Когда сила заполнила Казана до боли, он сам закричал, и от него разошлись волны огня, окончательно добивающие остатки вампиров, которые не успели убраться отсюда, да и мало кто смог бы.

Казан был одержим.

Бриджинна с ужасом наблюдала за превращением Казана и просто не верила в это. Он не мог, только не он! Об этом отец предупреждал? Но она не хотела этого видеть. Ее Казан не стал бы…

— Джинна, нужно уходить, — появился рядом Барти. Он подхватил ее под руку и поднял с пола. Она все ещё была закована в цепи, и Бартимеус сорвал их.

— Мы не можем оставить Казана! — возразила Джинна и взволнованно посмотрела на ифрита, коим стал ее дорогой Казан. Дышать было уже практически невозможно, а от жара казалось, что даже кожа начала плавиться. Но она упорно не хотела уходить.

— Это Казан? — удивился Барти и посмотрел на ифрита, сощурив глаза. Было больно от такого яркого огня. И от осознания случившегося. Сегодня они потеряли ещё и друга. — Ему уже не помочь.

Бартимеус собрался переместиться вместе с Джинной домой, во дворец, но в последний момент она оттолкнула его, и он улетел один. Поняв это, он попытался вернуться, но всепоглощающий огонь уже заполнил все вокруг, что он не смог там находиться и вынужден был опять уйти, оставив и последнюю надежду их народа.

— Я не верю, что помочь нельзя, — шепнула Джинна и, оставшись одна перед Казаном, шагнула ему навстречу.

Конечно она знала, что ждёт джинна, ставшего ифритом. И не было ни одной истории, в которой удалось бы вернуть его к свету. Но её сердце отказывалось верить. Она потеряла отца, если не станет и Казана, то ей незачем жить больше.

— Казан. — Она вытянула руки к нему и продолжила приближаться. Сломанные пальцы болели, огонь обжигал, одежда не выдержала жара и занялась, но она упорно продолжала свой ход. Если не вернет, то сгорит вместе с ним. — Все закончилось. Прошу тебя, Казан, вернись ко мне. Не бросай меня, без тебя это будет не жизнь. Я не хочу потерять и тебя. Пожалуйста… Я люблю тебя.

Слезы, что стекали из глаз, тут же испарялись жаром. Воздуха не хватало, дышать уже было просто невозможно, и каждое слово давалось с трудом. Но она не могла оставить его не попытавшись. Обхватив лицо своими изувеченными ладошками, она заглянула ему в глаза в надежде, что сможет отыскать своего Казана.

Лицо ифрита исказила страшная гримаса. Он будто одновременно и злился, что какая-то дрянь посмела к нему подойти, но при этом губы, за которыми скрывались страшные острые зубы, улыбались как-то знакомо.

— Бри… — будто песок истязал его собственное горло — голос был не похож на тот, родной. Он был хриплым, мерзким, что даже кровь застывала в жилах. — Джинна.

Но он её помнил.

Сам Казан, его разум, сейчас находился в огне, и сквозь языки пламени он заметил родное лицо. Она рядом с ним, вампиры до неё еще не добрались… как до её отца. Но она была еще в опасности, огонь ласкал её тело, принося лишь боль, и её Казану нужно было немедленно унести отсюда!

— Джинна, уходи! — закричал разум, но губы не шевелились, а она его не слышала.

Превозмогая боль и ожоги — странно, что он их зарабатывал, имея лампу — Казан бросился вперёд, перепрыгивая или вовсе ступая на этот огонь, это пламя, что не пускало его к ней.

— Прочь! Джинна! Прочь от меня! — Он чувствовал, что рядом с ним есть противник, который не пускал его, к нему были обращены эти проклятия, эти слова. — Убирайся! Пусти меня!

Казан вытянул руку вперёд, и несмотря на рывки, на отчаянные броски истерзанного зверя, который желал жить, он будто находился в замедленном действии. Он дотягивался до Джинны, но миллиметр за миллиметром, секунда за секундой, но он рвался к ней, не чувствуя своего тела. Лишь бы глазами продолжать её видеть; лишь бы пальцем в последний раз ощутить её кожу.

И вот он коснулся её щеки. Коснулся и ощутил, как она горяча от его огня.

В реальности же Казан упал на колени перед Джинной, а она, обнимая его, опустилась следом. Огонь потух, и единственное, что обжигало Казана, это его собственные слезы, градинами скатывающиеся по щекам.

— Прости меня, Джинна! Прости меня!

— Все хорошо, — шепнула она, утыкаясь в его плечо. По ее лицу тоже полились слезы, когда их перестал испарять огонь. — Ты вернулся ко мне. Я знала… Я верила в тебя.

Джинна держалась в вертикальном положении только благодаря тому, что ее крепко сжимал Казан. Все ее тело болело от переломов и ожогов, да и в сознании она держалась из последних сил. Хотелось сказать что-то ещё, поблагодарить за все, но из горла вырвались только рыдания после сдавленного «спасибо». Горе и радость смешались, но Казан был рядом. Родной и любимый. Она не одна, и вместе они со всем справятся.

***

Этот страшный день навсегда запомнится всему миру джиннов. Это не была самая страшная битва, но была именной той, в которой пал всеми любимый король Джабраил. Но его смерть и всё, что произошло в тот день, не было напрасным — в мире воцарился покой.

Несколько дней приходили в себя раненые. И несколько месяцев продлилась скорбь по славному королю, который верой и правдой служил своему народу, но пал от глупости и злости, застеливших ему глаза. Бриджинна с тяжелым сердцем взошла на трон в скорейшем времени — в такое время джиннам нужен был лидер! И пусть правила первое время она через советников, уже через пять лет она получила собственную лампу, с усердием занималась и учила то, к чему должна была приступить еще очень не скоро, и стала новой правительницей. Народ встретил её с горячей любовью — все любили дочку архиджинна, а то, с какой заботой и материнской любовью она относилась к павшим, к лишенным имущества и родных…

И джинны стали процветать. С каждым годом страх, что вампиры вновь нападут, исчезал из сердец.

Казан все-таки покинул Джинну на пять лет. То, что случилось с ним, его сильно напугало, и сам он помнил волнение и злость Джабраила, когда им стала овладевать злость и ненависть. И вот, к чему это привело. Все эти года он провёл под водопадами Смирения и вернулся уже таким, каким его знала Джинна. И ни разу вспышки злости больше не беспокоили сердце принцессы.

Хоть Джинна уже не была маленькой, Казан не торопился делать ей предложение. Она была наследницей трона — она будет главнее своего суженного, но, как и обещал Казан, сначала он добивался расположение своего народа, верой и правдой служа королеве, и наконец-то дослужился до Небесных генералов.

И в день, когда он преклонил колено перед возлюбленной, чтобы она на балконе, на глазах всех своих подданных огласила его своим новым Небесным генералом, Казан, не вставая, вместо ответа: «Я клянусь служить тебе, моя королева», сказал:

— Я клюнусь служить тебе, моя невеста.

— Вот жук, — тихо ухмыльнулся Бартимеус, который вот уже два года стоял подле королевы в качестве одного из Небесных генералов. Он с улыбкой наблюдал, как опешила Бриджинна от такого публичного признания.

Несмотря на все трудности, что свалились на неё, она смогла сохранить эту детскую наивность, в которую он когда-то давно влюбился. Барти и сейчас всем сердцем любил свою королеву, но больше не претендовал на роль ее суженного. Когда Казан собственной персоной в тот ужасный день вернул ее домой всю в страшных ожогах, он окончательно понял, что сердце ее принадлежит только одному мужчине. Поэтому он стал для нее старшим братом, который оберегал и хранил ее честь для Казана. И сейчас, наблюдая за всей этой картиной, он с тяжёлым вздохом произнес:

— Опять вам помогать? Целуй ее уже.

Услышав Бартимеуса и послав ему невидимый щелбан, Казан встал с колена и оказался прямо лицом к лицу с Джинной.

— Молчание — знак согласия, — прошептал он с ехидной улыбкой и наконец-то, исполняя свою мечту, поцеловал её под звуки аплодисментов, которые ему казались хлопаньем крыльев самих ангелов. Ведь касаясь губ своей возлюбленной королевы, Казан был в раю.

***

Честно говоря, никто не знал, что приключится с вампиром, если он попадет в мир, где магии нет и в помине. Конечно, она упоминается в книгах, но по факту считается лишь выдумкой. Загадывая свое желание, Вуди шла на большой риск. При худшем раскладе Луи просто перестанет существовать. Уж лучше такая смерть, чем-то, что ему было уготовано в его мире, какая бы сторона ни победила в войне.