— Тобиас, — я повернулся на звук, — тут твои.

Солдат стоял на входе в избу, глядя на меня то ли испуганными, то ли грустными глазами, я пошёл, а потом перешёл на бег, ноги будто немели, и не хотели пускать меня туда, но всё же я вошёл внутрь строения: Анна лежала на кровати, скрутившись и отвернувшись к стене, дочери не было видно, а сын с испачканной кровью головой валялся на полу. Я увидел, как от дыхания шевелится грудь у обоих, по спине пробежались мурашки, но я заставил себя думать, что показалось, потому что допустить мысль о том, что они живы, а потом понять, что нет, в течение нескольких секунд — это бы точно раздавило меня.

Подойдя к лежащему на полу сыну, я дотронулся до той области, где сердце — оно размеренно билось, и мне это не показалось, видимо ему влетело в голову, просто так или заступался за мать, можно будет спросить потом. Анна же не плакала, не спала, просто лежала, я дотронулся до её плеча сзади, сказал, что это я, но не последовало никакой реакции, сел рядом на кровать, в это время солдат вышел из дома.

— А где Лена? — пытался я спросить, как можно мягче, понимая всё то, что она видела здесь, — с Мишей всё хорошо, немного дали в качан ему, но бояться нечего, с такой-то матерью.

В шкафу что-то зашуршало, а позже открылась дверь, моя дочь вылезла из одежды, будто запутавшийся в сети зверёк, её взгляд был такой же напуганный, показалось, что она даже меня испугалась, но потом бросилась ко мне, ничего не говорила, только плакала.

— Да что вы вдвоём сразу начинаете, — пытался успокоить как умел я своих женщин, — всё уже кончилось, не бойтесь, больше такого никто не допустит, к тому же скоро мы переедем в город, там будет много солдат, тёплой воды, теплых домов, много людей, у вас друзья будут, а у мамы много работы появится, она у нас тут самый важный человек, спасает людей. Да, мама?

Я легонько толкнул Анну в бок, но она никак не реагировала на меня, и я решил действовать решительней, просто взял её за плечи и перевернул на спину, аккуратно, чтобы подбодрить её, но всё что она сделала, это закрыла побитое лицо ладонями и заплакала, а я убрал свои руки. Дочь попыталась мне объяснить, что случилось:

— Они били маму.

— Тут было много людей? — пытаясь сохранять внешнее спокойствие, спросил я.

— Да, наверное, десять, — она уже умела считать, и плоховато, но читала, в пять лет, — и говорили не понятно, только один.

— Говорил на русском?

— Да, он первый начал бить маму, потом сказал её держать, снял ей штаны, — и тут Анна не дала ей договорить, а Лена только домычала свой ответ.

И тут до меня дошло полностью, что случилось, что её изнасиловали, и уже здесь я снова растерялся внутри себя, но пытался этого не показывать, показать я сейчас пытался только то, что Анне нечего бояться, я не считаю её «грязной» или что-то в этом духе, что на себя сами часто навешивают женщины после таких случаев. Но дочь вырвалась из рук Анны и продолжила:

— Они все менялись, папа, Миша выскочил из шкафа и бросился на них, но какой-то солдат ударил его пистолетом в голову, и он вот тут лежит, прости меня, я боялась вылезти помочь им, — и она разревелась, в это же время на полу сделал пару движений сын, а потом неуклюже попробовал оглядеться.

Я не знал, кого мне успокоить первым, дочь или жену, да и сын похоже первый раз в жизни почувствовал такую головную боль, потому что смотрел вокруг себя и ничего не понимал, вид у него, по крайней мере, был какой-то такой.

— Он сказал, — продолжила дочь, — чтобы мама сказала тебе спасибо, что если бы она не была твоей женой, то всё было бы хорошо, а мелкий урод пусть живёт и расскажет тебе, что тут было.

— Лена, ты не рассмотрела его?

— Он обычный, но у него было очень красное лицо и красные глаза, и зубы жёлтые, и голос не как у тебя, а какой-то женский, но все другие солдаты его слушались.

Это описание навело меня только на одного человека, на Сергея, моего командующего в мародёрском отряде, но солдаты не знающие русского и он, какая вообще связь и как он нас нашёл, за нами конечно постоянно бегали, охотились, иногда были стычки в лесу, но в основном угрозы для нас не представлял никто, слишком далеко мы прятали свои госпитали от ЦРР, я сказал несколько слов детям, поговорил с Мишей, он мужественно сказал, что чувствует себя нормально, хотя это было не так, а я вышел поговорить с солдатами, мало ли кто-нибудь ещё выжил.

Оказалось, что нет, со мной тут был так же как и я, офицер четвёртого уровня, Алексей Лотарев, я рассказал ему всё, что передала мне дочь, он был в таком же непонимании как я, но разбираться было некогда, нам нужно было как можно скорей свалить отсюда, я отнёс Анну в машину и мы поехали в лагерь около Новосибирска, в который должны были войти уже следующим утром, это была самая крупная операция для Иосифа и самая долгая по подготовке, разведка, перепроверки, кое-как в город влезли даже минёры, да и до этого целый месяц мы изучали расписание караулов, и знали, можно сказать, в лицо тех, кто заступит на охрану границ города в тот или иной день.

Наше войско достигало ста тысяч человек и с таким количеством атака могла быть только лобовой, к тому же мы знали, что враги сейчас много солдат перевели в Иркуртск, так как именно вокруг этого города мы активничали больше всего. Иосиф рассчитывал именно на это, что нас будут ждать в Иркутске. А брать мы планировали Новосибирск и сами перебрасывали силы именно туда.

У нас будет около десяти часов, чтобы взять город, который охраняется примерно тремя сотнями тысяч солдат и при этом как всегда минимум около десяти процентов перейдут за нас, это очень солидное пополнение.

Мы вернулись обратно около двенадцати ночи, Иосиф не спал как и перед любым другим сражением, всё смотрел на план города, в той деревеньке, что мы прибыли царил переполох, но это не удивительно, был слышен смех солдат, возмущение обувью, которая не подходит чтобы идти по мокрой ночной траве, туда-сюда сновали машины и новые для нас виды транспорта — грузовики, ещё один подарок от китайцев, в них помещалось намного больше людей, их самих нужно было меньше, а вот их электрические двигатели были проблемой, так как в Новосибирске могли легко отследить нас по потреблению энергии, приходилось рассредоточивать машины по всей области. Так же вместо телефонов у нас появились намного более удобные рации, работающие через китайский спутник, как и телефоны раньше, но почти все из телефонов недолго работали, экраны были разбиты, а заряда хватало на пару часов, в общем это было не надёжно.

Я чётко знал, своё задание на сегодняшний рассвет и какую группу солдат я веду и по какому маршруту, к Иосифу я зашёл рассказать, в чём было дело в лагере, наш главнокомандующий всё принял к сведению, ему было всего двадцать пять лет, но на вид это был сформировавшийся взрослый мужик ближе к сорока. Иосиф хотел сказать что-то про Максима, который сейчас был внутри Новосибирска, но наш разговор прервала та самая новая рация: разведчики доложили, что по дорогам, в нашем направлении, то есть направлении ничейных земель, едет по машине, внутри предположительно два человека, звания установить не удаётся, но у формы характерные черты офицерской одежды. Человек докладывающий информацию попросил распоряжений, что делать с этими автомобилями, дать ехать или расстрелять подальше от города.

Мне-то конечно казалось, что для большей безопасности нужно расстрелять, но Иосиф покачал головой и разрешил им ехать дальше, наши посты докладывали о том, что машины мчатся на огромной скорости к границе ЦРР, тогда я не понимал, что это был за манёвр, но через несколько часов мы узнали, что это.

Уже другой разведчик докладывал, что машина остановилась на границе ЦРР, то есть формально конечно на границе Байкальский Республики и ничейных территорий и через громкоговорители, сидящие внутри люди стали просить о переговорах. Картина была, наверное, странная: посреди поля стоит автомобиль и через хрипящие динамики вещает мужчина, обращаться вроде бы не к кому, но видимо сидящие внутри офицеры или солдаты знали, что их слышат.