряд ли кому-нибудь удастся доказать, что его «Сказание о Непреодолимой Преграде» не соответствует действительности. Да, лучше всего будет забыть обо всем этом и попытаться устроить свою жизнь и карьеру.
А тут еще Карана с ее Зеркалом! Эта проблема была посложнее, ведь речь шла уже и о ее жизни, и о данном им слове. Но отправляться на ее поиски, пока тут крутятся эти вельмы, было бы самоубийством. От одного взгляда, которым их предводитель смерил Лиана, у него кровь застыла в жилах.
А Мендарк?! Конечно, он мог быть опасным врагом, но какой шикарный из него вышел бы покровитель! Вряд ли у Лиана когда-нибудь появится другой такой шанс. Но Мендарк был требователен к своим слугам. Чтобы добиться его расположения, Лиан должен благополучно доставить к нему в Туркад Карану и Зеркало. Только в этом случае он выполнил бы данное ему поручение. Но как же разыскать ее в такую погоду?! И как перехитрить таких страшных соперников?!
Порыв ветра обсыпал его снегом, и Лиан внезапно пришел в себя. У него окоченели руки. Он закрыл ставни и створки окна, потом согрел пальцы над тлеющими углями, раздул огонь, запер дверь, снял сапоги и заполз в холодную постель.
Какое-то время, показавшееся ему бесконечностью, Лиан лежал в полусне, жалея попавшую в беду Карану и размышляя о Зеркале. В голову приходили все новые и новые вопросы, на которые у него не было ответов! Подул сильный ветер, изредка с силой хлопавший какой-то незакрытой ставней о стену корчмы. После чего ставня медленно поворачивалась на скрипучих петлях, издавая пронзительный тоскливый звук. Самые разные планы дальнейших действий, один безумнее другого, возникали у него, но все они казались одинаково неосуществимыми. Ну кто же осмелится поставить ему в вину, что он не нашел Карану при таких обстоятельствах?!
В конце концов он решил на все плюнуть и превратиться в жалкого «дуротруба» или, еще хуже, в переписчика податных ведомостей.
К утру снегопад сменился дождем. Тяжелые капли застучали по черепице. В водосточных трубах бурлила вода.
Ливень нашел брешь в крыше, и Лиан проснулся от звука воды, капающей в очаг. Он протер глаза, и тут его сон улетучился, потому что Лиан почувствовал у себя в голове чье-то постороннее присутствие. Ощущение было таким слабым, почти неуловимым, что он не мог понять, угрожает ему опасность или нет. Что это? Сигнал Караны, ютящейся поблизости в пещере или какой-нибудь яме, или колдовство вельмов, к которому они прибегли в ночную пору, когда силы зла господствуют безраздельно?!
Он лежал в темноте и прислушивался к редким ударам капель об пол. Неожиданно он явно услышал у себя в голове странный ритмичный пульс. Он то усиливался, то ослабевал, опять усиливался и опять ослабевал, потом — пропал. Вскоре он возник вновь. Теперь Лиану стало понятно, что этот пульс не пропадал и во время сна. Он закрыл глаза и раскинулся на постели, пытаясь разобраться в этом явно имевшем определенный смысл ощущении. Но стоило ему сосредоточить свое внимание на нем, как пульс стал неотчетливым, отдалился, стал затихать, утратил ритм и в конечном итоге совсем исчез.
Огонь снова погас. В деревянном ящике Лиан на ощупь нашел несколько палочек и стал выгребать из золы тлеющие угольки. Он сел вплотную к очагу, где было потеплее, и подкидывал на угли щепки до тех пор, пока пламя не разгорелось с такой силой, что ему пришлось спасаться от жара в дальних от очага углах комнаты. Глядя на огонь, Лиан вспоминал о Чантхеде и Осеннем Празднике. Сегодня был последний вечер Праздника, он именно сегодня должен был выступать со своим сказанием, имевшим возможность стать величайшим из преданий. Как бы ему хотелось сейчас быть там!
Лиан задумался о своем сказании и о связанной с ним загадке. Он был погружен в мысли об этом лучшем из своих творений и не сразу понял, что у него в мозгу снова зазвучало чье-то послание в форме загадочного пульса, но в этот раз Лиану показалось, что ему что-то хочет сказать некто, подслушавший его размышления.
Стоило ему об этом подумать, как пульс стал таким же отчетливым, как стук в дверь, таким же громким, как вопль страха, как крик о помощи. Лиан заволновался. Неужели кто-то действительно взывал к нему о помощи? Он представил себе Карану, — кто же это мог быть, кроме нее?! — лежащую на снегу, замерзающую, терзаемую болью в сломанной руке. Она не ощущала больше ничего, кроме боли, холода и бремени ответственности, которое она не могла сбросить.
Этот образ был таким четким и ярким, что Лиану показалось, что речь идет о самом близком ему человеке. А еще его не покидало чувство, будто они где-то раньше встречались. Он воскликнул: «Где ты?» — но сна его не услышала.
«На помощь!» — звучал призыв в его голове.
«Где ты? Где ты?» — мысленно кричал он. Внезапно пульс прекратился, словно она замолчала, пораженная неожиданным ответом. Лиан больше ничего не ощущал, и вдруг у него в голове раздался гул, а потом кто-то торопливо произнес: «Скорее! Скорее! Я здесь!»
У Лиана перед глазами поплыли разноцветные круги, а в мозгу со страшной скоростью замелькали самые удивительные образы: крутой склон покрытого снегом холма и чья-то фигурка, жмущаяся к маленькому костерку под ненадежной защитой камней; темный туннель и кто-то маленький, бредущий по колено в воде; высокий человек в развевающихся одеждах, простирающий вперед руку, лицо вельма Идлиса, искаженное яростью. Этот последний образ особенно ярко запечатлелся в памяти Лиана.
Но вскоре его вытеснили новые образы, теперь сменявшие друг друга намного медленнее: Ночная Страна, пузырь бездны, наполненный облаками тумана, над которыми возвышалась темная башня, мрачное сооружение, украшенное колоннами из обсидиана. Чья-то фигура, колоссальная по сравнению с массивным каменным креслом, в котором она восседала, прикованная к нему толстыми цепями, казалась еще более мощной. Но вот фигура медленно выпрямилась во весь невероятный рост и подняла руки, легко разорвав казавшиеся несокрушимыми цепи. Она сделала шаг вперед, потом еще один, протянула к Лиану свою огромную руку. В этот миг полоса тумана скрыла громадину, и только глаза, похожие на водовороты огня, светились сквозь него, непреодолимо притягивая Лиана к себе… Бессвязные образы стали появляться и пропадать у него в мозгу с невыносимой медлительностью, отчего у Лиана потемнело в глазах.
Чей-то крик, донесшийся снизу, вывел Лиана из состояния глубокой прострации. В ответ на этот крик раздался пронзительный вопль, разорвавший мрак, как ослепительный луч маяка, вспыхнувший на утесе. Где-то с треском распахивались и захлопывались двери, кто-то снова закричал, потом дверь в комнату Лиана с грохотом открылась и внутрь ворвались Гайша и Идлис. Идлис схватил Лиана и, подняв над полом, стал трясти, как тряпичную куклу. Потом резко швырнул его обратно на кровать. Гайша присела и, глядя Лиану прямо в глаза, задала вопрос, и от ее голоса у того кровь застыла в жилах:
— Где она, летописец?
Это напоминало одну из самых страшных сцен, которые нередко встречались в его сказаниях. Лиан все еще не пришел в себя от неожиданности, но прекрасно понимал, что перед ним смертельные враги Караны. Его Караны! Краткий контакт, в который он с ней вступил, превратил ее в очень близкого ему человека. Чтобы выиграть время и собраться с мыслями, Лиан забормотал какую-то несуразицу, какие-то отрывки из сказаний, все, что только приходило ему в голову. Гайша встряхнула его и так близко приставила ему к горлу здоровенный нож, что он стал задыхаться, а из глаз потекли слезы.
