— Нет, — покачал головой Люпин, — если мы что-нибудь узнаем, мы сами тебя найдем, Гарри. Нет ничего хорошего в том, что ты будешь торчать здесь в коридоре. Идите учиться, не надо сюда возвращаться.

Рон потянулся к руке Гарри, но тот стряхнул ее, яростно сверкая глазами.

— Вы что-то скрываете от меня, — пристально глядя на Люпина, уверенно заявил он. — Все вы… да, впрочем, какая разница? Что бы это ни было, я тот, кто должен положить этому конец. В результате, именно мне придется иметь дело с этим. Самому. В одиночку. Как обычно.

— Мы ничего от тебя не скрываем, — резко заметил Люпин. — Ты знаешь столько же, сколько и мы.

Гарри собрался что-то сказать, но Люпин тут же перебил его:

— Драко идет на поправку, но он все еще очень слаб. И ему больно. Мы должны позаботиться о нем, а вместо этого тратим время на вас. Подумайте об этом.

Гермиона взяла Гарри за руку:

— Мы уходим, — она махнула головой Джинни и Рону, призывая их следовать за ней. Гарри подчинился с большой неохотой, все оглядываясь через плечо на Люпина и Чарли, пока те, наконец, не скрылись за поворотом коридора. Как только они снова остались вчетвером, Гермиона остановилась и, все еще держа Гарри за руку, начала:

— Не стоило разговаривать вот так с Чарли…

Гарри выдернул свою руку и с яростью взглянул на Гермиону:

— А тебе не стоит обращаться со мной так, словно я ребенок-дебил.

Гермиона устало уронила руку:

— Тогда прекращай себя вести подобным образом, — отрезала она.

Гарри взглянул на нее с каким-то мрачным удовлетворением, словно ставил себе цель спровоцировать Гермиону и добился-таки своего:

— Прекращу, если ты перестанешь себя вести как властная всезнайка.

Она на мгновение остолбенела, потом уперла руки в боки:

— Гарри Поттер, — в ее голосе закипала ярость, — ты — эгоистичный, черствый, упрямый…

Джинни почувствовала, как ей на плечо легла чья-то рука. Рон.

— Нам надо идти, — очень громко произнес он, однако эти двое даже не обратили на него никакого внимания. — Мы должны… ну, все это… нам надо сделать. Срочно. Сейчас.

— Ага, — слабым голосом поддакнула Джинни. — Надо сделать это прямо сейчас.

И она рванула следом за Роном, успев перехватить яростные взгляды, которыми обменивались Гарри с Гермионой. Гарри стиснул кулаки в карманах, Гермиона побледнела и сжала губы.

Джинни была рада, что не окажется свидетелем этой ссоры — с Роном Гермиона препирались довольно часто и утомительно, однако с Гарри она ругалась чрезвычайно редко. И уж если это случалось, то могло поспорить

с извержением вулкана.

Джинни догнала брата за углом, на подходе к классу, в котором проводилась История Магии. Тот качал головой:

— Невероятно…

— Что невероятно.

Тот коротко хмыкнул в ответ:

— Эти двое. И их отношения. Просто какой-то Карнавал Боли.

— Да ладно тебе. Все не так плохо.

— В последнее время находиться рядом с ними — все равно, что бить себя молотком по голове. Одна радость в жизни — когда останавливаешься.

— Рон! — взъярилась на брата Джинни. — У них сейчас просто трудный период.

Рон пожал плечами:

— Может быть.

Джинни устремила на брата твердый и решительный взгляд. У Рона был такой вид, словно он был здорово сердит.

— Ты бы завел себе для начала подружку, а уж потом делал такие заявления, — строго произнесла она.

Рон опять пожал плечами:

— А с чего ты взяла, что у меня её нет?

Джинни остолбенела:

— Рон, ведь нет, да? Да? Нет?

Рон замер, потом, словно с удивлением, взглянул на нее и натянуто засмеялся:

— Нет, разумеется, нет.

Однако она не сводила с него глаз, и Рон начал медленно краснеть:

— Кому какое дело до того, что я делаю…

— Неправда! Да что с тобой происходит?

Рон открыл рот, чтобы ответить, и захлопнул его, глядя куда-то ей за плечо. Повернувшись, она увидела, что чуть дальше, рядом с кабинетом Истории, кто-то стоит — через мгновение она поняла, что это Симус. Он ждал у дверей — ждал её.

— Эй, Джинни, — встретившись с ней взглядом, дернулся он.

— Симус?… Ты почему не на уроке? — удивленно спросил Рон.

Симус кивнул, но его взгляд был по-прежнему прикован к Джинни:

— Пожалуйста, могу я переговорить с тобой? Секундочку? — он перевел взгляд на Рона. — Наедине.

Рон пожал плечами:

— Пожалуйста. Все равно мне пора на Зелья.

Рон зашагал по коридору и, учитывая его длинные ноги, быстро скрылся из вида. Джинни взяла себя в руки и повернулась к Симусу.

— Хорошо, что такого важного случалось, если ты пропустил урок?

Он прислонился к стене и в упор посмотрел на нее. Его голубые глаза в полумраке казались цвета индиго:

— Это насчет Малфоя.

— Гарри Поттер, — Гермиона почувствовала, что утратила контроль над своим голосом, — ты — эгоистичный, черствый, упрямый, самовлюбленный тролль!

Гарри скучающе взглянул на нее:

— Так ты еще не закончила?

— Нет! — отрезала она, теряя от ярости мысль. Она заметила, что Джинни и Рон ретировалась, и это ее обрадовало. — Еще и не начинала.

Гарри, не двигаясь, смотрел на нее, его глаза казались почти черными, однако лицо ничего не выражало.

— Прекрасно. Пошлешь мне сову, когда прекратишь всю эту бессмысленную ругань, — и он пошел прочь.

Раньше чем она сама успела что-то осознать, Гермиона выхватила из рукава палочку:

— Petrificus partialitus! — закричала она, и Гарри замер на месте в трех шагах от нее, его ноги приросли к каменному полу.

— О, как по-взрослому, Гермиона! — развернувшись, сверкнул он глазами.

Гермиона засунула палочку обратно в рукав и окинула его мрачным взором:

— По-взрослому? Да от тебя это звучит просто смешно.

— Не говори о вещах, в которых ты не смыслишь, — произнес Гарри уничижительным тоном.

— О, нет, я очень даже смыслю, — возразила Гермиона, — уж куда больше, чем ты думаешь.

Гарри скрестил руки на груди:

— Ну, так просвети меня, — саркастично предложил он.

Гермиона ткнула в него пальцем и голосом, дрожащим от напряжения, произнесла:

— Может, я и не знаю, что так тревожит тебя. Однако что-то определенно существует. И что бы это ни было, оно отравляет тебя изнутри и превращает в кого-то, кто мне незнаком, Гарри. И, возможно, даже в кого-то, кто мне совсем не нравится.

Она подняла взгляд к его лицу и оцепенела. Он стоял в совершеннейшем потрясении. Она абсолютно этого не ожидала и пошла на попятный. Ей и в голову не могло прийти, насколько важно ему её доброе отношение, насколько зависело его отношение к самому себе оттого, что он видел в ее глазах. Он тут же опустил голову, упрямо выставил челюсть, спрятал боль в глазах — но она успела это заметить.

Гермиона продолжила, уже не так резко:

— Я всегда восхищалась тобой, Гарри. Насколько любила, настолько и восхищалась. Не потому что ты смел — нет — потому что ты добр, и потому что всегда стараешься соответствовать выбранному высокому стандарту. И он куда выше, чем кому-нибудь даже в голову может прийти. Ты никогда не жалел себя, даже когда имел на это полное право. И когда я вижу, что ты, пользуясь тем, кто ты есть, пытаешься заставить кого-то почувствовать себя плохим или виноватым — так, как ты сегодня поступил с Люпиным — я понимаю: это не ты, Гарри.

Гарри не двигался. Он стоял, глядя в пол. Плечи его были напряжены. Гнев, совсем недавно обуревавший Гермиону, исчезал буквально на глазах. Она была ужасно измучена: все внутри протестовало против этого сознательного причинения ему боли, она разрывалась между ним и тем, что ей приходилось делать. Она даже потянулась к палочке, чтобы снять с него заклятье, но прежде чем она успела это сделать, он произнес:

— Да, я не должен был говорить это Люпину. Но ты все равно не понимаешь.

— Ну, так объясни мне.

Гарри прикрыл глаза:

— Я всегда знал, что рано или поздно наступит день, когда Вольдеморт ударит по тем, кто мне дороже и ближе всех. И всегда пытался подготовиться к этому. Будь ты на моем месте, и тебе пришлось бы делать выбор: либо ты решаешь никого не любить и спрятаться ото всех перед лицом этой постоянной угрозы. Или же ты клянешься защищать тех, кого любишь, не зависимо оттого, что может случиться. Я выбрал второе — в основном, благодаря тебе… — он открыл глаза и в упор взглянул на нее. Передо мной выбор: любить или потерять тебя… я не переживу, если потеряю тебя.