– В присутствии господина барона – бесполезно. Ни спички не горят, ни зажигалки не срабатывают.

Ульрих уставился на кузена как на сумасшедшего, перевел взгляд на фон Книгге.

– Единственное, в чем был прав наш фюрер, – это в том, что курение вредно для здоровья и вы можете заработать себе рак легких, господин унтер-фельдфебель. Как-то вы не очень следуете его заветам.

У Ульриха глаза полезли на лоб. Если первая часть фразы была произнесена тоном, похожим на шутливый, то вторая часть сказанного больше напоминала угрозу. Впрочем, за подобные шутки обычно расплачивались дорого. Но кузен на сказанное снова засмеялся. На этот раз весьма фальшиво.

– Ваш юмор, Эккехард, как всегда, бесподобен. Но думаю, что, например, у меня больше шансов погибнуть на войне, чем от проклятых сигарет.

– Я бы с этим мог поспорить, – возразил Экке.

– Опять интуиция? В вашем роду не было случайно цыган?

Лицо Эккехарда изменилось. Им показалось, что он сейчас просто озвереет. Карл понял, что на этот раз сильно перегнул палку с ответной шуткой. Он попытался виновато и примирительно улыбнуться, но из-за накатившего страха вышла лишь вымученная гримаса. Барон сдержался, так и не выплеснув гнева.

– В моем роду были норны, – со всей серьезностью произнес он и посмотрел на Карла таким тяжелым мрачным взглядом, словно готов был пристрелить того за сказанное.

– Приношу свои извинения, господин штурмбаннфюрер. Шутка была глупа. У нас все слишком напряженно сейчас, – подобострастно произнес Карл. – Вы приведите себя в порядок с дороги, выспитесь. Если не откажетесь утром позавтракать со мной, я вам опишу обстановку.

Фон Книгге задумчиво изучал Карла, заставив того съежиться под взглядом, потом, сдержанно улыбнувшись, попрощался:

– Хорошо. В девять буду у вас. Доброго вечера, господа. – И вышел.

Карл, все еще выдавливая из себя улыбку, забрал у оцепеневшего Ульриха зажигалку, щелкнул и получил долгожданный огонек. Руки у него дрожали.

– Господин штурмбаннфюрер со странностями. Привыкнете, если будете с ним часто общаться.

– Но вы ведь жутко боитесь его, кузен. Почему?

– Он несколько раз спасал наш штурмбанн от засад. Мы выходили без потерь благодаря его предупреждению и смене тактики. Иногда это было настолько фантастически точно, что я стал подумывать, он обладает даром предвиденья.

– Вас это пугает? А вы не считаете, что он мог бы быть агентом врагов? Что мог бы получать данные от связных? – спросил Ульрих.

– Такие мысли мгновенно исчезали, когда он расстреливал военнопленных. И часто по той причине, что некоторые наши простые солдаты были к такому морально не готовы. Поверьте, такой, как Эккехард, пустит пулю в лоб без капли сомнений. И таких людей, как он, лучше не делать своими врагами.

Слова Карла прозвучали как предупреждение.

– Кроме того… – Карл понизил голос. – У меня есть подозрение, что дело гораздо хуже и он связан с гестапо. И все эти его высказывания могут быть провокацией. Будьте с ним осторожны, кузен.

– Кого-то арестовывали?

– Из моих и его людей еще никого не отправляли в лагерь, но это происходит повсеместно. Особенно после покушения на фюрера. Все стали слишком подозрительны…

– Если вы ошибаетесь в том, что барон работает на гестапо, почему за подобные высказывания его не забрали?

– Его вызывали кое-куда уже несколько раз. Правда, не по политическим делам, а по военным. Опять же, из-за его действий и тактики, которые, впрочем, нашей армии приносили пользу… Я лишь знаю, что у него есть какая-то бумага, которую он показывает, и его тут же отпускают, не задавая больше вопросов.

– Что ж, спасибо за предупреждение, кузен.

Ульрих задумчиво выпустил сизый дым в потолок.

Эккехард вышел на улицу. Охрана при виде его вытаращила глаза, но вытянулась в струнку.

– Господин штурмбаннфюрер…

– Проводить до моей квартиры, – приказал он.

– Да, господин штурмбаннфюрер.

К нему на плечо запрыгнул черт, зашептал то, что было произнесено в комнате после того, как Экке ушел.

– А где же цыганка, хозяин, и Роттер? И лошадь? – спросил Шварцер. – Неужели рискнула и сбежала, как ты и предполагал? Воистину – нет предела человеческой глупости.

– Ничего, она вернется.

Экке вдруг подмигнул черту и зашагал за солдатом. Шнапс, выпитый на голодный желудок, приятно обжигал все внутри и вызывал сонливость. Когда Фрайхерр фон Книгге оказался в предоставленной ему квартире, он хотел одного – упасть на постель и спать. Не думать о своей цели. И пусть все горит черным огнем.

Каролина посмотрела вслед Эккехарду. Он скрылся в доме, и будто порвалась какая-то нить, связывающая ее с ним. Цыганке вновь стало страшно. Внутри росла уверенность, что все, что она делала, – одна сплошная ошибка. Решившись, она со всей силы ударила сидевшего на голове лошади чертика. Тот покатился кубарем по мостовой и остался лежать, похожий на придушенного собакой дохлого черного котенка. Каролина развернула лошадь, направила в сторону Краковского предместья. Однако проскакав пятьсот метров, она спрыгнула с лошади, стегнув по крупу. Та умчалась дальше по улице, а Каролина вернулась в Старый город. Старательно обходя Рыночную площадь, узенькими улочками она добралась до искомого дома, вошла в подъезд и, схоронившись под лестницей, стала ждать. Наконец, поздно ночью вернулась та, кого дожидалась цыганка.

– Мартуша… – Она вышла из-под лестницы.

Хорошо одетая молодая полька вздрогнула.

– Каролина?! Что ты здесь делаешь? Заходи же скорей!

Она спешно отперла дверь квартиры, впустила беглянку.

– Наш враг здесь… – выпалила она.

– В городе? В Варшаве?!

– Да.

– Рассказывай!

Каролина стала рассказывать. Ей бы хотелось утаить некоторые вещи, но под взглядом польки выложила все. Мартуша хмурилась все больше и больше.

– Как ты посмела?! – выкрикнула она в гневе. – Даже если будут угрожать жизни твоих близких, даже твоих детей – ты не должна выдавать тайну! И как ты посмела рассказать ему обо мне?

– Он обещал, что не тронет их, – попыталась оправдаться Каролина. – И я не сказала, что у тебя есть еще один ключ. Он думает, что у тебя хранится мой!

– Это мало что меняет!

– Я тогда подумала, что ты сможешь справиться с ним. У тебя есть способности. Настоящие! А я ничего не могу, кроме как прочесть по руке.

– Дай сюда!

Полька подхватила ее руку, повернула ладонью кверху.

– Что-то поменялось в твоей судьбе? Смотри внимательно! Хоть одна линия сместилась? Появилась? Исчезла?

– Нет. Ничего не поменялось… Он не такое чудовище, каким его описывала Хелена!

– Как ты запела, фашистская подстилка! – не сдержалась полька. – Он так хорошо между твоих ног поработал, что ты позабыла, что он наш враг?

Каролина со злым шипением вырвалась, выскочила в подъезд. Но на лестнице полька нагнала ее, схватила за руку, удержала.

– Каролина, стой! Стой! На тебя была накинула невидимость. Ее больше нет. Понимаешь, что это значит? Ты выдала мне его, он с тобой больше не будет считаться, как не будет сдерживать обещание насчет табора. Теперь он убьет тебя. Или это сделают фашисты, когда ты попадешься им на глаза.

Цыганка всхлипнула. С самого утра с трудом сдерживаемые слезы наконец получили волю. Полька потащила ее, ослабевшую, назад вверх по лестнице, завела в квартиру.

– Что же теперь делать, Мартуша?

Полька хотела было ответить, но, нахмурившись, передумала.

– Нужно хорошо все прикинуть. Но, если он разыскал тебя, меня найдет еще быстрее.

– Я не назвала твое настоящее имя и твой адрес…

Мартуша горько усмехнулась.

– Я завела знакомство с одним немецким офицером. Между нами ничего нет, чтобы ты знала. Он вхож в штаб, и я добываю через него сведения…

– Какие сведения? – с непониманием произнесла Каролина.

– В стране война, если ты не заметила. Обычная человеческая война. Жестокая и беспощадная. Часть жителей Варшавы угнана в лагеря, часть убита. Но есть те, кто готовятся дать отпор. – Она повернулась к темному окну. – Мы ждали пять лет, с самого начала оккупации. Теперь есть надежда, что мы освободим город от врагов.