Спустя несколько мгновений он вернулся в наше измерение и опять задал мне свой первый вопрос, всё так же пристально вглядываясь в моё лицо:

— Как тебя зовут-то?

— Да какая тебе, — у меня вырвалось несколько ругательств, — разница?

Я развернул его и дал очень сильный удар под задницу, у него аж выгнулась спина, я стал говорить, чтобы он бежал быстрее, и он всё же побежал. А я пошёл обратно, тоже испытывая некоторое чувство любопытства, его голос мне казался до жути знакомым, немного выше меня, худой, глаза казались абсолютно-чёрными, хотя в той темноте всё бы казалось черным. Но голос мучил меня ещё несколько минут, я бы уверен, что где-то слышал его, хотя в Нижневартовске я не бывал. Бред какой-то, как раз из подъезда вышел мой напарник, который покачал головой, сообщая этим, что никого не нашёл. «Да я тоже», — ответил я и развёл руками. Мы пошли дальше.

Прошёл может быть час хождения по городу, мы уже сильно халтурили, не поднимаясь на этажи, просто кричали снизу спрашивая есть ли кто там, будто нам обязательно ответили бы. А вот проходя мимо очередного дома мы услышали громкий женский крик, и тут же я и мой напарник чьего имени я так и не узнал, рванули наверх, пролетев несколько лестничных пролётов, мы вошли в квартиру с открытой дверью и картина которая передо мной предстала на долю секунды обездвижила меня: на полу лежал мужчина, может быть около сорока лет, скорей всего мёртвый, потому что из большой раны на голове на пол вытекала кровь, а в этой крови топтался Сергей, мой бывший командир, пытаясь удержать за руки какую-то девушку, которой вряд ли исполнилось хотя бы пятнадцать лет, к вспотевшему от попыток вырваться лицу прилипли волосы.

Я не придумал ничего лучше, чем включить свет, это было очень тупо, и вообще не нужно, от луны я тоже неплохо видел, что здесь происходит.

— Отпусти её, — Сергей обратил внимание на меня, — тебе шлюх мало или что?

— А, это ты, выродок, — сказал он, кряхтя, — сейчас мы твоему папе добавим компанию, чтобы он не скучал, — обратился он к девушке и отбросил её в сторону.

Она одной рукой убрала русые волосы с лица, а второй схватилась за свою порванную рубашку чтобы прикрыть голую грудь и пока я отвлёкся на неё, мне в голову прилетел удар, но я был довольно заведённым ещё с вечера и поэтому быстро смахнул автомат с плеча и ударил Сергея прикладом в нос, он попятился на несколько шагов, из носа по губам потекла кровь. Он улыбнулся и сказал в подобие рации на плече: «Нападение на сержанта, юго-восточная часть», потом назвал какой-то адрес, я уже знал, что осталось минут десять до того, как сюда придёт подмога, а Сергей снова двинулся на меня, на этот раз я выстрелил ему в живот, слишком поздно подумав, что сделал это зря.

Он опешил, точно не ожидая, что я осмелюсь на такое. Из его рта хлынула кровь, а я решил «работать» кулаками, Сергей же продолжал дышать и почти был сознании я же выбился из сил. А может этих самых сил реально не было, ведь за день я нормально отбегал. Мой бывший сержант, наверное, если выжил, то думал, что я заступаюсь за девушку, а я всего лишь сорвался за себя самого, мстил за оскорбления, унижения, побои.

Второй солдат тем временем только наблюдал. Я отлично понимал, что после такого меня ждёт свинарник, поэтому я не придумал ничего лучше, чем бежать, лишь обронив в конце просьбу своему напарнику, чтобы ничего не придумывал, а всё говорил, как было, имея ввиду, что не нужно меня выгораживать или ухудшать положение.

Он, наверное, понял. А я уже, спотыкаясь бежал вниз по лестнице, во дворе было пусто, и я побежал в самое тёмное место. Откуда должно быть подкрепление понять было невозможно поэтому я не выбирал путей, а бежал самым коротким. Мне повезло, я пересёк несколько дворов и перед глазами возник лес, а за спиной звук машины — моя форма сигнализирует о том, где я, однако сейчас не до раздевания, на ходу я выбросил шлем, в «свинарнике» он не понадобится, тем более с разбитым стеклом и забежал в деревья, на которые уже светил слабый свет фар.

Меня ещё не было видно, однако этот момент был не за горами. Я выбросил и автомат, всё чтобы облегчить этот бег по грязи, машина тут бы не проехала, поэтому им только и оставалось, что ехать в обход, а я просто нёсся прямо, на улице при этом уже светало, впереди меня разрасталось красное солнце, немного просвечивая между веток. Взбивая грязь под ногами, я всё же вылетел из леска. Сейчас я понимал, что зря пристрастился к водке, после рождения сына я, конечно, пил меньше, однако мне только дай повод и я уже заливал в себя пол литра, потом проблёвываясь клялся себе, что это последний раз, однако потом был следующий последний раз.

Ноги начинали заплетаться, а гул мотора становился всё громче, значит преследователи всё ближе, я почти не мог бежать, да и это была изначально глупая затея. Выстрелы в воздух, я остановился и рухнул на колени, а потом ещё опёрся на руки, следующая очередь направилась бы прямиком в меня. Через секунд десять машина резко затормозила, из неё вышло четверо солдат, один сразу ударил ногой в живот, от чего я повалился на землю всем телом, ну а после этого удары посыпались один за одним, да так, что в какой-то момент всё просто почернело, я будто провалился в сон, только намного быстрее.

Не знаю через сколько времени, но я проснулся в «свинарнике», одетый в драную и грязную одежду, такие же драные были и ботинки, подошва которых еле-еле крепилась к верхней части, всё тело болело, а на шее был ошейник, с цепью может метров пять. Я не был просто арестованным, а это здание даже когда-то не было свинарником в прямом смысле: обычный дом, в котором когда-то жили люди, только вот без мебели и стекол в окнах. По сути все арестованные были помещены в карцерах, так как находились по одному в комнате. Говорить мы не могли, это быстро пресекалось солдатами.

Первые дни меня не трогали, я просто валялся, иногда пытался встать на ноги, но не получалось. Еда, которую тут давали — обычные отходы, иногда везло и мы получали что-то просроченное, оно может даже и воняло, но зато это в любом случае лучше отходов и различных объедков, правда из-за голода со временем и отходы уже неплохо шли, через пару недель я более-менее поправился, и меня бросили на работы. Более везучие просто занимались уборкой, кто-то был личным слугой, но с моим преступлением это невозможно, мне суждено было тут сгнить, но внутри была какая-то необъяснимая вера, что это не ещё конец.

Я чистил городские стоки от человеческого дерьма, погружаясь туда иногда в полный рост, и если это кажется не таким уже страшным, то отмыться получалось не всегда, а одежда у меня была одна и та же, иногда я упрашивал солдата пустить и меня «постираться» и стирал свою одежду в больших лужах, сперва помывшись сам. Я был голый, и такой же голый шёл домой, солдатам было плевать, не я один так делал, и они уже привыкли.

Спустя месяц на коже стало появляться что-то белое, похожее на плесень, с начала на локтях, от постоянного спания на бетоне я простудился и из-за этого болело горло, мне правда уже было плевать, после очередных работ с дерьмом, я просто скручивался на полу и пытался сдержать раздирающий горло кашель. Одно было хорошо, что эта весна выдалась тёплой и теплело каждый день. Я не видел себя в зеркале, но на ощупь понимал, что сильно похудел, а на лице выросла внушительная борода, которую раньше я всегда сбривал при первых же проявлениях, в армии так положено.

К концу второго месяца я уже еле волочил ноги, какая-то кожная инфекция покрыла все руки, не знаю сколько градусов у меня была температура, но чувствуя холод, я одновременно обливался потом, в тот день меня даже никуда не погнали, посчитали, что к сегодняшнему вечеру я подохну, даже мою еду сказали отдать кому-нибудь ещё, мол мне уже не надо.

Похоже действительно приходит мой конец, тогда я валялся и думал, что это закономерный итог всей моей жизни, я здесь совершенно справедливо, меня предала мать? Я предал собаку гораздо хуже. Предал своего сына, бросившись на сержанта и совсем не думая о последствиях, в конце концов я что был мародёром по профессии, что продолжал эти заниматься в свободное от работы время. Ума не приложу почему я себя считал достойным чего-то лучшего, каждое моё действие вело меня сюда, и я ещё долго продержался на свободе. Где-то ещё звучал слабенький голосок, что если я выживу, то я изменюсь, но следом я понимал, что это очередная жалость к себе. Меня сюда отправили не просто так, даже не беря в расчёт того, что я сделал с Сергеем. В справедливом самоуничижении я ждал того, что тут случается со временем со всеми.