Гарри был потрясен.

Мгновение он таращился на нее, и его глаза постепенно тускнели: ей вспомнилось, что именно таким же он был после побед в квиддиче, ему требовалось время, что вернуться с небес на землю, даже если он на ней уже стоял. Судя по всему, сейчас он чувствовал то же самое — словно он летал — вот только она не летала вместе с ним…

— Гермиона, — спросил он, — что не так?

Что — он не знает? В самом деле, не знает?

Она поняла, что у нее не повернется язык объяснить ему. Вместо этого она бухнула первую приемлемо звучащую фразу, пришедшую ей в голову:

— Соскучился по мне? Как же это могло случиться? Я ведь все время была рядом…

— Ты и правда была рядом, — он начал натягивать свитер на голову. Ей показалось, что он просто пытался чем-то занять свои руки и найти повод не смотреть на нее. Его щеки горели — и, как она подозревала, вовсе не от холода. — А вот меня не было.

— А теперь? — спросила она, прикрываясь руками, но не в силах согреться. — Или ты просто пьян?

Гарри наклонился, поднял с земли ее белый плащ, лежащий поверх его черного, и протянул ей. Она немедленно завернулась в него по самый подбородок.

— Ну, может, немножко и пьян, — тихо согласился он. — Но я не хотел… я хотел быть с тобой вовсе не потому, что выпил. Я люблю тебя, это просто… в последнее время… нет, я не могу говорить об этом.

Она покачала головой и начала дрожащими руками натягивать на себя платье.

— Так почему ты не можешь сказать это? Ты поменял свое мнение? Что-то изменилось? Ты… ты стесняешься меня?

— Стесняюсь тебя? — напряженно рассмеялся Гарри. — Я — и стесняюсь тебя. Смешно.

Он потянулся за своими очками, поблескивающими от налипшего снега, и начал протирать их полой рубашки. Без них он совсем другой. Старше. Его лицо сразу как-то утоньшалось, становилось красивее и жестче. Мягкость и детскость исчезали. — Как ты могла такое сказать?

— Ты никогда не целуешь и не касаешься меня на людях, но тут, в подворотне, ты меня едва не… О чем это говорит, Гарри? Я ведь всегда говорила тебе, что хочу подождать, чтобы, когда это случится, и мы по-настоящему будем вместе, это стало действительно чем-то особенным… А ты, похоже, был бы вполне счастлив, если бы сделал это пьяным, прижав меня к стене.

— Эй, — резко воскликнул Гарри, надевая очки, — это ведь ты меня сюда привела, и ты поцеловала — о чем я, по твоему, должен был подумать? Ведь ты же моя девушка! Конечно, я хочу — и ты это знаешь. И — и со мной сейчас все в порядке.

Его щеки все еще горели. Гермионе стало немного смешно: у нее было ощущение, что Дурсли были весьма специфичны в плане сексуального образования.

— Да, но это не значит, что… — она осеклась. Она знала, что хочет сказать, эти слова звучали у нее в голове: тебе хорошо, потому что ты выпил. Тебе хорошо, когда ты летаешь. И если бы мы сейчас занялись сексом, тебе бы тоже было хорошо, потому что это лучше любых таблеток убило бы ту боль, что не дает тебе покоя. Но я не хочу этого — ведь это не в последний раз; разреши я тебе пойти до конца, этого все равно было бы недостаточно.

Конечно, она не могла сказать этого.

— Ну, может, тебе хотелось бы вернуться? — смущенно поинтересовался Гарри.

Гермиона прикрыла лицо руками:

— Ты заигрывал с Блез, и я…

— Заигрывал? — изумился Гарри. — Я не заигрывал!

— Определенно заигрывал.

— С ней?! Она же слизеринка! Кроме того, она подружка Драко и наверняка меня презирает.

— Ничего подобного, она сказала, что ты великолепен и что так бы тебя и съела… господи, зачем я тебе все это говорю? Это и слушать-то было отвратительно.

Гарри удивленно смотрел на нее:

— Ты шутишь.

— Нет.

— Держу пари, что шутишь.

Гермиона вздохнула.

— Гарри, ты идиот — половина девчонок школы влюблена в тебя.

— Что, только половина? — расхохотался Гарри.

— Полагаю, что сердца оставшейся половины принадлежат Драко. Но в любом случае, это в основном слизеринки, — она покачала головой. — Поверить не могу, что ты не замечал, впрочем, ничего удивительного. Ты очень классный, и то, что ты об этом не догадываешься, — самое классное. Девчонки от тебя просто млеют… Да, думаю, что я сказала слишком много.

— А, так это совершенно секретная информация, которую надо скрывать от всех парней?

— Ага, и теперь мне придется убить тебя до того, как ты расскажешь это Рону или — прости господи — Драко.

— Я так полагаю, они тоже не в курсе, насколько они классные?

— Ну, Рон, возможно, и нет, но вот Драко? Ненавижу себя за то, что разочарую тебя, — однако думаю, что Драко как раз знает.

— Разве это не отвратительно, а?

— Ну, «отвратительно» — это не подходящее слово.

— Хорошо, — фыркнул Гарри, — тогда так и скажи «вау»!

— Гарри, что? — подскочила Гермиона.

Но Гарри уже отошел и стряхивал снег со своего плаща:

— Кто-то швырнул в меня снежком… Рон! — закричал он и расхохотался. Повернувшись, Гермиона увидела, стоявшего в воротцах Рона, поднявшего руки с видом оскорбленной невинности, словно хотел сказать «кто — я!?» Но он лишь смеялся.

Позади него виднелись другие мечущиеся темные фигуры: Блез подговорила парней-семикурсников закидывать снежками милующиеся парочки.

— У меня не было выбора! — крикнул Рон. — Не сделай это я, вас бы обстреляли Дин с Невиллом!

Но Гарри замотал головой:

— Готовься к смерти! — заорал он и рванулся к Рону, с хохотом помчавшегося прочь. Гермиона посмотрела им вслед: господи, им что — двенадцать лет?… — и медленно двинулась к выходу, выйдя на дорогу как раз в тот миг, когда Гарри в прыжке сшиб Рона с ног и начал наталкивать снег ему под рубашку. Рон взвыл и начал скрести снег руками, пытаясь слепить другой снежок. От этой картинки ей сразу же вспомнилась другая сцена: они вдвоем валялись с ней в снегу; им было по четырнадцать и не имело никакого значения, девчонка она или нет; карманы ее рубашки были набиты ледышками… и она затосковала по этому — пронзительно и неожиданно. Они были так счастливы втроем… Она наклонилась, украдкой набрала в ладонь снега, обжегшего руку холодом, подкралась к Гарри, поглощенного запихиванием снега Рону в уши, и насыпала снега ему за шиворот.

Раздавшийся тут же вопль был великолепным вознаграждением за эту шалость; Гарри, свалился на бок, а Рон, весь в снегу, зашелся в припадке беззвучного смеха.

— Гермиона! Нечестно! — укоризненно крикнул Гарри.

— Не будь таким чувствительным неудачником, Гарри Поттер, — она кинула в него еще одним снежком, Гарри схватил ее за ногу — она поскользнулась и рухнула на Рона, который, наплевав на все условности, тут же начал совать снег ей в корсаж. Гермиона завизжала и попробовала отползти в сторону, хватая Гарри замерзшими пальцами. Смеясь и крича, они всей кучей скатились с холма, затормозив об большой валун. Первой смогла сесть Гермиона — она отплевывалась и сжимала грудь, нывшую от смеха.

Платье промокло, волосы крысиными хвостиками свисали вокруг лица — ее это не заботило. Она смотрела, как Гарри и Рон тоже усаживаются — с ног до головы покрытые искрящимся снегом, словно сахаром.

— Ну, — Гарри стянул с носа очки, которые невозможно было опознать, и прищурился, — это было…

Гермиона перебила его, прыгнув и крепко обняв их обоих — Гарри с Роном даже удивились этому внезапному всплеску, Рон тихонько похлопал ее по спине. Наконец она отпустила их и посмотрела: вывалянные в снегу, во влажной и прилипающей к телу одежде — у них был весьма причудливый вид; они были ужасно похожи на тех двух мальчишек, много лет назад рухнувших на мокрый пол в туалетной комнате после того, как спасли ее от тролля.

— Я просто хочу, чтобы вы знали, — заговорила она к своему собственному удивлению, — чтоб вы знали, что я люблю вас, вас обоих, вне зависимости от всего, что происходит.

Рон, судя по всему очень смущенный, взглянул на Гермиону и перевел взгляд на Гарри.

— Снова джин, да?

— Для нее это уже становится проблемой, — кивнул Гарри.