Эдмунд. Вот так всегда. Как это глупо! Когда мы сами портим и коверкаем себе жизнь, обожравшись благополучием, мы приписываем наши несчастья солнцу, луне и звездам. Можно, правда, подумать, будто мы дураки по произволению небес, мошенники, воры и предатели вследствие атмосферического воздействия, пьяницы, лгуны и развратники под непреодолимым давлением планет. В оправдание всего плохого у нас имеются сверхъестественные объяснения. Великолепная увертка человеческой распущенности — всякую вину свою сваливать на звезды! Отец проказничал с матерью под созвездием Дракона. Я родился на свет под знаком Большой Медведицы. Отсюда следует, что я должен быть груб и развратен. Какой вздор! Я то, что я есть, и был бы тем же самым, если бы самая целомудренная звезда мерцала над моей колыбелью… Вот идет Эдгар. Он является как нельзя более вовремя, подобно развязке в старинной комедии. Напущу на себя грусть вроде полоумного Тома из Бедлама [94].

Входит Эдгар.

О, эти затмения — предвестия будущих раздоров! Фа, соль, ля, ми…

Эдгар. Ну как, брат Эдмунд? Ты занят серьезными размышлениями?

Эдмунд. Я задумался, брат, над событиями, которые, как я читал, должны произойти вслед за недавними затмениями.

Эдгар. Вот ты чем занимаешься!

Эдмунд. Уверяю тебя, предсказания, о которых я прочел, к несчастию, сбываются. Извращаются отношения между детьми и родителями, наступает мор, дороговизна, всеобщая вражда. Государство раздирают междоусобицы, народ угрожает королю и знати, возникает подозрительность, друзья отправляются в изгнание, армия разваливается, супруги изменяют друг другу и прочая и прочая.

Эдгар. С каких пор записался ты в астрономы? [95]

Эдмунд. Оставим это. Лучше скажи мне, когда ты виделся с отцом в последний раз?

Эдгар. Вчера вечером.

Эдмунд. Ты говорил с ним?

Эдгар. Да, два часа подряд.

Эдмунд. Вы расстались по-хорошему? Ты не заметил в нем какого-нибудь неудовольствия, когда он говорил и смотрел на тебя?

Эдгар. Ни малейшего.

Эдмунд. Припомни хорошенько, чем ты мог задеть его, и, ради всего святого, не попадайся ему на глаза некоторое время, пока он не успокоится. Сейчас он клянет тебя на чем свет стоит и готов разорвать тебя на части от гнева.

Эдгар. Какой-нибудь мерзавец оклеветал меня.

Эдмунд. Я тоже боюсь этого. Прошу тебя, соблюдай осторожность, пока его ярость не уляжется. И знаешь что: я дам тебе убежище в своей комнате, откуда ты сможешь удобно подслушать, что скажет отец. Ступай туда. Вот тебе ключ. Если вздумаешь отлучиться на улицу, бери оружие.

Эдгар. Оружие?

Эдмунд. Слушай, брат, это для твоей пользы. Честное слово, у него что-то недоброе на уме против тебя. То, что я рассказал тебе, — ничто по сравнению с действительностью. Прошу тебя, уходи, пожалуйста.

Эдгар. Но ты скоро дашь мне знать о себе?

Эдмунд. Я посвящу всего себя этому делу.

Эдгар уходит.

(Уходит.)

Входят Гонерилья и Освальд.

Гонерилья. Правда ли, что отец прибил моего придворного за то, что тот выругал его шута?

Освальд. Да, миледи.

Гонерилья

Звуки рога за сценой.

Освальд

Гонерилья

Освальд

Гонерилья

Уходят.

Входит Кент, переодетый.

Кент

Звуки рога за сценой. Входят Лир, рыцари, слуги.

Лир. Не заставляйте меня ждать ни минуты. Подавайте обедать.

Один из служителей уходит.

Что тебе? Ты кто такой?

Кент. Человек.

Лир. Чем ты занимаешься? Что тебе от нас надо?

Кент. Вот мой род занятий: быть самим собой. Верно служить тому, кто мне доверится. Любить того, кто честен. Знаться с тем, кто рассудителен и мало говорит. Считаться с общим мнением. Драться, когда нет другого выхода, и не есть рыбы [96].

Лир. А сам ты кто?

Кент. Подлинно честный малый, бедный, как король.

Лир. Если ты так же беден в ряду подданных, как он среди королей, то ты действительно беден. Чего же ты хочешь?

Кент. Служить.

Лир. Кому ты хочешь служить?

Кент. Вам.

Лир. Разве ты меня знаешь, приятель?