Блез была девушкой светской, почитавшей на своем веку книг и разбирающейся в Некоторых Вещах. И теперь сразу всё становилось понятным: почему Драко, один из самых желанных парней в школе, готов платить девушке деньги, чтобы та делала вид, что встречается с ним; почему девушка Поттера до сих пор оставалась ему Просто Другом — это была всего-навсего уловка, чтобы скрыть свои порочные страстишки.

Провалявшись в оцепенении несколько часов в постели, Блез решила, что, тем не менее, это все же не худший вариант. в конце концов, это же просто потрясающая сплетня, какой никто не слышал с тех пор, как директор Диппет был уволен со своего поста из-за слухов о его незаконных делишках с кальмаром, живущем в озере. Кальмару дозволили продолжать свое существование. Просто не нашлось охотников связываться с пятидесятифутовым чудовищем.

Но нет, теперь все было куда лучше: Гарри Поттер и Драко Малфой! Определенно, в этом что-то было: Поттер, конечно, был идиотом, любителем этих отвратительных гриффиндорских грязнокровок, однако уродом его назвать было нельзя. в нем было все — и лохматые черные волосы, и жилистое гибкое тело, и рысьи глаза, то холодные, то горящие зеленым костром, когда он злился. Вельветовые спортивные штаны, в которых он играл в квиддич последние два года, протерлись и продырявились в некоторых интересных местах и были объектом особо пристального внимания женского населения школы во время скучных игр. Честно говоря, она все время думала, что Поттер не из тех, кто в своей жизни уже занимался сексом… Но, видимо, она обманывалась в своих предположениях.

В конце концов, снедаемая невыносимым, порочным любопытством, она позаимствовала мантию-невидимку Пенсии, и начала всерьез следить за Драко. Узнай Драко, что она не спускает с него глаз, он бы её убил, но сейчас, в этом лихорадочном затмении, ей ни до чего не было дела: она должна была всё знать. Она хотела всё знать наверняка.

Она кралась за ним после тренировки по квиддичу — он вечером занимался в библиотеке, а потом отправился на Астрономическую башню…

Посмотрел на звезды и спустился вниз.

Все это было очень странным.

Слежка принесла определенные плоды: между ним и Поттером, и впрямь что-то было: они старались побыть вместе каждую свободную минутку. Они вместе занимались. Фехтовали. Когда Драко получил на экзамене по зельям сто десять процентов, он похвастался Гарри. Тот в ответ сказал что-то язвительное, и Драко пнул его в голень. Когда Гарри обзавелся модернизированной моделью метлы, он пришел и продемонстрировал её Драко. Тот в ответ тоже сказал что-то язвительное, на что Гарри затолкал в карман Драко бумагу, в которую метла была упакована. После этого Драко взял и выкинул метлу в окошко. Пролетев несколько этажей, она приземлилась на жалобно взмяукнувшую миссис Норрис. Драко взорвался хохотом, и Гарри оттащил его от окна.

Где-то в это время Блез узнала, что Гарри Поттер также является обладателем мантии-невидимки.

Но они никогда не прикасались друг к другу — в ТОМ смысле. Им было легко и спокойно друг с другом, Блез раньше не замечала такого у мальчишек. Когда однажды, занимаясь, Гарри уснул в библиотеке, Драко взял его перо и с выражением ликования и безумной радости на лице исписал всё его предплечье похабными выражениями. Когда Гарри хотел, чтобы Драко умолк, он просто закрывал ему ладонью рот. Так что — да, они прикасались друг к другу: толкались, дёргали друг друга за шиворот, таскали друг у друга записки, ели с одной тарелки — словом, в их поведении не было ничего, что могло бы подтвердить эту оскорбительную сплетню.

Блез расстроилась: она не могла классифицировать их отношения, не могла понять их. Если он спит с Поттером — это одно. Да, несколько странно, — и, тем не менее, это можно понять: Гарри великолепен, а этими глупыми мальчишками, как правило, движут гормоны. Но, судя по всему, всё куда серьёзнее. И, коль скоро это куда серьезнее, то, похоже, тут попахивает ошибкой Драко. Осознанным решением. Предательством.

И Блез, словно одержимая, стала следить за ними и на людях — но на публике они были прежними, брутальными и жесткими в отношении друг друга. Эта демонстративная пародийная враждебность казалась ей странной — словно она наблюдала, как кто-то уродует безобразным граффити прекрасную картину. Она могла только гадать, как они всё это выдерживают.

Однажды, во время Зелий, она вдруг заметила, как Драко улыбнулся, уставясь в стол, словно ему пришло на ум нечто забавное. Она бросила привычный взгляд в сторону Гарри, сидящего в другом конце класса, — и была поражена: тот улыбался точно так же. Они не смотрели друг на друга, у них не было явных причин для веселья… в следующие дни она все чаще и чаще замечала их одновременную реакцию… определенно, если бы такое было возможно… но нет, этого не бывает: не могут же они заглядывать в разум друг друга.

Она боялась сойти с ума, эта огромная тайна распирала её. Возможно, ей стоит сказать Драко о том, что она всё знает. Конечно, он мог за это свернуть ей шею… — и, тем не менее, она уже почти решилась, когда поняла, что не является единственным человеком, который в курсе происходящего.

…Начался урок Заклинаний, все уже заняли свои места, когда в класс в смятении вбежал Колин Криви и громким шепотом сообщил профессору Флитвику, что Гарри Поттер пропустит урок, потому что получил травму на тренировке по квиддичу и сейчас находится в лазарете.

И тут мгновенно произошли два события. Блез метнула быстрый взгляд на развалившегося за своим столом Драко. Он едва шевельнулся, но начал бледнеть на глазах и стиснул руку с такой силой, что острие пера впилось ему в ладонь. И тут она заметила, что кое-кто ещё сделал то же, что и она: Рон Уизли повернулся и уставился на Драко, на что последний метнул в него яростный взгляд и почти незаметно мотнул головой — и Рон, кусая губы, сел ровно.

Блез не успела удивиться, как открылась дверь, и вошла Гермиона Грейнджер. Она что-то негромко сказала профессору и двинулась на свое место рядом с Роном. Когда она проходила мимо, её сумка задела стол Драко и сшибла на пол его книгу.

— Грязнокровка криворукая, — прошипел Драко.

Гермиона с яростью взглянула на него:

— Кретин, — она громко хлопнула поднятой книгой об стол и, тряхнув волосами, пошла на свое место. Только тот, кто пристально — как Блез — наблюдал за ними, мог бы заметить, что между страницами книги теперь появился клочок пергамента, которого ранее там не было.

Позже она забралась в сумку Драко и нашла записку, которая гласила: «С Гарри всё хорошо, он просто сломал запястье, выпендриваясь в полете. в лазарет не ходи, там сейчас полно народу. И насчет страницы в учебнике по Защите ты ошибся — четырнадцатая, а не одиннадцатая. с тебя сливочное пиво. с любовью — Гермиона».

С любовью — Гермиона?!

Смятение Блез обратилось в кипящую горечь. Теперь, глядя на Драко и Гермиону, она увидела, как они смотрят друг на друга, как он смотрит на эту отвратительную уизливскую сестрицу, — и она поняла, что это совсем не то, что она себе напридумывала, — это был жуткий, грандиозный гриффиндорский заговор. Словно им мало того, что шесть лет подряд они выигрывают Кубок Школы! Теперь они хотят украсть у их факультета Драко Малфоя! Драко — самого лучшего из них, самого умного и красивого, который всегда давал слизеринцам повод для гордости, хотя они и оставались без этого чертового Кубка школы по квиддичу.

Мысль об этом была ненавистна, с этим невозможно было смириться, невозможно было понять и, вертясь ночью в кровати, мучаясь от бессонницы, она вдруг осознала, что это куда больше, чем просто позор для факультета, куда больше, чем ужас, ожидающий Драко, когда остальные слизеринцы сообразят, что к чему. Куда больше, чем гнев Пожирателя Смерти.

Мягкость, появившаяся у Драко в последние месяцы, — это была не просто мягкость; он потускнел и затупился, это мог заметить любой, кто по-настоящему знал Драко. Мечтательность в глазах, улыбка без намека на былую жестокость, голос, лишившийся своих металлических ноток. И все это было потому, что он любил их. Он, Драко Малфой, никогда никого и ничего не любивший, — ни человека, ни место, ни предмет — он любил.