– Зато в маленьком кабинете нас заметило бы меньше народу, так что общее количество подошедших осталось бы прежним. А у вас что, принято наушничать?

– Ну… не то чтобы принято, но поощряется. Здорово ты все объясняешь! Почему я раньше не догадалась тебя спросить? Знала бы, что отвечать Ольге Григорьевне и шефу.

Я засмеялась:

– Если б ты так отвечала, давно была бы уволена, и даже все три Дара тебя бы не спасли. Логики начальство не прощает, особенно женщине.

Наш увлекательный диалог был прерван появлением нового лица, и я ни на секунду не усомнилась, что это та, кого мы ждали. Ольга Григорьевна оказалась дамой несомненно привлекательной, однако я тут же вспомнила слова подруги: хлыст в руки – и надсмотрщицей в концлагерь. Даже одежда ее вызывала смутные садо-мазо ассоциации, хотя вроде бы все по-деловому – черный костюмчик, волосы собраны в пучок.

– Добрый день, – холодно поздоровалась она. – Так…

И она уставилась на пустое место за одним из столов.

– Денис вышел покурить, – дрожащим голосом отчитался кто-то.

Брови Ольги Григорьевны взлетели вверх.

– В цивилизованном мире с курением принято бороться, а не поощрять его. Возможно, вы не в курсе, молодые люди, но вы работаете не в совковой конторе, а в современном учреждении. Вам платят за работу, а не за пустопорожнюю болтовню. Кстати, откуда здесь посторонние?

Суровый взор переместился на нас. Впрочем, я уверена, что она обнаружила нас сразу, только оттягивала удовольствие.

– Это гиды, – ответила Женька, и я сразу поняла одну из причин, по которой Ольга Григорьевна невзлюбила мою подругу. Голос Женьки не дрожал. Еще она не ела начальство глазами, однако и не опускала их в страхе. Ну не боялась она! Ей вообще не свойственно бояться.

– Что они здесь делают?

– Ждут инструкций. Василий Сергеевич велел обратить особое внимание на гостей, которые приедут на той неделе. Я подумала, вдруг он захочет что-то порекомендовать?

– Вы надеетесь, директор банка станет выполнять за вас вашу работу? – иронически осведомилась Ольга Григорьевна. – Ну-ну. Хорошо, пусть подождут.

В этот миг открылась дверь, и на пороге показался очень высокий сутулый мужчина. Он, не поздоровавшись, молча взглянул на Ольгу Григорьевну, и та поспешно произнесла:

– Иду! Простите, что задержалась. Всегда стараюсь в начале рабочего дня обойти весь офис. Если лично за каждым не проследишь…

Она слегка улыбнулась, словно воспитательница детского сада, понимающая: как ни бейся, без ее контроля дети все равно будут писать в штаны.

Начальство удалилось, подчиненные остались в состоянии близком к коме. И если от этого повышается производительность труда, то не зря я с подозрением отношусь к работе банков – труд их странен.

Я повернулась к Лизе, та скосила глаза на окружающих. Она права, наши ведьмины дела лучше обсуждать наедине! Женька, кивнув, встала, мы тоже.

В коридоре она сказала:

– То, что он не здоровается и вообще нас не замечает, в порядке вещей, так было и раньше. На него всегда обижались, что он высокомерный к подчиненным. К этому я привыкла.

– А мне показалось, он стеснительный, – удивилась я. – Ему легче сделать вид, что никого кругом нет, чем воспринять сразу такую тьму народа.

Лиза засмеялась. Я тоже.

– Что? Я попала пальцем в небо?

– Как раз попала куда надо. Тебе и Дар ни к чему.

–  Твой– очень к чему. Без него нам не справиться.

Женька привела нас в женский туалет. Он был довольно чистый, хотя кто-то, похоже, уже успел тайком покурить, пренебрегая заветами так называемого цивилизованного мира (наш мир, надо полагать, дикий).

– Они любовники, – выпалила Лиза, едва мы убедились, что в кабинках пусто. – Стопудово! Он ее любит, она нет. Она карьеристка. Ей важнее всего власть. Она использует любовника, чтобы продвинуться, а вообще его презирает, а себя считает самой умной. Хотя никакая она не умная. Это я с Мухиной сравниваю. У той ум прямо сиял, а тут средненько. Зато самооценка зашкаливает.

– А к людям она как относится? – поинтересовалась я.

– Да никак. То есть без них ей не на ком было бы демонстрировать власть, а больше они ей ни для чего не нужны. Они для нее – быдло. Вообще, любопытно… – Лиза смолкла.

– Что?

– Ты была права – люди, они разные. В том смысле, что каждый имеет много граней, хороших и плохих. А вот Мухина с Ольгой Григорьевной однонаправленные. Мухина – на Эдика, а эта дама – на власть. Все остальное для них идет малозаметным фоном. Редкая черта, особенно для женщин…

– Для нас, наверное, это кстати, – решила я. – Однонаправленный человек проще, поэтому им легче управлять. Можно заранее просчитать, как он поступит. А Василий Сергеевич какой?

– Никакой. Удивительно, как это он пробился в большие начальники?

– Его жена – дочь Никоненко, – напомнила Женька.

– Ну разве что. Нет, в целом он не вредный, блеклый только. Кстати, Вика права – он не высокомерный, наоборот, смущается. Самооценка у него низкая, и вообще людей он боится. У него стоит что-то вроде блока защиты. То есть он видит людей, но их для него как будто бы нет. Хотя…

– Что? – поторопила я.

– Ему нравится бояться. Нет, не так! Ему нравится подчиняться. Для него счастье – подчиняться тому, кто сильнее.

– В частности, Ольге Григорьевне.

– Да. От ее самоуверенности он просто млеет. А к Женьке у него отношение странное. Ой, кстати! Ты знаешь, Женька, тебя здесь все очень любят. Я еще только вошла в ваш зал, а оттуда к тебе поплыли такие волны, мягкие и приятные. Все без исключения болеют за тебя, а не за Ольгу Григорьевну!

– Серьезно? – обрадовалась Женька. – Слушай, там есть один… такой высокий блондин, на Шварценеггера похож. Ты не смотрела на него внимательней? Он не влюблен в меня по-настоящему, а?

Лиза недоуменно пожала плечами.

– Вот самое время сейчас обсуждать, кто в кого влюблен! – осадила подруг я. – Потом обсудите. Надо срочно решать, что нам делать. Не забывайте, мне к двум на работу! А второй раз легенда о гидах вряд ли пройдет, так что больше нам сюда не пробраться.

– Она и первый не прошла, – улыбнулась Лиза.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Ольга Григорьевна не очень-то нам верит. У нее по отношению к нам с тобой… наверное, это называется настороженность. Неодобрительная опаска. Уж не знаю, за кого она нас принимает?

– Шпионы конкурирующего банка? – пожала плечами я. – Непонятно. А что за странное отношение к Женьке у шефа?

– Это трудно объяснить. От большинства людей он отгораживается, потому что в глубине души их боится. Их для него как бы нет, он смотрит сквозь них. Ольгу Григорьевну он боится так сильно, что очень любит и готов для нее на все… на многое, по крайней мере. А Женьку не боится и от нее не отгораживается. Он относится к ней как нормальный человек к хорошим знакомым. Нейтрально, хотя скорее положительно. И при этом судорожно пытается от нее отгородиться. У него не получается, и его это раздражает.

– Ребус какой-то, – прокомментировала Женька. – А яснее ты не можешь?

– Не могу, – со вздохом призналась Лиза. – Я и так стараюсь изо всех сил.

Я задумалась.

– Подозреваю, он собирается пойти на поводу у Ольги Григорьевны и тебя уволить. А поскольку он хорошо к тебе относится и в целом незлой, ему это неприятно. Самое удобное – забыть, что ты человек, понимаешь? Тогда уволить тебя станет просто.

– Что же делать? – растерянно спросила Женька.

Я повернулась к Лизе:

– А скажи, Ольга Григорьевна всерьез ненавидит Женьку или нет? Предположим, она перешла на другую работу, и Женька с ее неумением подчиняться перестала маячить перед глазами. Будет ли Ольга Григорьевна по-прежнему прикладывать усилия, чтобы выгнать ее из банка, или забудет о ее существовании?

Подруга закрыла глаза, словно восстанавливая в памяти картину, затем медленно произнесла:

– Не думаю, что ненавидит. Скорее воспринимает как помеху.