Гермиона протянула им руки:

— Ну же! — и они без слов взялись за ее руки, Рон за левую, Гарри — за правую. — Мы всегда будем вместе. Правда?

Гарри и Рон смущенно переглянулись.

— Ну, не всегда, — поправил ее Рон. — Придя в замок, я предполагаю принять горячую ванну, и хотел бы это сделать в одиночестве.

— И что — разве тебе никто не нужен, чтобы потереть спинку? — ухмыльнулся Гарри.

— Ваши предложения? — приподнял бровь Рон.

— Просто я подумал о Плаксе Миртл.

— Заткнитесь оба! — воскликнула Гермиона. — Слушайте, давайте пообещаем, что всегда будем друзьями. Потому что сейчас Рождество и вообще — коль вы этого не сделаете, я самолично скажу Миртл, что вы оба в нее влюблены, и тогда она точно не оставит вас в покое. Договорились?

— Хорошо, — смеясь, кивнул Гарри. — Обещаю.

— Я тоже, — сказала Гермиона.

Они оба взглянули на Рона, у которого был такой вид, словно что-то в ее словах огорчило его.

— Я обещаю, — произнес он. — Друзьями.

* * *

— «Сопротивление бесполезно, — чувственно проворковала леди Стэйси, ее пышная грудь вздымалась под кожаным корсетом, словно суфле. — Ты мой теперь, Тристан. Забудь про Риэнн. Я, лишь я одна могу привести тебя к заснеженным пикам экстаза.

Тристан вздернул подбородок. Он бы гордо скрестил руки на своей мужественной груди, но это было невозможно по причине того, что леди Стэйси привязала его к шесту.

— Риэнн — моя любовь навеки, ее я не забуду никогда. О, никогда.

Леди Стэйси пожала плечами и, вытащив из-за высокого кожаного ботинка длинное перо феникса, стала щекотать беспомощному Тристану обнаженную грудь, и он начал догадываться, что она не осталась равнодушной к его мужественному обаянию. Ну, возможно, Риэнн не будет возражать, если это случится всего лишь раз? Так или иначе, ее все равно украли пираты — кто знает, увидятся ли они снова?»

Джинни уронила «Брюки, полные огня» на колени и опустошенно уставилась на обложку. Сейчас она была пуста: нарисованные Тристан и Риэнн исчезли, видимо, в поисках уединения.

Что ж, — мрачно подумала Джинни, — хоть кто-то неплохо проведет сегодняшний вечер.

Хотя, конечно, Тристан в этой истории в очередной раз бросил Риэнн. Потому что, — как рассудила она, швыряя книгу на кровать, — все мужчины кната ломаного не стоят.

Хотя нет. Она с резкой болью вспомнила, что, вбежав в Большой Зал после расставания с Драко, вся на нервах и с бегающими по коже мурашками, увидела мирно беседующего с Чарли Симуса — и у нее сразу засосало под ложечкой.

Симус был таким милым, таким приятным — как смеет она с ним так ужасно обращаться?! Увидев ее, он заулыбался, и ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы не выскочить прочь из зала. Однако она подошла к нему и, сославшись на головную боль, попросила проводить ее. Он безотказно довел ее до Гриффиндорской башни, и последнее, что она видела, поднимаясь в пустую спальню, была его светлая шевелюра, исчезающая в темноте.

Вздохнув, она упала на кровать, уткнувшись в ладони. Она чувствовала себя ужасно виноватой перед Симусом, лишив его развлечений в пабе, и не могла отделаться от чувства, что путалась у него за спиной. Нет, то есть, конечно, она не считала поцелуй с Драко…

Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Кого она обманывает? Словно была какая-то другая причина, по которой она вышла. Танцуя с Симусом, она подняла глаза и увидела стоящего в дверях Большого Зала Драко, не сводящего с нее глаз, — она издалека не могла разглядеть выражение его лица, только серебристые волосы и бледная кожа, словно отпечатавшиеся на темноте у него за спиной. Но по каким-то неуловимым признакам — по наклону его плеч, по его позе — она догадалась, что он смотрит на нее, а потом увидела, как он пошел прочь. И на земле не было силы, которая могла бы удержать её от того, чтобы пойти за ним.

А отсюда как раз и чувство вины, и стучащая головная боль. Она села, размышляя не принять ли болеутоляющих заклинаний, когда вдруг сообразила, что стук был вовсе не у нее в голове: кто-то стучал в двери спальни.

Она медленно поднялась и провела по себе рукой: на ней были джинсы и бордовый свитер, когда-то принадлежавший Рону; рукава его были настолько длинными, что полностью прятали ее руки. Вздохнув, она поплелась к двери, ожидая увидеть Эшли или Элизабет и с трудом соображая, как справиться с дверной ручкой.

Но это был Симус. Он был босым, взъерошенным и уже сменил свою нарядную одежду на джинсы и желтый свитер в черную полоску, вид при этом у него был таким, словно он минут двадцать заставлял себя заниматься чем-то ужасно неприятным.

— Салют, — произнес он и скользнул по комнате глазами, проверяя, есть ли там кто-нибудь еще и, с удовлетворением убедившись, что комната пуста, снова повернулся к Джинни. — Надеюсь, я могу переговорить с тобой.

Джинни привалилась к косяку.

— О, Симус. Только не сейчас. У меня сил нет.

Симус покачал головой:

— Но это смешно.

— Я знаю. Прости меня. Я испортила Святочный бал, ты мог бы пойти в паб… Я чувствую себя просто ужасно. Ненавижу себя. Прости, прости меня.

Симус устало взглянул на нее:

— Да я не о том. Ты… Просто ты позволила себе быть несчастной. Мне наплевать и на бал, и на паб… Но ты… Ты мне небезразлична, Джинни…

— Симус… — удивилась Джинни.

— Да, да, — быстро перебил он ее. — У меня было много времени. Когда ты вернулась в школу в этом году, ты… ты стала какой-то другой. Я поверить не мог, что не заметил тебя раньше. Ты такая красивая, такая умная, ты фантастический игрок в квиддич, ты веселая, и твои друзья тобой восхищаются…

Джинни смотрела на него, раскрыв рот

— Я понятия не имела.

— Ну, теперь имеешь.

Она покачала головой:

— Не надо, не будь таким чудесным и милым. Я не заслуживаю этого, — на нее накатила безнадега, она снова привалилась к косяку. — Я не могу сделать это, это было бы ошибкой, я не сделаю этого снова.

— Снова? — удивленно переспросил Симус. — А что — разве мы с тобой раньше встречались?

Джинни рассмеялась.

— Да нет, я не об этом… Слушай, Симус, ты мне и вправду нравишься, честно-честно, ты такой… очаровательный и милый… Но, я уяснила, что было большой ошибкой не послушаться своего чутья. А я как раз так и поступила — ну, поэтому-то все и вышло не очень хорошо.

Симус кивнул и сунул руки в карманы.

— Я только что видел твоего брата — они с Гарри и Гермионой возвращались из паба. Они даже не удивились, увидев меня одного в Общей Гостиной. Такое ощущение, будто они знают что-то, чего не знаю я. Джинни… — он помедлил. — Скажи мне, что такое с тобой сделал Малфой? Я не вправе что-то говорить, осуждать — я просто хочу понять.

Джинни прикусила губу:

— Возможно, ты не сможешь…

— Я смогу, если ты мне все объяснишь, — настаивал Симус.

Джинни смотрела на него и сомневалась. У него было открытое, симпатичное лицо, чуть мальчишеское из-за веснушек, брызнувших ему на переносицу. Преданный, непреклонный, стойкий — он напоминал ей этим ее братьев, да и вообще — всех мужчин, встретившихся ей в жизни. За исключением одного.

Ей было сложно даже представить себе, как все рухнувшие на них испытания, темноту и отчаяние последних шести месяцев, все это смятение, боль, эту победу и разочарование вывалить на Симуса, подразумевая, что он сумеет все понять.

Однако, может, она его недооценивает? Может быть, у него бы это получилось? Судя по всему, он действительно хочет понять. И, возможно, даже может это сделать.

Или же ей просто нужно хоть с кем-нибудь об этом поговорить.

Она отступила, приглашая Симуса войти. Он чуть удивленно взглянул на нее, не решаясь.

— Заходи. Заходи, и я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.

* * *

Он прождал ее ужасно долго в оговоренном месте и уже собирался уходить, когда она наконец появилась. Она была бледной и усталой, наспех одетой.