Звонок прерывает рассуждения Самариной. Она останавливается на полуслове, дожидаясь окончания противного лязгающего звука.

     - Наши рассуждения закончим после перерыва. Посмотреть образцовые работы я настоятельно рекомендую всем. Все сразу туда не вваливайтесь, а по нескольку человек - пожалуйста. Двери для вас открыты.

     На перерыве, пока половина группы устремляется созерцать произведения отмывочного искусства, я подхожу к Гуляйкину. Самарович со мной.

     - Серый, ты верно говоришь, отмывка устаревшая техника. Мне кажется, что если главная цель– убедить товарищей, которые принимают решения о строительстве, что здание будет «красивым». Лучше макета ничего в настоящее время не придумано.

     - Да, понятно! Самарина просто должна защищать утвержденную программу. Отмывка хороша только для того, кто кайф ловит от такой работы. Я весной посмотрел, как дипломы делают. Полгода – спячка, месяц – горячка и двадцать минут общественного позора. Народ сначала бухает, потом спохватывается и начинает по упрощенной схеме что-то там изображать с помощью «китайцев»[2].

     - А что, в технике цветной акварельной живописи подачу не делают? – это уже Паша.

     - Да, какая там живопись! Времени не хватает. Тени тушью наглухо залили, чуть-чуть штриховки добавили, и все силы - на макет.

     В начале второго часа Самарина продолжает рассказ об инструментах и материалах для архитектурной графики. Что самое интересно, этому больше не будет уделено ни слова за все пять лет обучения. Студенты в этом вопросе предоставлены сами себе и вынуждены либо учиться у старших товарищей, либо изобретать что-то своё. Тут в явном выигрыше оказываются ребята, что живут в общаге. Городским труднее, мы варимся в собственном соку.

     Конечно, бумагу и подрамники выдаёт деканат через старост. Это не «Гознак», всего лишь полуватман, но лучше чем ничего. Всё остальное придётся добывать самим. Самая большая проблема в нашем деле - разжиться качественными инструментами. Готовальни продаются и при определённой настойчивости можно найти вполне годный циркуль. Рейсшины тоже продаются.

     Похоже, что Вера Константиновна выдохлась после длительного монолога. Прямо как драматическая актриса после монолога Дездемоны или Катерины.

     Снова придётся просить Тришина, как и в прежней жизни. Тогда он мне выдал целых три кисточки №3, №5 и №9. Мне их хватило и на отмывку и на живопись до самого диплома.

     Между парами к нам подвалила высокая пергидрольная блондинка в сером трикотажном платье. Сказала, что она секретарь деканата, и что старостой нам назначен Серёжа Павлов.

     - Кто из вас Павлов, - обмахивая лицо какой-то тетрадкой, спросила блондинка.

     Коренастый усатый парень с мягким округлым подбородком и широкими скулами удивленно поднялся с подоконника.

     - Ну, я – Павлов. Почему меня старостой? А если я не хочу?

     - Вот тебе журнал. Проставь, кто сегодня присутствует. Если есть какие-то вопросы, то – к Борзоту. Но я тебе советую не торопиться. Работы не много, а десятка лишняя в месяц будет капать. Кроме того близость к деканату имеет и ещё кое-какие плюсы. Ты в общаге живёшь?

     - В ней, родимой.

     - Тебе тогда старостат самое то! Будешь дополнительно в профилактории питаться, а то и путёвку в дом отдыха получишь. Не на первом курсе, конечно, но еще пять лет впереди, так что не журись, работай. Первым делом сообщи своей группе, что в пятницу, в субботу и в воскресенье - выезд на картошку. Три дня будете второй хлеб собирать. Сбор у главного корпуса в половине восьмого. Главный от факультета – Блинков Валерий Павлович с кафедры градостроительства.

     Сергей тяжело вздыхает, но журнал берет и начинает опрашивать всех наших на предмет имени-фамилии.

     Я для себя делаю пометку. Одна вершина «треугольника»[3] определилась. Комсорг и профорг выбираются группой. Если мы завтра едем на картошку, значит, собрание по выборам будет проведено в начале следующей недели. Надо в обязательном порядке засветиться на сельхозработах, чтобы попасть в комсорги. Сначала будем в группе очки зарабатывать, потом постараемся выйти на институтский уровень, а потом может и на районный получится, чем чёрт не шутит.

     Между парами болтаем с Самаровичем о грядущих событиях этой осени.

     - Через неделю, - говорю, - откинет копыта великий кормчий. В Китае опять наступит бардак и продлится года два. Товарищ Хуа Гофен будет охотиться на «банду четырех» и их прихвостней. Что самое смешное, он откажется принимать поздравления от наших руководителей.

     - А что, наши?

     - Утрутся.

     - Посмотрим, - отвечает Павел, - Китай, это сейчас не комильфо[4].

     - Коми что?

     - Коми то! Кому он нахрен сдался этот долбанный Китай.

     - Штатам, например! Ты представь, какая угроза над всей восточной границей висит. Это опять бьёт по экономике. Нашим бы с китаёзами задружиться... – В таком духе продолжается обсуждение внешней политики.

     - А еще в день смерти Мао наша фирма «Мелодия» выпустит большой диск Тухманова с клёвыми песнями. Надо бы подсуетиться и попасть прямо с утра к открытию, может быть, не весь тираж по блатным разойдётся. Надеюсь, что барыги сразу не прочухают.

     Да, ну, в жопу, какой-то Тухманов – «… ка-а-а-ак прекра-а-а-а-а-асен этот мир, посмотриииии…[5]», кому он сдался? Лучше скажи, что наши западные друзья выпустят?

     - Ты это зря! Этот диск Тухманов сделал вполне годным. Народ будет за ним гоняться еще пару лет. А песенка про вагантов, вообще станет студенческим неформальным гимном.

     - Ладно, надо будет действительно попробовать, два пятнадцать не те деньги, чтобы жалко было.

     С сельхозработами нам повезло – тепло и сухо. Я с вечера закинул в рюкзак нехитрый харч, включая бутылку портвейна. Матушка выдала старое покрывало, чтобы сидеть не в грязи. Утром облачился в штормовку, кеды, спортивные штаны и в семь отправился знакомиться с новым полем деятельности.

     Самое смешное то, что к половине восьмого к главному корпусу подошёл только я. В течение получаса по одному подтягиваются городские. К восьми дружною толпою подвалил народ из общаги.

     - Ты вроде бы из нашей группы? - Обратился ко мне коренастый усач в кирзачах и тельняшке. По виду явно старше всех остальных. – Когда поедем то, слышно уже? – Шуру Шестакова не узнать не возможно. Колоритен. Даже чересчур.

     - Да пока даже начальства нет. Блинков опаздывает.

     - Меня Шурой зовут, - мужик протягивает руку в приветствии. Шурик служил во флоте, а после службы работал в Мирном, в Якутии. В Сибстрин отправлен со стипендией от предприятия. Знаменит тем, что равно владеет как правой, так и левой рукой. Амбидекстрия, так вроде называется это чудо природы.

     - Борис, - я жму руку будущему главному архитектору алмазной столицы. - Анекдот про колхоз знаешь?

     Мюллер — Штирлицу:

     — Штандартенфюрер, мы получили телеграмму от вашего командования, в которой вам выражается благодарность за успешную операцию и по этому поводу вас приглашают в Москву на премьеру в Большой театр.

     — Не поеду!

      — Это почему же?

     — Прошлый раз в цирк приглашали — а сами в колхоз на месяц угнали!

     - Годный анекдот, - смеется кучерявый парень в очках, в котором я узнаю Вову Гайданского. Он обращается к Шестакову: