— Я бы не позволил тебе пойти, — в усталом голосе Гарри не было ничего, кроме искренности, он сам слушал себя не без удивления, — и без тебя я бы тоже никуда не пошел. Не потому, что боюсь действовать в одиночку, но потому, что не уйду, пока ты умираешь, — и они об этом знают.

— Ты раньше никогда не допускал, что я умираю, — немногословно заметил Драко, однако побелевшие пальцы, вцепившиеся в подушку, расслабились.

— Потому что мы тебя вылечим. Снейп сказал, что большинство компонентов противоядия уже идентифицированы. Но я не уйду, пока не будут известны все составляющие.

— Почему? — поинтересовался Драко.

Гарри опустил глаза к своим рукам. Он удивился, как много из всего, что накрепко связывало их, носило какой-то роковой характер, как неподвластны контролю были силы — внешние и внутренние — что держали их вместе.

— А что — причина имеет значение?

— Думаю, нет, — голос Драко был удивительно тихим и каким-то беззащитным.

Гарри опустил взгляд. Драко прикрыл глаза и, увидев, что он расслабился, Гарри почувствовал, что нервное напряжение, обуявшее его во время последнего сновидения, начало спадать.

— Кроме того, — словно между прочим, заметил Гарри, — я понятия не имею, где Рон сейчас может находиться…

Глаза Драко распахнулись.

— А вот по этому поводу у меня имеется несколько идей…

— Ты хочешь сказать, что я не могу повидаться со своим сыном? — голос Нарциссы был холоден, как лёд.

Взглянув на нее, Сириус нервно проглотил вставший в горле комок.

— Я только говорю, что это небезопасно.

Ее губы затвердели. Она стояла у окна в маленькой комнатке наверху, стиснув руки и расправив плечи. Весь её вид свидетельствовал, что к ней сейчас лучше не приближаться, поэтому Сириус благоразумно стоял на месте.

От этого дома его буквально кидало в дрожь: он принадлежал одному из старых друзей Нарциссы и в прошлом был укрытием для Пожирателей Смерти. Сириус сам не мог понять, что навело его на эту мысль, однако весь дом, все его содержимое будоражило в нем его аврорские чувства, нашептывая истории про злобные заклинания и пролитую кровь, которые скрывала богатая обстановка.

Нарцисса коснулась рукой ленты, поддерживающей портьеру. за окном жемчужно-серое небо с одного бока уже почернело, и в комнате было темно.

— Я хочу видеть моего ребенка, — повторила она. — Он болен, я вижу это по твоему лицу, хотя ты мне ничего не говоришь. Сириус, я знаю, что он очень болен.

— Он в руках Дамблдора. Дамблдор со Снейпом делают всё, что в их силах. А для тебя в Хогвартс отправляться небезопасно. Ты же знаешь, Министерство полностью контролируется Люциусом — он наблюдает за Каминной Сетью, за дорогами, ведущими в Хогвартс, он пытается наблюдать за Драко…

— Сириус, он умирает? — неожиданно спросила она.

Сириус вздрогнул:

— Что?

На миг лицо Нарциссы вспыхнуло и тут же снова обратилось в железо:

— Ты слышал меня. Мой сын умирает?

Поколебавшись, Сириус кивнул:

— Да.

Рука соскользнула с портьеры — но Нарцисса не выдала своих чувств никаким другим движением.

— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал, Сириус.

— Да, всё, что ты пожелаешь.

— Если мой сын умирает, я хочу быть рядом с ним в его последний миг. Я ни разу не оказывалась рядом с ним в самые важные моменты его жизни. Так вот — я хочу оказаться с ним в момент его смерти, — мрачно и упрямо произнесла она. на её лице он увидел черты Драко — изящно очерченное, утонченное лицо, умеющее спрятать внутреннее напряжение. — И если ты для меня не сделаешь этого, Сириус…

— Я могу это сделать для тебя, Нарцисса…

— Что? — отчужденно спросила она, словно увидела его впервые.

— Он знает, что ты любишь его.

— Я сильно в этом сомневаюсь, — ее голос был словно голос зимы, что срывает с ветвей мёртвые листья. — Мне не кажется, что у него сложилось впечатление, что кто-то в целом мире любит его. Он научился жить без этого. И где-то я даже восхищаюсь им. Однако я его мать, и я люблю его, и, пусть он даже не верит, что его жизнь была пронизана чьей-то любовью, я не позволю ему умереть с этим ощущением.

И она заплакала — тихо, почти беззвучно, слезы потекли из её глаз, как вода, струящаяся из пастей змей-фонтанов Имения. Она не подняла руки, чтобы утереть их.

Сириус шагнул к ней.

— Нарцисса…

— Уходи, Сириус, — эти слова прозвучали так, как сказал бы их Люциус, — просто уходи.

И он ушёл.

— Поттер, ты что — спишь?

Гарри виновато встрепенулся.

— Нет, вовсе нет.

— Ну, конечно нет, меня просто ввёл в заблуждение твой храп, — весело заметил Драко. Гарри бросил взгляд на него, потом скользнул глазами по лазарету. по его собственным ощущениям, вряд ли он проспал больше пяти минут — однако, похоже, ночь сделала большой шаг вперед: небо засерело, покрытое инеем окно отбросило кружевную тень на простыни в кровати Драко. на его лице и руках тоже появился морозный паутинный рисунок, вторя тому, что был на стекле.

— Ладно, мы в любом случае не где-то, а тут, — перебил его Гарри. — Я понятия не имею, чего бы твой отец мог захотеть от Рона. И почему тогда он не известил нас, что Рон у него. Да, пусть он послал мне обломок шахматной фигурки, но это просто малоубедительный и претенциозный жест, ничего не объясняющий.

— Знаешь, я выдвинул массу разнообразных предположений — просто ты уснул и всё пропустил.

— Я не… ну, ладно, ладно. Так что ты говорил?

— Ну, у меня пара мыслей. Первое: он мог использовать Уизли в качестве приманки, а потом, выяснив, что между вами… образовалась трещина, мой отец — в своем стиле — решил, что он тебя больше не интересует. И теперь он гадает, что же с ним делать.

— И что-то мне подсказывает, что в его планы не входят маргаритки и обучение танцам.

— Нет. Скорее всего, нет. А ты не думаешь…

— Что?

— Что мой отец попытается перетянуть Рона на свою сторону? — с некоторым волнением поинтересовался Драко. — в том смысле, что ты все равно не сможешь причинить ему боль… если они смогли как следует его запугать…

Гарри взглянул на него:

— Он бы никогда так не поступил. Рон ненавидит Вольдеморта так же, как и я.

— Никто не может ненавидеть Вольдеморта так же, как ты.

— Даже ты? — склонил набок голову Гарри.

— Я ненавижу то, что ненавидишь ты, — ответил Драко. — Я хочу, чтобы он исчез потому, что он опасен, потому что он представляет собой угрозу. Я не слишком-то веселюсь по поводу своего отравления, я думаю, что это была личная инициатива моего отца. А, кроме того, то, что я родился именно таким для моего отца было лишь исполнением воли Вольдерморта. Если бы не он, я бы не существовал. Вот такой парадокс.

— Я не думал, что ты об этом знаешь, — крутанул головой Гарри.

Драко невесело улыбнулся.

— Отец рассказал мне, пока еще торчал в клинике Св. Мунго для психованных волшебников. Немножко полезной информации. Ладно, я не об этом. Я о том, что ты ненавидишь Вольдерморта больше меня, а я, скорее всего, ненавижу своего отца больше, чем ты. Я, вообще, немного удивлюсь, если ты не рванешься за ним, как когда-то твердил сам себе. Доберешься до Вольдеморта, доберешься до моего отца и прочих Пожирателей Смерти. Спасешь мир, Уизли, всех нас — словом, это как раз из того, что ты бы и сделал.

— А я и не заметил, что у нас тут заседание по поводу спасения мира, — сухо заметил Гарри. — А то бы я законспектировал.

— Сейчас не лучшее время, — весело ответил Драко. — Любой план, который мы сейчас сочиним, обречён быть нелепым.

— Не мог бы ты дать точное определение слову «нелепый»?

Глаза Драко блеснули, он стал на мгновение похож на большого котенка, — на его лице мелькнула такая же плотоядная игривость.

— Что ж, как тогда тебе этот план: мы огурцом сбиваем замок с лазарета, сбегаем из школы, крадемся по переполненной Дрян-Аллее, обвешанные колокольчиками, прячемся в тени ближайшего Пожирателя Смерти, дожидаемся, когда он приведет нас к Вольдеморту, а там — бам-с! — крадем его штаны!