Может быть, когда-нибудь, когда войны больше не будет, я это узнаю… А здесь и сейчас любви больше нет. Есть только война. И трое замерзших людей женского пола, пытающиеся согреться кипятком.

– Что мы можем сделать? – спросила я. – Косынка слишком маленькая. Ее не хватит даже на тех, кто сейчас в хирургическом отделении. А если разорвать ее на нитки, то от них, наверное, и пользы не будет никакой?

– Да, – согласилась Галя. – Всю больницу ею не опутаешь.

– Но что мне сделать тогда? Что ты хотела, чтобы я сделала? Ходила под обстрелами и выводила людей за руку из-под обломков?

– Может быть… – ответила Галя. – У меня было много планов. Каждый день я придумывала новые способы… Она действительно слишком маленькая.

– Я не маленькая, – возразила Катя, решившая, что речь идет о ней, и снова уткнулась в чашку.

Мы с Галей, не сговариваясь, погладили ее по голове.

– Пойти в школу? Или в детский сад? – спросила я. – Постараться сберечь детей? Они самые слабые… Раз мы не можем дать им еды, так хоть…

Галя задумчиво пожала плечами.

– Детей сейчас эвакуируют. По Дороге Жизни – ты же знаешь о ней? Надеюсь, что пока лед стоит крепко, успеют вывезти если не всех, то многих…

– Дорога Жизни… – повторила я.

Подняла глаза на Галю. И она тоже посмотрела на меня.

– Но как им объяснить это? – спросила я, указывая на косынку. В том, что Галя правильно поймет меня, я не сомневалась.

Она поняла.

– Я найду способ.

– Тети, можно еще чаю? – спросила Катя. – У вас очень вкусный чай. Мне мама такой делала, когда я была маленькой. А тетя не умеет. Даже бабушка не умела. Она говорила, что когда мама вернется, то снова сделает. Можно, пока мама не вернется, я буду ходить к вам пить чай?

– Можно, – ответила я и завязала на ее ручке оторванную от косынки полоску.

– Это зачем? – удивилась Катя.

– Чтобы ждать. Носи, не снимая, и твоя мама обязательно вернется к тебе.

Галя поставила перед Катей кружку с кипятком и, как мне показалось, усмехнулась.

Но я на нее не смотрела. Я смотрела, как девочка разглядывает свою новую повязку и вертит ее, словно примеряясь. «Прости, Игорь, – думала я, – я не сдержала слова. Но я постараюсь дождаться тебя и без всякого оберега… А этой девочке…»

– Точно вернется? – спросила Катя.

– Точно, – кивнула я.

– Тогда я покажу это тете, когда она снова скажет, что мама не прилетит назад.

– Твоя мама летчица? – спросила Галя.

– Нет. Она в службе ВНОС! – Видно, Кате очень нравилось это название, так смачно она его произнесла и дотронулась кулаком до собственного носа. – А бабушка как-то сказала, что она улетела. И сказала еще, что мы все, наверно, тоже скоро улетим за ней и там встретимся. А я сказала, что не хочу улетать никуда и пусть лучше мама прилетит обратно, ведь она обещала. А тетя сказала, что не прилетит. А бабушка велела ей замолчать и сказала, что неважно, в конце концов, где мы встретимся.

– Боюсь, вы встретитесь не скоро, – сказала я, задумчиво разрывая косынку на узкие полоски, одна из которых уже не принесет счастья обладательнице.

– Но ты, главное, жди, – неожиданно сказала Галя, садясь перед девочкой на корточки. – И тогда все будет хорошо. Таня вот тоже ждет, – кивнула в мою сторону.

– А ты? – внимательно посмотрела на нее Катя, чутко, как все дети, уловившая что-то в ее голосе.

– А я ждала… – Галя вдруг смешалась и отвела глаза. – Еще до войны… ждала, когда черная машина привезет обратно… Но, наверное, плохо ждала. Не дождалась…

– Ничего, еще привезет, – уверенным голосом утешила ее Катя и погладила по руке. – Это сейчас война, поэтому машин нет. А после войны приедут машины. И черные, и красные, и разноцветные! И привезут!

Галя взглянула на нее и не смогла не улыбнуться. Только быстро слезинку смахнула.

– А ты кого ждешь? – Катя повернулась ко мне. – Тоже маму?

– Нет, – я качнула головой. – Я жду Игоря.

– А Игорь – это кто?

Я на секунду смешалась, не зная, как лучше объяснить девочке. Друг? Жених?

– Хороший человек, – вдруг вместо меня ответила Галя.

– Можно я тоже его буду ждать? – Катя посмотрела на нее, потом на меня.

– Можно, – разрешила я и улыбнулась Гале.

Возвращаться хорошо туда, где тебя ждут. Люди не стены. Если хотя бы один человек выглядывает каждый день на улицу, не появится ли твоя фигура, прислушивается – не заскрипит ли песок под твоими сапогами, тогда стоит возвращаться, даже если и дома уже не осталось. Дом можно отстроить заново, стены покрасить, окна застеклить… Лишь бы только снова увидеть любимые глаза.

Игорь знал, что Таня жива. Пусть он не получил от нее ни одного письма, да и сам не отправлял. Что уж тут поделать – служба в секретной части требует своих жертв, в числе которых полный запрет на переписку. Хотя спустя почти год после ухода на фронт, весной сорок второго, Игорь нашел способ послать ей весточку. Оказавшись на передовой, в окопе подружился с простым солдатом, и тот написал от своего имени письмо. Умная Таня должна была понять, если получила. Но получила ли? Игорь не знал этого еще целый год, пока до него – опять через третьих лиц – не дошла весть, что ее дома в Ленинграде больше не существует, а куда делась она сама – неизвестно. Вроде бы уехала по Дороге Жизни на большую землю. Но адреса не оставила. Главное, что она жива – он чувствовал это. Каждый раз, когда дотрагивался до своего жетона-амулета, висящего на шее. С его помощью он зачаровывал косынку, которая должна была беречь Таню, и с тех пор между ними оставалась, хоть и слабая, но все же связь. Косынка была завязана, и сердце под нею билось… А значит, есть к кому возвращаться.

Таня, простая скромная милая девушка, которую Игорь повстречал за полтора года до войны, оказавшись в командировке в Ленинграде, стала для него тем светом, который ведет людей по жизни, в какой бы тьме они ни шли.

Когда-то в юности таким светом для него была вера в коммунизм и дело партии. Он искренне хотел, чтобы светлое будущее для всех народов наступило как можно скорее. И когда его пригласили в НКВД, он только обрадовался, что на этой службе сможет принести больше пользы Отечеству и Партии. Там как раз создавался особый магический отдел, призванный максимально использовать все ресурсы, которые дает магия, в том числе и вновь открываемые наукой, и там были нужны способные люди, а результаты Игоря по всем тестам были неизменно одними из лучших. Настолько, что его звали даже в аспирантуру в недавно созданный НИИ Магии. Он приходил в восторг от того, как далеко буквально за несколько десятков лет продвинулась наука от бабушкиных загово?ров и обрядов лесных ведуний. Все было теперь подчинено точному расчету, а самодельные артефакты все больше и больше заменялись машинами, способными аккумулировать невозможную доселе магическую энергию. И всем этим управляли простые люди вроде него. Перспектива посвятить себя науке была прекрасна, однако его деятельной натуре хотелось приносить ощутимую пользу стране здесь и сейчас. И Игорь пошел служить в ведомство, охраняющее ее интересы. Хоть при этом и потерял часть своих прежних товарищей, почему-то вдруг охладевших к нему.

Когда он наконец понял, насколько жизнь отличается от юношеских прекрасных грез, уходить было уже поздно. Из двух вариантов – заявить вслух о своем несогласии с некоторыми методами работы или остаться и продолжать по мере сил служить своей стране и стараться приблизить светлое будущее – Игорь выбрал последнее. Временами он думал, что был неправ, выбрав путь, ведущий в тупик, что надо было, не заключая сделок с собственной совестью, ярко и быстро сгореть, как некоторые его товарищи… Но пользы от этого не было бы никакой. И он продолжал идти. Как путник, заблудившийся в подземных катакомбах и уже отчаявшийся выйти на свет, начинает привыкать к тому, что мрак – естественное состояние.

В тот момент он и повстречал ее. И жизнь вдруг снова обрела смысл – доселе неведомый, хоть это и могло показаться странным для почти тридцатилетнего мужчины. Игорь вдруг ощутил, что вот эта одинокая милая девушка и ее счастливая улыбка – то, ради чего ему хочется жить. И то, что может удержать его на краю пропасти, куда подталкивало все вокруг. Он подумал, что можно выскользнуть, обмануть… И если не получилось осчастливить все человечество, то стоит попытаться – хотя бы одного человека… Одну женщину.