Глядя на закрывшуюся за дядей дверь, Андреас подумал: ты-то, дорогой родственник, сегодня, может, и поспишь, а вот мне-то как уснуть? На душе тошно, а в голове настоящий сумбур из-за невесть куда пропавшей принцессы Абигейл и горьких воспоминаний о Нарле. И вообще, что это еще за грязные намеки о прошлом Нарлы? Тут дядюшка явно перегнул палку, позволил себе много лишнего, а надо знать, когда можно остановиться даже в клевете!..

Что же касается Абигейл… Очень хочется надеяться, что люди дядюшки сумеют отыскать принцессу до того, как некто сумеет с ней расправиться. А еще неплохо бы посмотреть на эту девушку, какой она стала, сравнить с той малышкой, которая с детских лет решила наложить свою бархатную лапку на возможного жениха… Это все так забавно и трогательно!

Конечно, не стоит настолько отстраненно думать о своей невесте, но воспоминания о Нарле перебили тревогу за судьбу Абигейл. Перед глазами Андреаса вновь встала рыжеволосая сказка, воплощенная наяву мечта любого мужчины… Недаром острая боль от потери этой прекрасной девушки все еще занозой сидит в его сердце.

Кстати, с чего это дорогой дядя вздумал заводить разговор о делах давно минувших дней, да еще упоминать Нарлу? Просто так, без причины, граф Лиранский ничего не делает. Надо же, вроде и говорили с дорогим родственником не так долго, а покой из души исчез, словно его там и не бывало. Да, лишний раз убеждаешься в том, что появление дядюшки враз может выбить из привычной колеи любого человека.

Этой ночью Андреасу опять приснился все тот же жуткий сон, преследующий его весь последний год: горящие костры, площадь, запруженная народом, черный дым, забывающий горло и режущий глаза до слез… Только в этот раз, перед пробуждением, у сна появилось страшное продолжение: женщина, до того неподвижно висящая на прикрученных к столбу веревках, внезапно подняла голову и ее зеленые глаза с зрачками-щелочками уставились прямо в лицо Андреаса, и тот почувствовал, как волна немыслимого ужаса сковывает его тело…

Когда молодой послушник вырвался из этого кошмара, то его вновь била крупная дрожь. В этот раз его объял такой ужас, что он какое-то время был не в состоянии даже пошевелиться, а слова молитвы путались в голове, язык словно присох к нему, и Андреас не мог произнести ни звука. Казалось, за дверью стоит кто-то жуткий и готовится протянуть свои страшные лапы в монастырскую келью…

В этот раз приходить в себя пришлось долго, едва ли не до рассвета — в этот раз ночная жуть так просто не отступал. Понятно, с чего ему вновь пришлось испытать этот кошмар — сказались разговоры дяди о его несостоявшейся невесте. И все-таки странно: в привычном, казалось бы, сне, который он видел уже не менее сотни раз, вдруг появилось что-то новое, но не менее страшное, от чего кровь стыла в жилах, а сердце заходилось так, что готово было выскочить из груди. Невольно вновь и вновь вспоминались змеиные глаза, вползающие, кажется, в самую душу…

Лежа в темноте, Андреас вновь и вновь вспоминал свой разговор с дядей, и то, в каких словах тот описывал Нарлу. Если быть честным перед собой, то надо признать: Андреас старался не вспоминать ту кошмарную сцену в церкви, когда дивная красавица на его глазах… несколько изменилась. Память словно проскальзывала мимо этого момента, не хотела вспоминать перемены, мгновенно изменившие сказочное лицо невесты. Вгоняли в оторопь эти внезапно вылезшие клыки, и пугало непонятное шипенье, от которого мороз шел по коже. В памяти молодого человека образ подлинного облика Нарлы словно не отложился — наоборот, там царили воспоминания о трогательной и нежной девушке с лицом удивительной красоты, которая могла свести с ума любого мужчину. Даже когда Андреас приходил к ней в тюрьму, или же когда давал показания на суде, где его невесту обвиняли в колдовстве и черной магии — даже тогда он словно не замечал ни клыков, ни раздвоенного языка той, которую любил…

Вообще-то в этом есть что-то странное: даже сейчас, спустя немалое время, ему словно застлало память о настоящем лице Нарлы, только вот непонятно, это происходит помимо его воли, или же в глубине души он сам не желает видеть подлинный облик своей бывшей невесты? Трудно сказать, потому что тогда, в храме, преображенный лик невесты поразил его, точно удар молнии… Возможно, дядя прав, и нежелание Андреаса слышать правду о своей невесте — это боязнь смотреть реальности в лицо и понимать, что тебя просто использовали в своих целях? Конечно, себя можно обманывать, сколько угодно, но скрываться от правды тоже нет смысла.

Утренняя молитва, голубое небо и привычные хлопоты через какое-то время почти привели в себя молодого послушника, но непонятный коготок страха и недоумения все же чуть царапал где-то в глубине души. Сейчас вроде все в порядке, только вот забыть бы побыстрей этот ночной кошмар, хотя понятно, что это вряд ли возможно…

Впрочем, наутро было особо некогда думать о ночных кошмарах и тонуть в горестных воспоминаниях, потому как этот день был, пожалуй, самым беспокойным за все время пребывания Андреаса в обители. Просто удивительно, как всего лишь несколько человек в состоянии поставить на уши целый монастырь! Уже с утра пораньше в монастырском дворе закипела непонятная работа — туда притащили тот самый груз, который с таким трудом несли на себе бедные лошади. Монахи раскинули по двору нечто, оказавшееся оболочкой шара, а потом и что-то, отдаленно похожее на корзину. И то и другое было изготовлено из кожи, и сейчас брат Винчеус только что не ползал возле них, проверяя, нет ли прорех на крепкой коже. Рядом с ним стоял профессор Турьен, и проходящий неподалеку Андреас услышал часть их разговора, вернее, очередной перепалки:

— …Возможно, теоретически вы правы: шары, наполненные горячим воздухом, в состоянии преодолеть по воздуху некое расстояние… — недовольно бурчал профессор Турьен. — И все-таки я продолжаю утверждать, что подобные путешествия более чем опасны: оболочка из шкур животных не в состоянии выдержать давление воздуха долгое время! Проще говоря, такие шары взрывоопасны! Вот если бы заменить кожу на шелк, и пропитать его…

— Да мне глубоко по фиг, верит мне хоть кто-то, или нет… — проскрипел в ответ брат Винчеус. — Лучше скажите, уважаемый профессор, куда вы дели веревочную сеть и сетевые стропы, а с ними…

— К моему великом сожалению, перечисленные вами предметы, так же, как и все остальное, были погружены на лошадь, которую в лесу убил ужасный зверь! Кажется, его называют свитт…

— Я просто поражен! Более того — впечатлен! Вы еще и помните кое-что из атласа по изучению животных! — брат Винчеус от злости только что не лопался. — Кажется, вы даже в состоянии отличить кабана от кошки! А не подскажет ли мне, уважаемый профессор, где я возьму все недостающее для полета? То, что вы посеяли в лесу…

— Обстоятельства форс-мажор…

— Я тоже знаю много умных слов, только вот все утерянное вами в лесу из них не наделаешь.

— Мне кажется, что в этом монастыре можно найти много всего…

— Мне тоже много чего кажется, и в первую очередь это касается ваших умственных способностей и ротозейства!.. — продолжал разоряться брат Винчеус, но Адриан больше ничего не стал слушать: и без того понятно, что господа ученые так быстро не успокоятся. Оставалось радоваться тому, что здесь сейчас находятся только двое из той ученой братии, а брата Якуба не видно…

Внимание молодого послушника куда больше привлекли несколько монахов, которые неподалеку от ругающихся ученых сооружали на земле нечто совершенно непонятное.

— Брат Титус, это что еще за сооружение?

Недовольный брат Титус оторвался от своей работы, и с неприязнью покосившись на бранящихся профессоров, кивнул на листок бумаги, прикрепленный к небольшому столбу.

— Посмотри сам, чем нас озадачили…

А и верно, на том листке был рисунок, где было изображено нечто странное, похожее на особый очаг, состоящий из железного каркаса в виде граненой печи, обтянутого слоем металлической сети.