Ксюша сглотнула, снова на Ваню глянула, потом кивнула…

— Вы сказали, что были какие-то проблемы. Что ей сложно было пережить?

— У нее были сложности с зачатием и вынашиванием плода…

— И с зачатием, и с вынашиванием?

— Да. Когда она была беременна мной, большую часть беременности лежала на сохранении.

— А вы — единственный ребенок?

— Да.

— Но были и другие беременности?

— Да…

Ксюше отчего-то сложно было об этом говорить. И вспоминать о том времени тоже. Ей было чуть больше четырех лет, она сама была слишком мала, чтобы все понимать, но эмоционально… Эмоционально тогда было сложно всем в их доме.

У Нины случилась вторая беременность — долгожданная, очень желанная. Только, к сожалению… Плод не выжил. Замирание произошло на довольно позднем сроке. Это оказалось непосильным ударом. Поначалу всем казалось, что Нина держится, переживает, а потом…

Ксюша не видела сам срыв, просто практически на полгода они с отцом остались одни… Были няни, были бабушки, а мамы не было.

Когда Нина вернулась — Ксюша какое-то время сторонилась, ей казалось, что мать изменилась, но со временем это сгладилось.

Уже достигнув сознательного возраста, она долго не решалась поднять с матерью эту тему. Ксюше казалось, она может ранить Нину лишними воспоминаниями, но… Когда они с Бродягой решились заводить детей, и отчего-то не получалось, взяла себя в руки, спросила…

Рассказ Нины был довольно сух — никаких явных патологий ни лично у нее, ни у женщин в их роду нет. Проблема же, по мнению старшей Веремеевой, вовсе не в дочери и ее наследственности, а в "неправильном" муже, рожденном неизвестной алкоголичкой… Нина посоветовала покопать там, Ксюша же… Зареклась поднимать тему. Очередную тему, вывернутую наизнанку так, чтобы очернить Ивана.

После того случая с не родившимся ребенком, Нина с Игорем решили больше не рисковать — ни физическим здоровьем Веремеевой, ни нервами. Смирились с тем, что ребенок у них будет один. Любили Ксюшу, что было мочи…

— То есть причина попадания в клинику — потеря ребенка?

— Да…

Данилов кивнул, явно хотел что-то добавить, но сомневался.

— Понимаете… Там временной разрыв…

— Какой разрыв?

— Между потерей ребенка и попаданием в больницу…

— Если вы все знаете и без меня, то зачем спрашиваете? — Ксюша понимала, что нечего щетиниться, но не могла сдержаться.

Мамины проблемы она переживала сейчас, как свои. Она прекрасно понимала, как можно загреметь в больницу из-за такого. И что временный разрыв — не показатель.

— Мы знаем не все. К сожалению, не все…

— Временной разрыв мог быть обусловлен тем, что она пыталась пережить… Самостоятельно пережить… И не смогла.

Николаю явно снова было, что сказать, но он смолчал…

— Заранее простите меня за следующий вопрос, но его не задать я тоже не могу… Вы не знаете, ваши родители когда-то задумывались о разводе?

Данилов извинялся не зря, потому что вопрос заставил Тихомирову скривиться. Ксюше казалось, что легче было бы говорить о них с Бродягой — их разводе, их проблемах, чем о родительских.

Образ семьи Веремеевых хранился на самой высокой тумбе ее пьедестала с ценностями. У нее могла быть масса сложностей в общении с родителями — отдельно с отцом и с матерью, но сам образ семьи, который с детства жил в ее голове, казался безупречным.

Игорь любил Нину трепетной любовью, оберегая, будто хрустальную вазу. Нина боготворила мужа, искренне гордясь им и поддерживая.

Ксюша мечтала когда-то построить такую же семью. Вот только, к сожалению для родителей, выбрала для этого не того, по их мнению, парня.

— Нет. Насколько мне известно, не задумывались. Я не могу быть уверена на все сто, так как такие разговоры, очевидно, не ведутся в присутствии детей, но… Нет.

— Я услышал вас, спасибо большое, Ксения Игоревна, — Данилов скривил губы в подобии улыбки, потом на Тихомирова глянул мельком.

— А я могу узнать, с чем связаны вопросы?

— Узнать… Да, несомненно, если наша версия подтвердится, вы узнаете.

— У вас есть версия, связанная с моими родителями?

— Косвенно, Ксения Игоревна. Не переживайте. Мы не подозреваем ваших родителей в покушении на Ивана. Мы просто пытаемся разобраться… Я правда не могу вам пока все рассказать.

— Почему?

— Потому что информация не проверена. Потому что есть ряд домыслов…

— Я их подтвердила или опровергла?

— Вы… — Данилов хмыкнул. — Вы подтвердили, что дети не должны страдать, когда воюют взрослые…

— Ты знаешь, о чем он говорил? — уже выйдя из кабинета, Ксюша поняла, что чувствует себя так, будто ее обвели вокруг пальца. Мастерски…

На свои вопросы она ответы так и не получила, зато чувство было… гадким. Тревога, предчувствие беды…

— Не знаю. Он спрашивал у меня почти то же. Но, как ты понимаешь, я не был в курсе… Почему, кстати, Ксюша? — Тихомировы остановились у машины.

Ваня был нараспашку — в пальто, без перчаток, смотрел на нее пристально. Ксюша же куталась, мечтая побыстрее оказаться в машине и подальше от этого места.

— Ты хотел, чтобы я рассказывала тебе о том, как мать переживала выкидыш? Никогда не знала, что подобная информация важна для тебя…

— Я хотел знать о тебе все. Мы это обсуждали не один раз. А такое… Ты ведь вся сжалась, когда рассказывала. Значит, это отпечаталось…

Ксюша хмыкнула, глянув куда-то вдаль, будто сквозь него.

— Знаешь, что в памяти отпечаталось куда сильней? Как ты умер, Вань. Остальное разом померкло…

Не дожидаясь ответа, в машину забралась, дождалась, пока он тоже сядет — заведет.

— Ты по-прежнему не готова со мной говорить?

— По-прежнему. Не готова… Не хочу… Страшно…

— Почему страшно?

— Больше всего, что впущу, а ты опять умрешь. Теперь навсегда.

— А если поклянусь, что точно не умру? — Ксюшу всегда жутко бесила его привычка шутить над смертью. Будь ее горе тогда не таким всеохватывающим, съязвила бы даже, что дошутился. Теперь же…

— Лучше не клянись. Лучше не умирай. Будь… Где-то… Мне так спокойней…

Возможно, в тот самый момент Ивану стоило бы зайти на очередной круг разговоров о том, что он-то хочет быть не «где-то», а с ней, но…

Он кивнул, поехал обратно в офис. Молча и быстро. Позволяя Ксюше переварить всю полученную сегодня информацию.

Настоящее…

Ксюша сидела на кровати, не моргая смотрела на таймер на телефоне. Он был включен девять минут назад, отсчитывал последнюю прежде чем…

Прежде чем она зайдет в ванную, в которой ее ждут три теста.

Задержка длилась уже больше недели. И если поначалу Ксюша не позволяла себе даже думать о том, что это может быть связано не с нервами, то теперь… Тест все равно пришлось бы сделать. И лучше разочароваться сейчас, чем еще пару дней жить так, как она жила с «завидной» периодичностью последние годы. Раз за разом разочаровываясь, потому что… Задержки иногда — это просто задержки…

Телефон начал издавать противные звуки, Ксюша вздрогнула, не смогла с первого раза отключить таймер трясущимися пальцами, потом…

Встала на ватных ногах, вытерла мокрые ладоши о домашние штаны, медленно пошла к пункту назначения…

Прежде, чем открыть дверь, сделала парочку глубоких вдохов, закрыла глаза, повторила про себя, что она хочет увидеть отрицательный результат. Только его. Потому что им с Тихомировым сейчас не до этого.

Тот единственный секс только усложнил все, а решение… Они пока не нашли. Она не нашла. И беременность сейчас лишь усугубит проблему.

Только убедившись, что «мантра» мысленно зачитана от начала и до конца, Ксюша аккуратно потянула дверную ручку вниз, глядя в пол, подошла к раковине, потом… задержав дыхание… на ее борт.

Борт, на котором три теста и шесть полосок.

— Господи… — Ксюша выдохнула, закрывая ладонью рот. Хотелось и проморгаться, и ущипнуть себя для верности, и… Больше всего, наверное, расплакаться хотелось. А потом еще сильней… И еще… Не сомневаясь, что ребенку не повредит, ведь от счастья слезы…