— А как же, — подрасслабился Ждан и вновь откинулся на спинку стула.

Соловей вскочил на ноги, подергал бороду и заметался по поляне, что-то бормоча себе под нос, споря и ругаясь сам с собой. Довольный принц подтянул к себе котелок с чаем душистым, принюхался, скривился, но кружку налил полную и, прихлебывая остывший напиток, наблюдал с улыбкой за метаниями собутыльника. Наконец, разбойник принял какой-то решение, удовлетворенно мотнул головой, огладил бороду и степенным шагом подошел к столу.

Оглядел все, что осталось, ловким движением разрубил пополам одинокое яблоко, позабыв про салфетку-самобранку. Обиженная вещица пискнула и торопливо отползла подальше от неприятностей, попутно прибирая в никуда остатки пищи.

Принц едва успел подхватить свою кружку с чаем, с открытым ртом наблюдая за передвижениями походной скатёрки. Соловей тем временем подхватил две чарки, потряс кувшином, сиротливо торчавшим посреди стола. Услышав глухое бульканье, разлил остатки гномьего пойла по стакашкам и один придвинул к принцу.

Ждан хотел было отказаться, да не тут-то было. Соловей нахмурился, грозно глянул на наследника, и тому ничего не осталось, как смириться.

«Эх, а дома Бабаюшка рассольчику притащил бы, да кваску холодного! — одним махом опрокидывая в себя рюмку и морщась от вкуса, подумал тоскливо принц. — Эк меня угораздило! И ладно б только к королеве попал в гости. Хороша девка, ничего не скажешь! Так ведь еще и разбойника окаянного принесло в лес! Тоже мне, гроза дорог и перекрестков, с бабой справиться не сумел! Из дома его выгнали, извинений не приняли! Я б такого ни в жизнь супружнице своей не дозволил! Бабенок, их вот где держать надо!» — сжав кулак и захрустев половинкой яблочка наливного, размышлял про себя Ждан.

— Так что, мил человек, снаряжайся в путь-дорогу в государство дальнее, заморское, — молвил наследник, дожевывая фрукт и протягивая руку к кружке с чаем.

— С языка у меня снял, дорогой принц, — улыбнулся Соловей, хлопнув Ждана по плечу. — Собирайся-ка ты в путь-дорожку дальнюю. Добудь-ка ты мне это яблоко тех-ни-чес-ко-е заморское вместе с блюдечком волшебным. А я за то лес вечный освобожу от своего присутствия.

Побледневший принц чаем поперхнулся, да так, что закашлялся. Соловей ласково стукнул его по спине, желая помочь. От такой помощи пальцы принца разжались и кружка из рук выпала.

— А коли сработает твоя правда в мою пользу и с Горыньюшкой меня примирит, так я и вовсе награжу тебя по-царски и навечно должником твоим, а то и другом верным тебе стану!

— Так как же… А сам что? Верное ведь дело: добудешь, да и прямиком в разлюбезной своей женушке… — попытался отбрехаться от соловьиной миссии Ждан.

— А нет, так я другого найду, а тебя, так и быть, за совет хороший и компанию веселую, легко усыплю да тело твое батюшке отправлю. Чтоб схоронили тебя по-человечьи, с почестями, — оскалив рот в добродушной улыбке, пообещал разбойник, глядя перетрусившему принцу в глаза.

— Так и быть, поедем вместе. И веселей, и легче дорога, — заискивающе промолвил Ждан.

— Эх, дорогой мой друг, — ласково приобняв наследника за плечи, огорченно произнес Соловей. — И хотел бы, да не могу. В годы молодые славно погулял я по миру, везде побывал, память о себе оставил. Почитай во всех царствах-государствах на меня указы острожные разосланы, да за поимку и голову золото-каменья обещаны по весу моему. А вешу я нынче знатно, — выпуская принца из медвежьих объятий, пробасил разбойник. — Откормила меня любушка, изнежила.

Соловей непритворно вздохнул и уселся на стул, подперев голову рукой и задумчиво разглядывая принца. Ждан съежился, стремясь уменьшиться в размерах, а то и вовсе исчезнуть с поляны с глаз долой, из сердца вон.

— А чтобы обмануть меня не вздумал, да и быстрее с добычей обернулся, дам-ка я тебе помощничка.

Тут Соловей резво всунул два пальца в рот и засвистал-завыл по-звериному. Всколыхнулась трава-мурава, качнулся Ждан вместе со стулом. Деревья зашумели, будто гроза над ними рассыпалась ветром ураганным. Не успел озадаченный принц и глазом моргнуть, как посередь поляны объявился неведомо откуда разъяренный серый волк в кокетливом кружевном передничке. Клацая зубами, рыча и подвывая, волчара вертел головой в поисках недруга, что из дома родного его выдернул да неведомо куда забросил.

Разбойник свистеть перестал и с улыбкой наблюдал за зверем. Ветер стих, птицы угомонились и волк, наконец, смог разглядеть, куда его занесла нелегкая.

— Ты погляди, что с матерым жена сотворила, в юбки обрядила, пироги печь заставила, — разглядев фартушек, захохотал Соловей.

Принц оглянулся и осторожно улыбнулся краешком губ. Если судьба с этим зверем в путь отправиться, то не след смеяться над тем, кто может помощь оказать, а то и вовсе полдела за тебя сделать. «Не плюй в колодец, пригодится напиться», — говаривала матушка-покойница сыночку-несмышленышу. А батюшка шутил, чтоб царица не слыхала: «Царь творит, холоп исправляет, за государем хвосты заметает».

— И тебе поздорову, Одихмантьев сын, — сквозь зубы прорычал волк, ударяясь оземь и поднимаясь уже добрым молодцом.

Ждан вдругорядь от удивления рот раскрыл, во все глаза глядя на гостя. Высокий широкоплечий в расцвете сил и красоты мужеской заматеревшей, оборотень с длинными пепельными волосами так и стоял, не стесняясь, посреди полянки в женском переднике поверх штанов да рубахи, на груди распахнутой.

Принц завистливо вздохнул: до седьмого пота упражнялся он со стражами ежедневно, до метеликов в глазах гонял его воевода Черномор по морскому дну, где тридцать три богатыря квартировали и тренировались, да все никак ширина в плечах не нарастала, жилы не пузырились, мышцы буграми не вздымались.

А этого сероглазого да пепельноволосого с небрежно стянутыми в хвост розовой лентой волосами хоть сейчас на обложку листка глянцевого модного «Пластелины и Властелины», что Кикимора издавала. Сам Ждан только однажды и засветился на его страницах, целый разворот писака ему посвятила, как только вошел наследник в жениховскую пору.

— Некогда мне с тобой лясы точить, говори, пошто звал? Что хотел? — рявкнул Волк недружелюбно, окидывая недобрым взглядом полянку.

Ждан постарался уменьшиться еще больше, чтобы не попасть под раздачу. К его ужасу, Соловей-разбойник не то, чтобы не испугался, а даже наоборот: расхохотался. Да так обидно, что у оборотня глазищи серебром лунным блеснули и на мгновенье зубы волчьи за губами человечьими мелькнули. И показалось принцу на минуточку, что щелкнул волчара зубами, да так злобно, что у наследника аж поджилки затряслись.

— Серый, не узнаю тебя! — склонив кудлатую голову к плечу, притворно удивился разбойник. — Раньше ты и на подъемок лёгок был, да и фартуков не носил, — и вновь захохотал обидно.

Волк в ответ глаз прищурил, ступил шаг, другой, и вдруг схватил неожиданно Соловья за шкварник, да приподнял над землицей-матушкой так, что ноги в полуметре от травы кулями повисли. Принц от страха со стула брякнулся, да так остался сидеть, обняв ножку стола. А разбойничку все нипочем: ржет как мерин сивый, да глаза от удовольствия закатывает.

Встряхнул хорошенько оборотень Соловья, вздохнул-рыкнул через губу, да и руки разжал воротник, выпустил. Брякнулся тать на землю — вздрогнула землица тяжести. Птицы примолкли, лисы хвосты поджали, в норы забились, гнева разбойничьего испугавшись. Да только тишину лесную вновь хохот нарушил. Кряхтя, хохоча и утирая слезы, поднялся Соловей с травы, отряхнулся, потянулся.

— Ну, здоров бугай, сил немеряно. А так и не скажешь, — хохотнул разбойник и хлопнул оборотня по плечу. — Присаживайся, друг старинный, разговор есть великой важности.

Принц приоткрыл один глаз, оценил обстановку, осторожненько вздохнул: от страха он и вовсе под столом забыл, как дышать. Обнаружив потепление в переговорах, Ждан потихонечку поднялся, смахнул со штанов траву и сор, и вновь уселся на стул. Делая вид, что никуда и вовсе не падал, да и не испугался ни капельки, наследник дрожащей рукой подтянул к себе кружку, и ним махом опрокинул в себя содержимое. Поперхнулся, закашлялся, от злости на собственную неуклюжесть покраснел как рак и застыл на седлушке статуей, постаравшись слиться с местностью. Так сказать, во избежание непредвиденных ситуаций. Или ситуёвин. С Соловьем, как выяснилось по утру, не угадаешь, где найдешь, а где потеряешь.