— Они ведь в чем-то правы, Ксюш.

— В чем? — не нужно было объяснять, о ком речь. Что у нее, что у него в голове плотно засели мысли о вчерашнем вечере.

— Это опасно. То, что я вернулся. Для тебя в первую очередь.

— Я паникую, когда тебя нет. Это хуже.

— Ладно… Разберемся… А мать свою… Не слушай, Ксюш. Все хорошо будет. Верь мне.

— Верю. Тебе верю. А ей… Бог судья. Я никогда не пойму ее любви, наверное. Убьет ведь, и не поймет, что виновата…

— Я сказал им, что если хотят внука видеть — поведение придется поменять.

Ксюша кивнула. Возможно, сама озвучить это не смогла бы, но была благодарна Бродяге за то, что взял груз на себя.

Услышать такое из ее уст родителям было бы так же больно, как ей слышать мамино: «может еще не получится… И не беда…». Но Ксюша не хотела мстить матери за жестокость. И отцу тоже мстить не хотела. Хотела невозможного. Просто принятия. Просто смирения. Просто невозможного… Не в их семье. Не с ее родителями.

Обернулась, обняла Ваню за шею, к губам потянулась, поцеловала долго, нежно.

— Им было бы лучше, чтобы вместо меня родилась какая-то другая дочь. И нам было бы лучше…

— Исходим из того, что есть, Принцесса. У нас теперь свое королевство. Можем позволить себе закрыть в него вход, пока не передумаем.

— Я люблю наше королевство, Вань. И тебя люблю. Спасибо.

— Даже за то, что вел себя, как мудак, спасибо? — он съязвил, не удержался.

— Они заслужили. Мы пришли с миром. Войну объявили они.

— Войны не будет, Ксюш. Все наладится…

— Посмотрим. Если не наладится — я переживу.

Игорь Веремеев сидел на заднем сиденье автомобиля, задумчиво глядя в окно. День был пасмурным, серым, тоскливым. Почти таким же, как его настроение.

В голове то и дело вспыхивали свежие воспоминания. День рождения… удался.

Нина снова на таблетках, Ксения заблокировала их номера, ее любимый муж… Снова выиграл. В очередной раз предпочтение отдано ему. И он весь в белом.

Тот мудак, из-за которого она четыре месяца жизни потеряла, выплакала все слезы и сожрала свои нервы. Тот мудак, который еще столько всего может наворотить.

Тот мудак, а не они с Ниной — родители, пожертвовавшие ради нее… Даже большим, чем она может представить.

Телефон лежал в его руке, когда загорелся экран, светясь неизвестным номером. Игорь скривился, думал скинуть, потом же… Отчего-то в голове мелькнула мысль, что может дочь звонить, поэтому взял.

— Алло.

— Игорь Станиславович?

И замер. На руках волоски поднялись, потому что голос… Не Ксюшин был, но знакомый, очень знакомый, отдающий болью в самое сердце.

— Представьтесь.

— Меня зовут Кристина. Я журналист.

— Откуда у вас мой номер?

— Я хороший журналист.

— Это не ответ. Всего доброго, я не общаюсь с журналистами.

— Подождите… — Игорь почти успел скинуть, почти убедил себя, что схожесть ему мерещится, но почему-то отреагировал на просьбу. Видимо, это было неожиданно не только для него, но и для «хорошего журналиста», который вновь заговорил не сразу. — Из общения с вашей дочерью мне стал известен ряд фактов, которые я хотела бы подтвердить или опровергнуть с вашей помощью.

— Вы та самая журналистка, которая пописывает желтушку о моей дочери и зяте? Вы бездарность. До свидания…

Вот только свой шанс журналиста потратила впустую.

— Да подождите же… — спокойный до этого голос чуть сорвался, Игорь вновь придержал телефон у уха.

— Чего ждать, девушка? Пока вы родите парочку идиотских вопросов? — пожалуй, та самая Кристина не сделала ему ничего, чтобы он отбривал ее сейчас так резко. Просто голос не тот. И имя не то. И подходы не те. А еще злость из-за вчерашнего вечера можно выместить. Хоть немного.

— Дайте мне шанс. Проверим, будут ли мои вопросы идиотскими.

— Я не даю шансов, девушка.

— Никому?

— Ни единой душе.

— Но ведь дочери давали…

— Это уже «из общения с моей дочерью» или просто сопливый треп?

— Из общения.

— Отлично. Тогда запоминайте… Если моя дочь и ее муж общаются с такими, как вы, это их личное дело и проблемы. Я не намерен. И шансы вам давать я не буду. Я не имею дела с бездарностями и неудачниками. До свидания.

На сей раз скинул. Пожалуй, будь он чуть менее зол, не успей сам себя накрутить так быстро, пожалел бы, что на ровном месте позволил себе откровенную грубость, но… До чувств какой-то журналистки ему не было никакого дела. Только от ее голоса почему-то «мурашило» еще несколько минут…

Прошел месяц…

Настоящее…

После неудачного обеда в отчем доме жизнь Тихомировых вновь закрутилась вихрем. Где-то между ожиданием самого большого горя и самого большого счастья.

Ксюша понимала, что волнуется, пожалуй, больше, чем среднестатистическая беременная, но прекрасно осознавала, почему все так — она и ждала этой беременности дольше многих среднестатистических. Но старалась… Изо всех сил старалась нормализоваться свое состояние и жизнь в целом.

С родителями пока не говорила — не хватало душевных сил, а вот с Бродягой старалась проводить как можно больше времени. К счастью, иногда это удавалось.

Тихомировы продолжали усилено работать, Кирилл — потихоньку сдавал дела другу. Когда Ксюша услышала о том, что старый план — бросить все и уехать — снова вызрел в его голове… Одобрила.

На сей раз это не была попытка задеть ее, сделать больно, это был крик о помощи… И они с Иваном должны были помочь, друзья ведь.

Прудкой собирался закончить проект, за который взялся с усердием, а потом выйти из менеджмента. Может, на время, может, насовсем. Иван уговорил друга не торопиться с продажей доли. Пусть Кирилл предупредил, что посторонним кусок дела не отдаст — дождется, когда у Тихомировых появятся нужные средства, Иван опасался другого — не хотел помогать другу сжигать мосты окончательно. Нужно было оставить пути отступления… И на это Кир тоже согласился.

Ксюша с удовольствием отмечала, что после принятого решения Кириллу будто стало легче. И, как бы это ни было прискорбно, после развода тоже. Он случился. Альбина из его жизни исчезла, Кристина тоже, а зашел ли кто-то новый — Тихомировы не знали. Боялись немного, что рано или поздно Прудкой приведет к ним очередную… Похожую на Ксюшу «неКсюшу», но очень надеялись, что в следующий раз все будет иначе.

И что он будет — этот следующий раз. И что застанут они его в полном составе. Или уже даже расширенном.

Краст больше не пыталась связаться с Ксюшей. Это не удивляло. А вот то, что и обещанного слива тайн семьи Тихомировых не произошло, казалось странным.

Ксюша иногда начинала мучить себя сомненьями… А вдруг ошиблась? Вдруг зря отказала? С Кириллом ведь смогла общаться спокойно, пусть поначалу и было сложно. Да и то, что Кристина позволяла себе подчас говорить… Это бродит в мыслях у многих, просто не все настолько честны с собой же, чтобы в этом признаться.

Когда Ксения заводила осторожные разговоры с Иваном об этом, он оставался непреклонен. Ему очень не нравилось, как Ксюша преображалась под влиянием подруги. И повторения не хотелось. Без нее им было хорошо. Ничуть не хуже, чем с ней.

Наконец-то наступила календарная весна, морозы уступили место слякоти. Но маршруты у Ксюши были прежними.

Максим снова ждал под клиникой со звучным названием, а она шла в сторону автомобиля, придерживая расстегнутое пальто.

— Ксения Игоревна, — Филиппов улыбнулся, она ответила тем же. Даже не знала, кажется ли ей, но Максим и сам расцвел с тех пор, как узнал, что Тихомировы помирились и ждут пополнения.

Теперь они с Ксюшей могли болтать о беременных тошнотиках, делиться знаниями и спрашивать советы. Ксюшу умиляло, как Максим переживает беременные времена жены. И до слез доводило, как эти же времена переживает Бродяга.

С работы он все равно приезжал намного позже ее. Первым делом лез здороваться — с ней коротко — поцелуем в лоб, а с животом целые беседы шепотом… И «как дела, сын?», «мать нормально себя ведет? Не балуется», «а ты ей там жару даешь уже?».