Тут девчонка в шляпе оборачивается. И я вижу себя.

Как в зеркале.

Шмякни меня волна, подними да брось еще раз с перекрутом! Что же это делается?..

Она продолжает танцевать… То есть это я продолжаю, а я стою и смотрю на себя. Как я танцую. Так и свихнуться недолго. И все смотрят на меня – ту. И главное, все хлопают! Подбадривают! И даже Брайан! И Стефани! Но как же я?!

Она, которая я, кружится и кружится, а у меня перед глазами уже все плывет.

На площадку вдруг поднимается Уолтер. Почему он в морской форме? Ему очень идет. Он тоже танцует.

Только это уже не площадка, это палуба. Верхняя палуба корабля – огромного, высотой с десятиэтажный дом. Военного корабля, линкора. Я разбираюсь в этом, как любая девчонка с побережья.

Удар, грохот.

Откуда дым? Все заволокло, не вижу ни себя, ни Уолтера. Наконец дым сдувает ветром. Народу на верхней палубе много. Пожар. Все пытаются сбить пламя, спрятаться. Бесполезно.

Залпы один за другим. Стреляют береговые батареи – так странно, ритмично, словно степ.

Половина замолчали.

В небе самолеты – не наши. Внизу вода, в глубине – подводные лодки. Я их не вижу, просто чувствую. На моих глазах линкор складывается пополам и идет на дно. Где же я, где Уолтер? На борту плавятся темные буквы.

«Аризона».

Люди с верхней палубы прыгают в воду. Успели ли мы? Я не вижу.

Темно. Кажется, и я дождалась свой кораблик.

Вновь площадка, Уолтера нет. Она, которая я, заходит с левой в поворот, мой коронный. И останавливается. Стефани кидается к ней на шею! Брайан подходит, улыбается, что-то говорит… Я, наконец, могу двигаться. Медленно поворачиваюсь и топаю вниз с холма. Это какой-то бред. Не может этого быть. Я не хочу их видеть. Никого. Ни верещащую Стефани, клянущуюся в вечной дружбе, ни ее мужа, ни себя, только что отстучавшую Золотой степ.

Подо мной только что горела «Аризона», и живая ли я? Я не знаю.

Люди на холме для меня чужие. Однако все они там: и Анет, и Алекс, и докторишка Свенсен, и Барни… Нет только Уолтера. Где же Уолтер?! Он так и не пришел? Теперь у меня есть силы, чтобы бежать, и я пускаюсь вихрем по пыльной дороге. Бегу так быстро, словно за мной гонится стая волков. Впереди поворот, и я вижу, как извиваются вдали языки пламени. Пожар! Бар горит. Вернуться, позвать людей? Или броситься на помощь? Вижу Уолтера, он налегает на помпу, выбрызгивая струи воды. В городе есть пожарные, но они тоже еще там, на турнире. Почему же так долго никто не приходит?

– Покачай, Мэриэн! – кричит Уолтер. Я вцепляюсь в рукоять насоса, а он хватает валяющийся тут же топор и принимается рубить горящую изгородь. Вверх-вниз, вверх-вниз. Step by step. Как во сне. Сыплются искры, брызжет вода. Горячо. Вдруг в дверном проеме мелькает белый кошачий хвост. Пусси! Откуда она там взялась?!

– Пусси, Пусси, кис-кис-кис!

Уолтер тоже ее заметил и кидается внутрь.

– Стой! Уолтер, сто-о-ой!

Бросаюсь следом.

Что-то рушится.

Перед глазами пятна. Полосы. Ах да, это наш звездно-полосатый флаг, он реет на ветру.

Маршируют солдаты. Идут колонны машин.

Аэродром. Летчики садятся в самолеты, улыбаются. Им сейчас в воздух, что может быть прекраснее.

Госпиталь. Привозят раненых. Стоны и кровь. Я делаю перевязку. Я медсестра, раненых много, и я устала. Секундная передышка, бросаю взгляд на небо, ожидая увидеть тьму. Но нет – ясный теплый день. Темное море, зеленые пальмы, прозрачное небо, золотистое солнце. Четыре слоя, как в коктейле.

Это Перл-Харбор.

Я танцую степ.

Этот танец, как полет. Блаженство ваших ног. Ритм вашего сердца. Сомненья и восторг. Любовь на всю жизнь. А еще…

Война.

Я открываю глаза.

– Мэриэн, как ты нас напугала!

Девушка по имени Стефани Хантер… нет, Стефани МакКолин держит меня за руки. Почему-то она в черном.

– С возвращением, Мэри, – подмигивает мне толстяк Барни. Хотя уже не толстяк, он похудел и подозрительно подволакивает левую ногу.

Замечаю, что под моей головой – что-то мягкое. Оказывается, я лежу на коленях у Уолтера. Он в форме, на лице рубец, как после ожога, правая рука на перевязи. Мне кажется, там чего-то не хватает.

Кисти.

– Мы вернулись? – тупо спрашиваю я.

– Вернулись, – мягко отвечает Уолтер. – Только не все.

Кажется, я понимаю.

Брайан…

– Уолтер, – еле слышно говорю я, – сделай «Марианну». Ах, да…

– Ничего, я и одной рукой могу, – ослепительно улыбается Уолтер. – Старина Барни сберег наш «Погребок у моря». Тебе – не взбалтывать?

Мы поднимаемся на ноги, отряхивая с себя пыль.

Цвет глаз Уолтера переменчив, как океанская вода: темный, зеленый, почти прозрачный, золотистый.

У него шрамы и покалечена рука. Но он мне так дорог.

– Не взбалтывать, Уолтер. И как всегда – с орехом.

– Сию секунду, леди. Но сначала… потанцуем?

Он делает умопомрачительный выверт ногами. Я повторяю. Теперь мы вместе. Все смотрят и хлопают в такт.

Это золотой степ.

Это…

Победа.

Меня зовут Цай Сяо Ся. Я учусь в Харбинском политехническом университете на железнодорожном факультете. Мне нравятся поезда и железная дорога. И мне нравится Харбин. Я приехала сюда из Хэйхэ. Это маленький город на границе с Россией. Моя семья осталась в Хэйхэ.

Чтобы им было легче, я сама плачу за учебу. Для этого я работаю по вечерам и на каникулах официант-кой в баре «Зион» в отеле «Бремен». Это большой отель в центре Харбина. У нас часто останавливаются иностранцы и иностранные делегации. В такое хорошее место трудно устроиться работать, но меня взяли, потому что я хорошо говорю по-английски и по-русски.

Наш бар работает до часу ночи по пекинскому времени. Потом я еду в общежитие, и это далеко. Но иностранцы часто хотят задерживаться. Тогда Ли Гао приходится им объяснять, что бар закрывается. Начальник смены Ли Гао громко говорит и показывает счет гостю. Иногда этого достаточно. Начальник Ли Гао плохо говорит на иностранном языке, и если гость не понимает, то объясняться с иностранцем приходится мне. Обычно сразу видно, кто передо мной и на каком языке надо говорить. На русском – легче, я давно его знаю. Я говорю: «Надо платить. Ресторан закрывается» – и, если клиент не слишком много выпил, он быстро понимает. Все иностранцы говорят, что мы очень громкие, много кричим. Потом они расплачиваются и уходят.

Три дня назад, в мою прошлую смену, в «Зионе» долго сидел один русский. Он смотрел в окно и ждал кого-то. Но никто не пришел. Он хотел поиграть на белом рояле, который стоит у нас в середине бара, но начальник смены Ли Гао ему не разрешил. Тогда человек сел за самый дальний столик, у кухни, и снова смотрел в окно. На мужчине был дорогой костюм, хотя в августе в Харбине жарко и все ходят в легкой одежде. Но в «Зионе» есть кондиционер. Когда пришло время закрывать бар, начальник Ли Гао подошел к посетителю со счетом, но тот посмотрел Гао в глаза, и Гао принес ему еще харбинского пива.

Когда Ли Гао подошел к стойке, то у него были пустые глаза. Он ничего не сказал, а встал у стойки и начал протирать бокалы бумажными салфетками. Я уже протерла все бокалы еще полчаса назад.

– Шифу Ли Гао, вы заболели? – спросила я.

– Скоро надо закрывать бар, – сказал он мне. – Плохой день, совсем никого нет. – И его глаза были пустые, как чернильница в музее.