Царская опочивальня, погруженная в полумрак, встретила их тишиной. Даже мышиного шороха за стенами не слыхать. Государь-батюшка возлежал на широченной постели, утопая в перине пуховой. Бледное красивое лицо мраморной маской застыло, будто и не человек живой спит, а статуя неподвижная возлежит на ложе.

Коргоруша из тени выскользнул, только когда полностью убедился в отсутствие охраны в комнате. Осторожно в кровати скользнул, принюхался, головой по сторонам повел в очередной раз и легко на перину запрыгнул. Тут же легко на пузо прилег, не потревожив ни одну пружинку, предлагая мышу спуститься с загривка.

Бабай Кузьмич сбежал по шерсти и серой тенью метнулся к Ждану. По подушке пробежал, в лицо заглядывая. На голову забрался, осторожно к бровям прошмыгнул, попытался лапками веко государево приподнять, да не срослось — побоялся кожу оцарапать или глаз повредить. Огорченно пискнув, спустился на грудь Ждана и уселся на хвост, царя разглядывая и соображая, куда Феврония, а то и сама царица, могли вещицу заколдованную воткнуть.

Подумав, велел Кузьмич коргоруше когтями одеяло пуховое подцепить и стащить с тела, чтобы сподручней искать было. Вдвоем соратники со всех сторон тело царское осмотрели, но не нашли ничего необычного. Ни заколки, ни булавки, ни брошки. Лежал Ждан в рубахе белой, штанах тонких без носков. Никаких украшений на одежде не наблюдалось. Смирившись с неизбежным, уговаривая себя, что так для дела надобно, нырнул мышь под рубашку и пробежался по царю, выискивая малую малость. Но и тут не повезло.

Друзья-товраищи пригорюнились. План домового по швам затрещал. Кузьмич-то как думал: придут, увидят, победят колдовство. Царь-батюшка ото сна воспрянет и пойдет порядки наводить и в семье своей, и во дворце. А тут такая оказия: с наскока не получилось Ждана из беды вызволить.

Коргоруша и домовой уселись в ногах у царя и задумались.

— Может его пер-р-ревернуть? Как думаешь? — задумчиво протянул кот, лапая нос почесывая.

Мышь встрепенулся, засуетился, затем замер и к чему-то прислушался. Тут же отмер и стрелой серой метнулся к столу возле окна. Проворно по ножкам взобрался, схватил карандаш из коробки, и принялся что-то выводить на бумаге, огорченно пища время от времени и сокрушенно головой покачивая.

— Хм… Самокр-р-ритично! — мявкнул коловерша и лениво спрыгнул с кровати. — Старый ты… мышь, — хихикнул в усы. — Что опять позабыл?

Мышь сердтито засопел, зыркнув на коргорушу, и продолжил буквы выводить. Запрыгнув к домовому, котяра принялся читать написанное.

— Оба хор-р-роши… — протянул смущенно. — Ну забыл! Задур-р-р-рили мне голову своим войском мышиным! Я вам министр обр-р-р-разования! Я — тень! Мое дело маленькое: домовому помогать да за живностью хозяйской приглядывать!

Тут за окном громыхнуло, сверкнуло, буря поднялась. В окно изо всей силы ветрище шибанул, стекла выбивая. Коргоруша рявкнул, зубами клацнул хватая мыша за шкирку и на пол спрыгнул. Быстро сообразив, что столешница — слабое прикрытие, метнулся под кровать царскую и там затаился.

Выло долго и страшно. Скоро ледяной коркой весь пол покрылся. Ветер теплом изо всех щелей выгонял. Коргоруша свернулся калачиком, крепко мыша к себе прижимая, зажмурился и мечтал только об одном: выбрать момент и в тени уйти. Там безопасно и никто не достанет. Но отчего-то под кроватью тени на призыв не реагировали, потому приходилось лежать, зажав уши лапами, нос уткнув в хвост и дрожать не холода, до косточек пробирающего.

Домовой было рыпнулся на разведку, но кот его быстро угомонил, придавив лапой задней покрепче. С Кузьмича станется — помчит царя укрывать, хвостом мышиным прикрывать и сам сгинет и Ждана не спасет. Знаем, проходили!

За окнами что-то снова грохнуло, сверкнула молния, лентой алою вспарывая непроглядную снежную кутерьму, содрогнулись стены дворца. В тот же миг сильный порыв ветра ворвался в спальню царскую, промчался по всем углам, срывая и переворачивая все на своем пути, добрался до кровати и запрыгал на ней зайцем ополоумевшим. Постель тряслась и подпрыгивала, но крепко на ножках стояла.

«Добр-р-р-ротная мебелишка! Спасибо столяру государеву! — подвывая от ужаса, ужавшись по самое не могу, благодарно подумал про себя коргоруша. — Пронеси, Р-р-родушка! Сохрани, добр-р-рым будь!» — взмолился кот, когда ветру все-таки удалось оторвать кровать от пола. Но дуб не позволил с собой совладать и спустя минуту рухнул на паркет, сотрясаясь. Ветер взвыл, и вдруг все стихло, будто по волшебству.

Коргоруша еще полежал какое-то время, чувствуя, как натужно бьется его сердце, а мышиное вторит ему скорыми перестуками. Осторожно глаза открыл, огляделся, принюхался, и только после этого, выпустив домового из лап, потихоньку пополз из-под кровати на свет. Высунул голову и замер, пытаясь рассмотреть, что случилось. Но кроме перевернутой мебели, ледяной крошки и разбитых окон никакой дургой опасности не обнаружил.

Тут и домовой в себя пришёл, пискнул испуганно и со всех ног помчался проверять, не пострадал ли государь-батюшка. Ждан не пострадал. Только перевернулся со спины на бок, да так и застрял, подушками придавленный с двух сторон, снегом припорошенный, до синевы побелевший от холода.

Мышь лапками всплеснул, заверещал, коргорушу на помощь призывая и требуя царя перевернуть и одеялом прикрыть. Котяра на кровать запрыгнул, носом повел и отказался государя на спину опрокидывать. От возмущения от домового иссяк мышиный запас писка и он, злобно оскалившись, кинулся было на помощника. Коловерша его лапой чуток придавил, носом дёрнул, воздух в себя втягивая, глаза прикрыв, будто прислушиваясь к чему-то.

— Не верещи! — чуть сильнее вжав домового в перину, рыкнул кот и замер.

Кузьмич послушался и затих под лапой. Коргоруша, убедившись, что мышь больше не орет, поднялся и плавно скользнул в сторону Ждана. Замер у поясницы и принялся по кругу обходить, через каждый малый шажок принюхиваясь. Дошел до лица жлановского, подцепил когтями длинными подушку и оттащил, открывая себе доступ, но не позволяя царю лицом в перину упасть. Приблизил морду впритык к закрытым глазам, и замер, вслушиваясь. Фыркнул раздраженно и двинулся к затылку.

Бабай Кузьмич, забравшись на другую подушку, нервно носиком поддергивал, лапки сложив на пузике, и молча наблюдал за коргорушей. Придя в себя, домовой быстро догадался, что затеял кот. Растерянные и перепуганные, они оба совсем забыли о том, что черный зверь умеет не только по теням гулять. В его власти отыскать источник ворожбы любой сложности: от артефакта зачарованного и родника силы, до иголки-пуговички, на которых заклятье наложено.

В стародавние времена к хозяевам, которые с домовым в ладу жили, хозяин сам приходил вместе с коловершей, когда в семье младенец нарождался. Кот в колыбельку нырял и дитя обнюхивал со всех сторон. Ежели спрыгивал и в тенях растворялся, не дожидаясь, когда домовой шикнет и уведет, тут все просто: человечек без магии на свет пришёл.

Если в головах у малыша укладывался, и мурчать громко начинал, в улыбке пасть расплывая, родители знали: искра силы в ребёнке имеется. И тут уж выбор за ними оставался: позволить новорожденному пройти свой путь, Родом назначенный, или к ведунье обратиться, чтобы закупорить источник магии. Источник ведунья присыпала, но человеков предупреждала: магия рано или поздно найдет выход. А уж в каком виде она себя свету явит, то уж от предков зависит: кого воспитают, то и вырастет.

Вошба не бывает тёмной или светлой, в одежды и цвета её обряжают те, кто пользует собственную или заимствованную магию. Сама же сила как ручей — чистая, светлая, прозрачная. Если не обижать её и прислушиваться, котенком ластиться будет. Если использовать для черных дел, змеёй ядовитой обратится.

Время замерло вместе с коргорушей, что возле темечка ждановского застыл. Вот кот глазами сверкнул, носом в затылок царский ткнулся и утробно завыл, подушку когтями раздирая. Темная магия на вкус пьянит похлеще вина выдержанного. Существа навьи в охотку «пьют» её при удобном случае, про запас.