— Думаю, это сердце богини, — выпалил Сириус на одном дыхании.
— Откуда знаешь? — вскинула брови Ягиня, а сама тут же нахмурилась, размышляя, сопоставляя, прикидывая. — Возможно, ты прав, Сириус, — ведунья по солнцу ловушку с Зинаидой обошла, принюхиваясь и приглядываясь.
Волк заворожено наблюдал, как изменились глаза царевны, только вот глядела из-под ресниц зеленью человечьей, а теперь сверкают очи изумрудами, а зрачок сузился до игольного ушка, будто и вовсе его нет.
— Что вы тянете! Спасайте меня-а-а-а-а-а! — заверещела Зинаида, понимая, что про нее если и не забыли, то наплевали на мучения её, вопросы какие-то глупые решая, вместо того, чтобы царицу спасать.
— А ну, цыц! — рыкнул волк и так глянул, что у государыни едва сердце рубцами не покрылось от ужаса.
— Сириус! Уронит ведь, окаянная! Потише! — царевна укоряюще головой покачала. — А ведь ты прав, добрый молодец. Задержись мы на седьмицу в избушке, учуяла бы кровь нездешнюю. Да после плена без воды да с родничком перекрытым не хватает мне своей магии. Силы едва наполовину восстановились. Кто она, знаешь? — резко безе перехода печаль свою оборвала Ягиня, искоса на сестрицу младшую глянув.
Феврония, услыхав, что у старшенькой источник наполовину пуст, забилась, задергалась в яйце. Да с такой силой, что коргоруша, до этого спокойно лежащий, на лапы поднялся, по кругу клетку обошел, принюхиваясь к защитным слоям. Убедившись, что прорывов нет, и путы крепко держат фею-крёстную, черный кот на место вернулся, рыкнул на двоедушницу, оскалив клыки и глазами сверкнув. Затем глубоко вздохнул и осторожно на полог дыхнул, за которым младшая Берендеевна бесилась от злости и бессилия.
Странное зеленоватое облачко скользнуло из пасти звериной и прошло, как нож сквозь масло, внутрь. Темная фея дёрнулась, да бежать некуда. Облако лба женского коснулось и растаяло. Феврония глаза закрыла и застыла, словно уснула. Коргоруша довольно муркнул и улёгся, плотнее кокон телом со всех сторон обжимая.
— Благодарствую, — молвила Ягиня, по-прежнему глаз с сердца не сводя. — Но больше не повторяй — не выдюжишь.
В ответ котяра, не открывая глаз, только кончиком хвоста и дёрнул.
— Ясуни Святогоровы сердце это, — отвечая на вопрос заданный, с сомнением произнес волк. — Третий сон я так тебе и не рассказал, не до того было.
Ягиня руки к груди прижала, охнув, затем, не говоря ни слова, вперед шагнула и всем телом к стенам прозрачным прижалась, что Зинаиду внутри с артефактом удерживали. Сириус дёрнулся было спасать, да так и замер на месте, зубами скрипя, умом осознавая — так надо, и не по глупости ведунья такое сотворило. А зверь слышать ничего не хотел, требовал спасти, в нору унести и спрятать ото всех бед и напастий. Вечный спор зверя и человека за право выбора закончился тем, что волк, скуля и подвывая, за каждым движением пристально наблюдал, готовый тут же на помощь кинуться. Человек же, зубы стиснув, приготовился к худшему на всякий случай, и тоже глаз не сводил с ведуньи.
А царевна, растворившись в потокох и путях, слушала историю сердца девичьего, своё крепко в кулаке зажав, чтобы от сочувствия не разорвалось.
Упокоив сердце своё в реке глубокой, Ясуня Святогоровна русалкой неприкаянной пошла по свету бродить. Тело её люди добрые на костре сожгли да прах по ветру развеяли. Осталась от богини лишь тень призрачная да капля света от любви вечной сохранилась в душе пустой.
Старые люди говоривали, тех, кто возлюбленных обижал, бросал, обманывал или предавал, странница жестоко наказывала: проклятьем вечной жизни одаряла. И становился человек изгоем: солнечный свет его убивал, люди боялись. Спасти могла только любовь чистая. Да кто ж упыря страшного полюбит от всего сердца, когда он родных твоих сгубил?
Счастливым и влюбленным при встрече нечаянной старики советовали ничего не просить. Богиня просьбы благосклонно выслушивала о любви вечной, о счастье неземном, а потом по своему награждала возлюбленных: испытаниями да тяготами, в которых истинная любовь и проявлялась. Не все выдерживали, многие от слабости духа и чувств предавали да обманывали половинок своих.
Время от времени Ясуня будто просыпалась ото сна глубокого и вспоминала о сердце своем потерянном, искать его начинала. Но старшие боги наказали неразумную дочь свою за отчаянье, закрыли путь к сундучку заветному. Только Велес сумел бы отыскать драгоценный клад, кабы признал в возрожденной душе любимую свою.
Да только без сердца не возродиться Ясуне. Так и ходит по кругу, тоской неизбывной мается. Ищет и не найдет. Тут-то и подвернулась Феврония с улыбкой ласковой да с помощью желанной. Поверила ей богиня и оказалась пленницей в коварных руках.
День сменяется ночью, зима — весною. Радуется Страж и покровитель междумирья, охраняя границу, глядя на правильность мира. Силой его три мира наполняются. Познал Вещий свет Прави и тьму Нави, оттого ведомы ему все тайны мироздания и Явные пути.
Волхвы приходят к нему за откровением, за духовной истиной. Кудесники, маги и колдуны взывают к нему, как к богу Нави, в поисках знаний о волшбе. Души, переход между мирами совершающие, стучатся в двери с просьбой проводить, путь указать. Много ипостасей несет в себе Страж волею отца своего Рода. Случается и вестником богов быть, и в подземное царство спускаться.
Каждому отмерено будет по поступкам его. Оттого поставлен Велес охранителем на Калиновом мосту на берегу реки Забвения, известной средь человеков под именем Смородины. Суждено ему вечно встречать на перепутье междумирья души, что путь свой земной закончили, и вести их к новому рождению. Через Велесовы пастбища идут все: и те, кто жил правильно и держат путь к светлому Ирию. И те, чья жизнь ложными заветами изобиловала, и ждет их обитель Навья.
Но случаются дни, когда мимо моста Калинова проходит душа призрачная, не оглядываясь и в мир иной не сворачивая. И тогда отчего-то тоскою душа и сердце Велеса полнятся, и покидает он свой пост, оставляя вместо себя помощников, уходит в миры другие, откликаясь на чей-то зов. Да только отгадать не может, кто его зовет с тоскою в голосе и для чего.
В одном из таких путешествий встретил Велес девицу странную. Подле него в ступе промчалась, не заметила. Будто и не мимо бога пролетала, а рядом с пустым местом прошла. Запала ему красота девичья в душу. Отправился Велес искать чудо чудное, рыжеволосое.
Долго искал неуловимую путешественницу, что между мирами, как по дому собственному расхаживала, из комнаты в комнату переходя. В странствиях своих летунья нравы и науки чужие изучала, знания искала, беды от живых отводила, помощь нуждавшимся оказывала. Удивлялся Велес: как так — столько видеть зрением истинным (и правду, и кривду), ошибаться и обжигаться о тьму навью, и умудриться душу наивную сохранить, светом и чистотой наполненную. Зла ни в ком не видеть, сердце открытым держать.
Наконец, настиг красавицу Велес в Храме всех богов. Зашел в него без спросу и сразу на взгляд возмущенный наткнулся: только невежи без разрешения Хранителей времен в капище суются. Стоит Страж междумирья и глаз отвести не может, молнии зеленые из очей девичьих за награду принимает. Дрогнули ресницы, поймала девица взгляд мужской и отвести не сумела. Так и стояли, на друг дружку пялясь, обо всем позабыв, сплетая судьбы свои в единую ниточку, любовью сердца наполняя.
Но только руки их соприкоснусь, как застонало сердце ретивое: «Не она!» И красавица вмиг отпрянула, будто наваждение прошло. Опечалился Велес, хотел было дальше идти, на поиски голоса, да ведунья остановила. Вновь за руку взяла, ладошку к мужской груди прижала и молвила: «Мимо тебя ходит каждый год, да не признаёшь ты её. И пока сердце своё не вернет, не признаешь. Возвращайся домой. Где началось всё, там и продолжится. Береги то, что от леса осталось.
Когда снег кровавый выпадет, мертвое умрёт, поднимется волна стоячая перед зарей цветной — вернётся любимая твоя. Успеешь жизнь в уста вдохнуть — замкнётся круг, спадёт проклятье. А не успеешь… Любовь ваша неизбывна, как сама жизнь. Покуда не вспомните друг дружку, не обрести вам покоя».