Волк слушал, похрустывая сушками маковыми, на хвост мотал да размышлял над бедой-горем Вечного леса. Понять пытался, кто и зачем выпустил на свет белый проклятье зимы, страшные ледяной морок. Плечам передергивал, время от времени проверяя на месте ли крылья собственные, не так давно старейшинами рода ему возвращенные. Отбыл наказание давнее, вернул силы свои могучие, да все не привыкнет никак, что снова свободен. Летать-то они без крыл умел, да все не то, не так. То и лётом-то не назовешь, так, скачки волчьи семимильные над лесами да над морями. А вот выше — в чертоги небесные, в мир родной не поднимешься.

Лесавка плакалась, огонь в печке едва слышно гудел, семейство сидело вокруг стола, слушало, горестно вздыхало поочередно. Серый кивал машинально отмечая детали, а мыслями все в прошлое свое возвращался.

Соловья разбойничка он давнёхонько простил за подставу лихую. Да и что винить соратника старого, когда оба начудили. Влюбился молодой волк в богиню — Зарю Утреннюю, захаживать в гости стал, стариков не слушая, от уговоров отмахиваясь: замужем-де красавица, любит супруга, отступись, мол, Серый. Да нашла коса на камень, любовь на упрямство, глупость да молодость. Страсть глаза застила — здравый смысл пересилила.

И свел его Соловушка с феей темной. Она волку приворот дала любовный. Улучил Серый случай, принес красавице напитка любимого ягодного из земляники лесной, опоил, от мужа увел. Пошла Заря за ним, как овца на веревочке, в глаза заглядывая. Влюбленный волк от стаи небесной отказался, в человечий мир ушел и любимую с собой увел. Заговором темная фея помогла, спрятала от тех, кто искать вздумал бы. Подарила булавку волшебную, велела носить, не снимая: стая мимо пройдет, кровь родную не учует.

Серый волк не родня симуранам. Не течет в их жилах руда огнебога Симургала — хранителя небесного лесов, посевов, корней древесных. Волки — они кровей человечьих. Не всегда у оборотней дети с душой живой рождались. Бывало и так что сущность звериная верх брала над младенцем. Вот такие-то волчатами и становились. На луну выть выли, а в оборот полный не входили, да и разговаривать не могли. Хоть и умны, и хитры были.

Так и жил симуран, Серым назвавшись, в чаще лесной глухой с возлюбленной своей, двоих деток народили. Отец им силу рода передал, пуще жизни берег. Вновь ходил на поклон к колдунье темной, выторговал вещицы для защиты. Да и жену не забывал каждое утро причесывать гребнем каменным, приворот поддерживая. Но маялась душа волчья, видел, чуял: не полюбила его Зорюшка любовью истинной, на привороте все счастье только и держится.

Однажды, не выдержав тоски из-за содеянного, снял крылатый волк булавку зачарованную, перестал гребем косы женины чесать и стал дожидаться гостей незваных. И гости не заставили себя долго ждать.

А потом суд был. В наказание крылья отобрали. Корша — муж Зари Утренней требовал жизни супостата лишить, детей, совместно нажитых, уничтожить. Тут волк едва не сорвался во все тяжкие, забыв, что прощенья просить хотел и покаяться перед Зарей. Сама Зареница в судилище участия не принимала: после долгого приворота мысли её путались, в других мирах витали. Сами старейшины задумчиво снадобье, в котором гребень искупан был, на составляющие долго разбирали, понять пытаясь, что и как да из чего. Но так секрет и не добыли. Может, оно и к лучшему.

Волчата, пока судили-рядили, что с Волком делать, как наказывать, жили в семье Соловья разбойника. Горынья Змеевна берегла их, утешала, мужа каждый день пытала, что да как старейшины нарешали. Когда страшное желание солнечный Корша озвучил, Одихмантьев сын за разум волчий опасаться стал. Силы в Сером немеряно, магию крови, может, и ограничили, да сущность волчью не отнять. А за детей любой хищник голыми руками горло разорвет. Едва успокоили Серого.

Как пришел симуран в себя, попросил встречи с Соловьем разбойником, другом своим старинным. Обещал должником стать, если тот сумеет в беде с детками помочь. Матушка Сола — птица Сирин — вхожа в хоромы божества солнечного, одного роду-племени по женской линии с ним. Ипостась Корши — птица Алконост — суть материнская. Сирин и Алконост — сестрица родные.

Соловей помочь согласился и на поклон к матери отправился. Едва-едва успел к концу судилища с новостями подоспеть. Сирин жестокому желанию племянника воспротивилась, Коршу вредить малышам запретила. Сама же к огнебогу в гости отправилась, о внуках-правнуках поведала. Симаргл выслушал, разгневался, повелел Волка небесного крыльев на век лишить, в Явьи леса жить отправить. Волчат к нему привести, будет-де сам воспитывать полукровок, уму-разуму детей божественных учить да приглядывать. Такой союз от начала времен впервые в мирах приключился. Учесть, как кровь смешанная себя поведет, невозможно. Ни видящие, ни судьбу плетущие будущего волчьего отсмотреть не смогли. Потому — опасались неизведанного.

На том и порешили. Утренняя Заря к мужу вернулась. Народились у них детки со временем. О волчатах мать и не вспоминала, отворот будто любовь материнскую с корнями из сердца богини выкорчевал: не признала, когда в себя пришла. Так и проявилась темная суть зелья — страшным откатом любовный приворот обернулся.

Симурана крыльев по велению огнебога лишили, на землю сослали. Сама Купальница — жена Семаргла — за щенятами присматривала. Доля у бога Огня и Луны незавидная: стоит он на страже, охраняя миры от зла, с мечом пламенным на мосту радужном. Раз в год Родом позволено ему пост свой покидать. В этом день Серому Волку птица Сирин детей приносила, а Купальница с Семарглом любились-тешились.

Слухи ходили, что женился Серый. Да слухами вечно миры полнятся. А с человеков что взять? Для них все одно: что волк небесный, что оборотень. Вот и путали с Серым оборотнем, на Красной Шапочке женатом.

Сириус (Серый) после ошибки своей лютой на девиц не смотрел, стороной обходил. Со временем волк осознал: не любовь то была, страсть разум помутила. Когда любишь истинно — добра любимому желаешь. С кровью и болью отпускаешь от себя, лишь бы счастливо жил. А с тобой или без тебя тому, кто сердцем любит — неважно. Больно — да. Трудно — да. Да только правильно так, не иначе. Любовью владеть нельзя, она в неволе умирает. Хуже того — плесневеет, в яд превращается, душу калечит, на безумства толкает. Вовремя Сириус опомнился, остановился. Иначе была беде пострашней.

Когда Соловей должок потребовал, аккурт день тот единственный в году и приключился. Злился Сириус неимоверно. Да слово свое сдержал. С принцем за добычей отправился. Блюдечко добыли, Феврония сосватали, подружиться в авантюре сумели. С долгом Волк рассчитался, да продолжил жить, наказание отбывая, в шкуре оборотня простого. Правда, иной раз приключение вспоминая, терзался Серый мыслями смутными: не доглядел, не учуял. Что-то не то в словах царевны слышалось, в доме Ягини не увиделось.

Уже после, домой вернувшись, принялся изучать историю государств человечьих. Про хранительниц и королевства навьи, кои с людскими в миру жили. Ни в одной книжке старой ответов на вопросы свои волк не нашел. Только пуще задумался: как такое возможно — Яга не только дом свой надолго покинула, да еще и слово заветное другому поведала? Отродясь не бывало, что бы кому-то, кроме дочери родной, ведунья доступ в избушку свою доверяла. Тайны всадников раскрывала, портал в миры потусторонние показывала.

Так размышлял Сириус, ожидая Чомору, слушая причитания лесавок. Хмурил брови задумчиво: судьба или злой рок к порогу его письмо от хранителей Вечного леса занесли? Едва живую лисицу, странными хищниками израненную, нашел он поутру на крыльце. Рвали ее целенаправленно, к карману потаенному добираясь. Да защита на ней стояла надежная, сумела вырваться и на последнем издыхании уйти переходом на дальнее расстояние. Но разум путался, и вместо лесных угодий царя Берендея попала рыжая к нему в Зачарованный лес.

Лису он спас и послание обнаружил. Девица не долго думала, о помощи попросила, вкратце поведала о делах странных, что в Вечном лесу творились с недавних пор. Сириус удивился: не думал, не гадал, что Ждан от любимой оказаться сумеет. С тех самых пор, как блюдечко добывали, троица и не виделась. Оставив лисицу в избушке своей лесной раны залечивать, Сириус, не долго думая, собрался и в королевство фей отбыл за новостями. Чуйка волчья выла: не к добру, ох, не к добру и зеркало, и свадьба ждановская, и охота за письмом, что леший с Чоморой Ягине написали.