— Насилие может решить всё. Если есть что-то, чего оно решить не может, значит, надо больше насилия.

— И помогло ли оно вам?

— Помогло.

— Но сделало вас несчастным. В моменты несчастий люди часто отрекаются от веры, так как это помогает им идти дальше, но Свет и Бог не отрекается от них. Не надо верить, мистер, если это причиняет вам боль, — покачала сестра головой. — Просто знайте, есть в этом мире места, где не надо защищаться. Где не надо выглядеть злым и жить насилием. Здесь вам всегда рады и здесь вас всегда примут.

Я вытащил окурок из кармана и бросил его в чан с водой. Просто потому что мог. Потому что была возможно оскорбить её своими действиями. Я пытался вызвать хоть какую-то реакцию, помимо этого невозмутимого спокойствия, так как оно меня неимоверно раздражало и даже бесило. Но на сестру это никак не подействовало, она лишь посмотрела на мой поступок и покачала головой, будто наблюдала за неразумным ребёнком. Это бесило ещё больше.

— Дерьмо ваша религия. И вы все, паразитирующие на костях голодных людей.

— Вы можете оскорблять веру и нас сколько угодно, мистер. Я лишь выслушаю вас, а Святой Свет даже не заметит этого, но больно вы сделаете только себе. Не надо так, пытаясь уничтожить всё вокруг себя, вы делаете себе лишь хуже.

— И тебя это ебёт? Делаешь вид, будто заботишься.

— Мне больно смотреть на человека, тьма которого обуяла настолько, что он стоит и изливает её на меня. Меня это ни капельки не трогает, я даже не злюсь, мистер, на ваши оскорбления, а вот вам становится всё хуже и хуже. Вас злит, что вы не можете задеть меня, сделать мне неприятно или даже больно, потому вы чувствуете себя всё сквернее. И всё потому, что я верю, я вижу то, что вижу, и вам не пошатнуть мою веру. Даже если вы сейчас перевернёте здесь всё, мне будет лишь неприятно, так как придётся всё это потом убирать.

— Делать мне больше нечего… — буркнул я.

Ладно, она меня в каком-то плане уела. Я ненавижу это место, не верю ни единому слову о нём, считаю это всё обманом и разводом людей, от чего готов едва ли не с пеной у рта оспорить всё сказанное ею. А ещё меня раздражает её невозмутимость, буквально выводит из себя то, что я не могу ни переспорить, ни задеть её. И в конечном итоге сам только распаляюсь больше.

Святая сестра смотрела на меня, после чего вздохнула и тепло улыбнулась.

— Я не знаю, что случилось с вами, мистер, но вы можете выговориться, — она села на скамейку и тихо похлопала рядом с собой. — Вы можете раскрыть свою душу, свою боль и ненависть. Вы можете мне исповедаться. Я готова выслушать вас, всё, что вы скажете, и это останется лишь здесь, в стенах этого храма.

— Да пошла ты… — хрипло ответил я, развернувшись. — С вашей верой, с вашим светом и богом. Мне нечего открывать ни тебе, ни кому-либо ещё.

И направился к выходу. Хватит с меня. Я тут ничего не делаю, кроме как пытаюсь собачиться с фанатиком, что ещё глупее, чем пытаться пройти сквозь стену. Пытаюсь что-то доказать, но лишь злюсь больше. Хотя странно признаваться, но ругаться, оскорблять и выплёскивать всю грязь в душе на другого человека приятно, будто легче на душе становится.

— Я буду ждать вас, мистер, — послышался её голос за моей спиной.

— Ещё бы, ведь завтра я приду освещать ребёнка, а вы берёте за это деньги.

— Пожертвования.

— Ага, суть только не меняется.

Я вышел из храма на свежий воздух, не забыв одеть в комбинезон Эйко.

— Надо будет подумать над тем, чтоб сжечь это место нахер после твоего освещения, а, Эйко, что скажешь?

Да только Эйко, видимо, моё предложение не оценила, так как расплакалась. А может она просто хотела кушать, что тоже не удивительно: столько времени там провели.

Меня бесила вера. Для меня это был ещё один способ легально откачать деньги из людей. Ещё один наркотик, за который надо платить и который вызывал такую же зависимость. Анестезия для души. А все они — душевные наркоторговцы, по сути своей ничем не отличающиеся от меня.

И мне ещё раз сюда возвращаться. Нет, так дело не пойдёт, я не какая-то истеричка, чтоб так бросаться на людей. Да, надо держать себя в руках, так как в жизни много чего будет бесить, и что, лаять на всё?

С подпорченным настроением и чувством, что лишь зря потратил время, я вернулся быстро в автомобиль, где Эйко ждала её бутылка с едой.

— Мясник.

— Да, чего тебе? — спросил я, залезая внутрь.

— Молчун звонил…

— А у него прорезался голос? — невесело усмехнулся я.

— Нет, от его имени звонил Скрипка. Говорит, что начали разгребать грузовик какой-то в ангаре и вам, возможно, будет интересно глянуть на него.

— Интересно?.. Ну-ка, погоди, стоим здесь пока. У него номер всё тот же?

— Да, с того же звонил.

Я быстро набрал телефон Скрипки. Этот парень был кем-то типа офицера — командира небольшой группы наших боевиков. Имени уже я не помнил парня, однако мог сказать, что он прослужил четыре года, прежде чем вернуться на большую землю. Двадцать два года, четыре года в армии и даже один раз успел повоевать. А ещё импульсник класса Эвокат, что неожиданно. Иначе говоря, неплохой претендент. Скорее всего в будущем сможет поднять свой класс ещё выше, так как молодой ещё и у него полно времени.

Если бы меня попросили его описать, то я бы назвал его первым парнем на деревне. Пытающийся строить из себя крутого перца, но при этом не смысля в этом ничего. Вот Джек, например, был прост и ничего из себя не строил. Скрипка же вроде как и пытался показать себя крутым, да только толком ничего у него не получалось. Раньше он даже кем-то вроде рокера был, но, как видно, не пошло.

— Скрипка, это я, чего номер старый? Ты должен был сменить его уже.

— Так я это, завтра поменяю, Мясник. По расписанию же меняю.

— Ладно, что там с грузовиком?

— Тут, короче, как получилось, Молчун начал разбирать, чтоб освободить, да и посмотреть, что там есть… Так вот, вам может быть интересно.

— Насколько?

— Не могу сказать, так как никто из нас пока сам не понимает, что это.

Что это? Значит, что-то действительно интересное откапали, раз разобраться не могут самостоятельно. Я даже позабыл о той злости, которую испытывал несколькими минутами раньше, сейчас её сменил естественный мальчишеский интерес к чему-то неизвестному и непонятному. Кому не интересно порыться в старых вещах? К тому же, проснулось чувство, когда ты чувствуешь наживу и хочешь прибрать это к себе. Кто знает, что мы там откопали? Вдруг золото или ещё чего?

И это я без шуток говорю сейчас, кто знает, что мы можем там для себя открыть. Соломон не зря это всё на чердаке прятал.

— Ясно, Сэндмэна поднимай, пусть едет к вам. Он должен разбираться хотя бы немного в этом.

— Он с Гурманом и Феей. Они сейчас на…

— Я понял, зови его, а эти двое пусть занимаются дальше, как понял?

— Да, я понял, всё будет по красоте, сейчас свяжусь с ним.

— До связи.

Я отключился и облокотился на спинку кресла. Вздохнул, немного посидел, раздумывая и приводя мысли в порядок. Не то чтобы меня сейчас занимало что-то очень важное, просто хотелось посидеть с абсолютно пустой головой, вообще ни о чём не думая. Впасть в такую прострацию, где тебя вообще ничего не тревожит. Правда…

— Мясник, мы едем? — нарушил весь настрой мой сегодняшний водитель.

— Тебе плохо сидится? — спросил я холодно.

— Да нет, просто…

— Просто что? Теперь ты решаешь, когда мы едем?

— Да нет же…

— Тогда рот закрой, сиди молча и жди, пока Я тебе не скажу, едем мы или нет.

Ничего не ответил. Но, к сожалению, и настрой был уже сбит. В голову вернулось множество разнообразных мыслей, которые буквально кружили сплошным привычным потоком в голове, не давая покоя. Сделать то, сделать это, сделать пятое, десятое. Моя жизнь была похожа на гонку, где всегда надо что-то успеть сделать. Ни минуты, чтоб можно было со спокойной душой просто посидеть, всегда что-то беспокоит и всегда о чём-то думаешь. Казалось бы, вот минутка покоя, но нет, и здесь какой-нибудь увалень всё испортит. Но по крайней мере меня немного отпустила эта навязчивая мысль про освещение Эйко.