И за животными ухаживать, и лагерь разбивать в куда меньшее количество рук, чем прежде. Но никто из каритов не жаловался, все делали, что должно, чтобы сохранить быстрый темп передвижения. И, по всем признакам, уже скоро они должны были выбраться наконец из леса, а там недалеко до реки, за которой располагалась означенная в посланиях роща.

Рядом в седле позёвывал Алан с отчётливо наливающимися под глазами синяками — работал и дежурил он наравне со всеми, но при этом ещё и пытался разговорить наёмников, по одному таская их в единственный не брошенный там, на развилке, малый походный шатёр. Компанию ему составлял Тамай, одной своей репутацией делая половину работы. Но, судя по их мрачным лицам, исполнители знали удручающе мало, и ценной информацией не радовали.

Радовало то, что скорость отряда всё ещё равнялась скорости самого медленного воза, и можно было хоть немного помедитировать в седле, отгоняя сонливость и позволяя телу и разуму немного отдохнуть.

Совсем немного. Ибо за дорогой тоже надо следить и за окрестностями, просматривая их впереди и по сторонам…

Солнце приближалось к полудню, когда он снова уловил нечто подозрительное. Впрочем, на этот раз оружие, амулеты и прочее присущее каритам железо располагалось не под землёй, а в кустах у дороги, да и лошадь обреталась неподалёку.

Подал знак Тамаю, и тот подъехал, “всматриваясь” в указанном направлении, а после неожиданно оживился, и, велев продолжать движение, поскакал вперёд.

— Что там? — напряжённо уточнил Амарими. Другие тоже глянули выжидательно.

Шоуки пожал плечами.

— Полагаю, дозорный. Думаю, господин Айри узнал его.

— Откуда такие мысли? — уточнил Алан с сомнением.

— Он не открыл Хризантему.

Принцы многозначительно хмыкнули, Шимай усмехнулся, остальные только переглянулись, и заметно расслабились. Вскоре они достигли поворота дороги и увидели впереди просвет — лес редел, вдалеке за полоской разнотравья поблёскивали воды реки. А на дороге маячили Тамай и карит в одеждах клана Сиасай. Шоуки не смог бы назвать его имени, но определённо видел его во дворце.

И правда, оказалось, дозорный. Их поджидал, а заодно высматривал посторонних, что могли попытаться воспользоваться этой дорогой. По его словам, отряд, отправленный караулить первую дорогу, вспугнул и после скоротечной битвы разбил большую группу наёмников чуть больше недели назад. Увы, захватить удалось немногих — чужаки всеми силами старались скрыться, а отряд опасался, что это обманным манёвр, и не решился оставить въезд в лес без охраны. Как это укладывалось в происходящее, Шоуки не знал, но Тамай предположил, что после этого противник повторил попытку, но уже пешим.

А в Нефритовой Роще и правда дожидался большой отряд. Возглавлял его господин Итаки, и Шоуки порадовался лицу знакомому, и без сомнений — надёжному. Старший карит передал Алану запечатанное письмо и сообщил, что у него есть около часа ознакомиться с содержимым, перекусить и отдохнуть. После же следует незамедлительно возвращаться в столицу. Настолько незамедлительно, что пленников распорядились оставить здесь, на попечение части отряда Итаки, а волов из воза с драгоценным грузом собирались поменять на пару здоровенных тяжеловозов, да ещё две пары были припасены на смену.

Мягко говоря, подобное наводило на мрачные мысли. Алан тоже нахмурился, но письмо вскрывать не торопился.

— И правда, поедим сперва, пока кусок в горло лезет, — предложил он, кивнув на полевую кухню. И верно, оттуда тянулся приятный аромат, намекающий на свежие овощи, мясо и множество специй. После довольно однообразного походного пайка и невозможности добыть свежей дичи (есть что-то с проклятой земли? Самоубийство!) это предложение виделось весьма заманчивым.

Вкуснейший пряный суп с лапшой и свининой умяли в гнетущей тишине, наблюдая за охватившей лагерь торопливой беготнёй. Взнуздывались кони, снова сортировались пленники, раненных осматривал лекарь, выглядевший больше, чем мясник сосенней ярмарки, которого малышня Тростниковой Долины так боялась когда-то…

Молчаливая трапеза становилась… очень неловкой.

Подошедший Тамай настроения не улучшил, кивнул только да сел рядом со своей миской, держа её обеими руками и прихлёбывая ароматный бульон. Наблюдая за этим, Алан вздохнул и, сломав печать, развернул бумагу. Сидящий рядом с ним Демьен вежливо отвёл глаза, Амарими, на удивление, тоже, уткнувшись в миску и вылавливая из неё последний кусочек дикого лесного лука. Тамай приступил к лапше, кажется, ничего не замечая вовсе, а вот Шоуки, сидящий напротив будущего Императора, видел.

Из лица северянина ушла вся тревога и напряжение, оставив после себя лишь холодную сосредоточенность, почти мертвенную, с налётом величественности, которую скрадывали лишь следы многодневного путешествия и усталости. А в глазах алыми бликами отражалась закипающая внутри ярость. Шоуки не мог отвести взгляд, чувствуя, как вокруг его господина и друга появляется слабое “эфирное поле”, расходится волнами, каждая из которых ощущается все явственнее, “увидел”, как дрожит мелко, едва заметно, находящийся поблизости металл.

Даже Демьен вскинулся, почувствовав насыщающее воздух проклятие.

Алан наконец оторвал взгляд от бумаги, сложил её, зажал в двух пальцах, и та вспыхнула, обратившись в пепел за считанные удары сердца.

Вот после этого на него уставились все.

— Представляете, в северных землях нашёлся ещё один Император, — произнёс Алан по-странному ровно и даже как будто отстранённо. — И сейчас он шествует в столицу Империи в сопровождении жрецов и представителей нескольких кланов, с помпой, музыкантами, танцовщицами и целой подводой винных бочонков.

Среди присутствующих повисла потрясённая тишина. Ну, по крайней мере, среди младших каритов. Тамай отложил миску, недобро прищурившись.

— Кто-то из вашей родни, или?..

— О, всёдовольно сложно и просто одновременно, — в глазах будущего Императора снова отразились глубокие, яркие чувства. — Его имя — Ингвар на Мосс

Демьен потрясённо выругался неизвестными Шоуки словами северного наречия.

— Этот фигляр совсем потерял страх божий! — воскликнул на Орс. И какой бодрый сразу, взгляд горит, лицо порозовело от праведного возмущения. А ведь такой кислый был, уйдя с проклятой земли…

— На Мосс… — кажется, я слышал уже эту фамилию. Она связана с каким-то скандалом. — пробормотал Амарими растерянно.

— И не с одним, — кивнул Алан, немного успокаиваясь и беря себя в руки. По крайней мере, он перестал сочиться силой, и огонь в его глазах притих, будто подёрнувшись слоем пепла. — Кузина моей матери, в девичестве Ламвуд, чуть более тридцати лет назад была выдана за молодого главу рода на Мосс. Вскоре она подарила ему сына, и будущее рода, в целом, выглядело светлым, несмотря на мелкие проблемы и отсутствие особой теплоты между супругами. На Моссы не ввязывались в политические дрязги и соблюдали нейтралитет, они всегда были немного в стороне от основных событий высшего света, потому обрушившиеся на них несчастья с одной стороны вызывали шок и растерянность, с другой — очень быстро забывались и отходили на второй план. Сперва в юном возрасте погиб их сын — во время конной прогулки его лошадь понесла и с обрывистого берега скатилась в реку. Несмотря на все усилия челяди, спасти мальчика не удалось, и тело его не было найдено, невзирая на очень долгие и тщательные поиски. Да и злого умысла в случившемся найти не удалось, так что смерть эту объявили несчастным случаем. Горе моей тётушки было столь велико, что она немного повредилась рассудком — будучи уверена, что сын её жив, она пыталась продолжать поиски. В остальном она была вменяема, и пересуды по поводу её безумия опять же быстро стихли. Семь лет назад она овдовела. В смерти её супруга тоже не было найдено ничего предосудительного, никакого дурного замысла, хотя расследование проводилось весьма тщательно. Тётушка стала главой рода, и помешательство не мешало ей вести дела, напротив, в её руках земли на Моссов начали приносить больший доход, и потому её главенство не было оспорено дальними родственниками супруга. А потом объявился он. “Ингвар”. Чудом выживший и от пережитого сильнейшего шока потерявший память потерянный сын. Его подобрали охотники, и мальчик некоторое время жил среди них, а потом подался в наёмники, с которыми и мотался до тех пор, пока к нему наконец-то не начала возвращаться память. Никто и опомниться не успел, как этот ублюдок втёрся в доверие к несчастной женщине и убедил её в правдивости этой нелепой истории. Когда на Моссы опомнились, было уже поздно — тётушка признала этого человека и передала ему титул главы рода. Скандал был… неописуемым.