Долли нахмурилась, вспоминая подробности.

— Я забрала ящик с шампанским у Чака и Дэффи, — подтвердила она. — Они приехали первыми утром. Две бутылки я поставила в холодильник, остальные — в буфет. Потом… да, я забрала розы у Пита внизу, в холле. Это было уже позже, перед тем как сесть за стол. Я поставила цветы в воду и принесла вазу в гостиную. Мне показалось, прятать их было бы слишком уж как-то по-детски. Но Крис в определенном смысле до последнего момента оставалась ребенком. С тех пор как… о чем я тут говорила? Ах да… Крис настояла на том, чтобы до вечера они были спрятаны, и я… мне помнится, именно Чак отнес их на кухню. Так? — И она вопросительно посмотрела на Генри, словно искала у него поддержки.

— Да, это был мистер Суошгеймер, — подтвердил тот.

— А что с тортом, мисс Ундервуд-Трип?

— Торт уже стоял в буфете, когда я спустилась вниз, чтобы начать приготовления к празднику. — Долли напряглась. Было видно, что она сильно нервничает. — Я понятия не имею, кто его туда спрятал. Может быть, Примроуз?

— Ну а ваш подарок леди Бэллок?

Как ни странно, Долли покраснела.

— Я положила его в буфет нынче утром.

— Можно спросить, что это было?

— Конечно. И я вам отвечу на этот вопрос, ибо вы сами легко узнаете обо всем, стоит лишь развернуть коробку. Там игра.

— Игра?

— Карточная игра. Крис очень любила всякие настольные игры. Я же говорила вам, она во многом оставалась ребенком.

— А что с коробкой конфет от мистера и миссис Тиббет?

— Я увидела эти конфеты, когда открыла буфет, чтобы начинать готовиться к торжеству.

Сэндпорт продолжал что-то записывать. Через несколько секунд он оторвал глаза от блокнота.

— Итак, впервые вы подошли к буфету, когда приехали супруги Суошгеймер, затем для того, чтобы положить туда свой подарок, и, наконец, чтобы начать приготовления к празднику. Все так?

— Да, все правильно.

— И вы больше там, в буфете, ничего не видели?

Долли взглянула на него озадаченно:

— Что-то еще? Ну, там стоят несколько старых тарелок и цветочных ваз…

— Нет, я имею в виду, не заметили ли вы там чего-нибудь необычного?

Внезапно на Долли накатил гнев.

— Если вы имеете в виду баллончик с «Улетайкой», то, разумеется, я там его не видела!

— Тогда получается, что те, кто говорит, будто видел инсектицид в буфете, мягко говоря, лукавят?

— Если вам интересно мое мнение, то, безусловно, да, — решительно произнесла Долли и прикурила еще одну сигару. Пальцы у нее заметно дрожали. — Если там и стоял баллончик с этой гадостью, то поставить его туда мог только тот, кто… кто хотел устроить мне неприятности. Кстати, инспектор, вы же не будете спорить, что из всех, кто сейчас в этом доме, у меня было меньше всего причин желать смерти Крис? Боже мой, неужели вы не понимаете… — Самообладание покинуло ее, растворилось, словно его и не было. — Неужели вы не видите… Крис была абсолютно всем для меня… Крис… и этот дом… что же теперь со мной будет? Что со мной станет? Куда мне теперь идти?..

Слезы Долли смутили инспектора, и Сэндпорт испытал великое облегчение, отпустив женщину в ее комнату. Генри проводил рыдающую Долли наверх и посоветовал принять лекарство, которое рекомендовала ей доктор Мэссингем.

Когда он вернулся, инспектор заканчивал делать заметки в блокноте. Он поднял голову и сочувственно произнес:

— Бедная женщина!

— Вам ее жалко?

— Конечно. Из всех обитателей дома — за исключением вас — она больше всех теряла и меньше всех приобретала от смерти леди Бэллок. И все знали, что «Улетайкой» пользуется она и несет за нее ответственность… — Он немного помолчал. — Я только что ходил в оранжерею. Там два баллончика, как она и говорила, один начатый, открытый, другой нетронутый.

— А я только что проверил баллон у себя в комнате, — сообщил Генри. — Стоит на месте.

— Вот видите, — вздохнул Сэндпорт. — Похоже на то, что кто-то хотел ее подставить, бросить на нее тень подозрения. Но если подумать, то этой «Улетайки» в мире куда больше, чем в этом доме. Могу даже предположить, что это средство весьма популярно и продается не только у нас в стране. Например, в Швейцарии. — Сэндпорт многозначительно помолчал, но Генри никак не отреагировал на его замечание. Сэндпорт постучал кончиком ручки по обложке блокнота. — Но в общем, вы допускаете такую версию, господин старший инспектор?

— Конечно, такая возможность не исключается.

— Тогда я предлагаю допросить мадам Дюваль.

Примроуз выглядела очень расстроенной. Ее и без того поблекшая красота блондинки теперь как будто совсем потускнела под серой вуалью волнений и слез.

Она объяснила, что ее муж намеревался приехать вместе с ней, но в самый последний момент ему объявили о внеочередной конференции, которую он никак не мог пропустить. А когда наступил этот «самый последний момент»? Ой… это, наверное, было… вчера после обеда. У Генри сложилось такое впечатление, что вчерашний день для Примроуз отстоял от сегодняшнего на десять тысяч лет и между ними образовалась непреодолимая пропасть. Она упорно терла свои чудесные голубые глаза, словно делала последнюю попытку прорваться сквозь пелену времени. Да… вчера днем… звонили из института иммунологии… они просили подготовить доклад на выходные… бедняжка Эдвард… ему так не хотелось заниматься этим докладом. Но у мужчины карьера должна всегда стоять на первом месте, верно же?..

Инспектор Сэндпорт что-то невнятно проворчал, что могло было бы сойти за согласие. Следующий его вопрос касался торта.

Примроуз едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

— Этот жуткий злосчастный торт… Лучше бы никогда в жизни и не видела его…

— Вы хотите сказать, мадам Дюваль, — вставил Сэндпорт, — что у вас есть причины полагать, что яд, предназначенный для вашей матери, содержался в марципановом домике?

— Разумеется, нет, — строго оборвала его Примроуз. Голос ее прозвучал необычно ровно, словно и не было никаких волнений и слез. — Конечно, нет. Это только то, что говорят другие. И… ну… в общем… — Она снова сникла. — Есть определенный сорт… то есть, я хотела сказать, мистер Тиббет ведь пил из маминого бокала, потом нюхал розы, но только одна мама съела тот самый роковой кусочек марципана, поэтому… — Она спрятала очаровательный носик в крошечный носовой платок. — Боже мой, все это так ужасно…

С некоторым трудом Сэндпорту удалось убедить ее вернуться к фактам. Примроуз сообщила, что позвонила в кондитерскую «Бонне» еще на прошлой неделе… Кажется, в четверг… чтобы заказать торт. «Бонне» — достаточно известная фирма. Мама просто обожала их торты, поэтому Дювали привозили торт на каждый ее день рождения, это даже стало семейной традицией. Да, основа была всегда одна и та же — легкое рыхлое тесто со взбитыми белками и кремовыми прослойками и миндалем. Только оформление менялось из года в год.

— Вчера я сама забрала торт из магазина, перед тем как сесть на поезд до Женевы. Эдвард довез меня до кондитерской, а дальше поехал в свою больницу. Я забрала торт и взяла такси до вокзала. Добралась до Женевы, оттуда сразу в аэропорт. Никто не мог прикоснуться к торту во время моего путешествия. Я все время держала коробку на коленях… И в самолете тоже… Я еще волновалась, не испортится ли крем…

Когда в следующую секунду инспектор произнес роковое слово «Улетайка», это спровоцировало новый поток слез.

— Я раньше никогда не слышала о таком средстве… Теперь, конечно, я уже знаю, что это такое… все только и говорят что об этом препарате… Я и понятия не имею, можно ли его приобрести в Швейцарии… откуда мне это знать? У нас в доме есть пара цветочных ящиков за окнами, да у нас в каждом доме такие, но я никогда не применяла этот… Да, мне было известно, что Долли очень хорошо ухаживает за растениями, так было всегда… нет, я не знала, что у нее в оранжерее хранится это средство… Говорю вам, я уже несколько лет и близко не подходила к этой оранжерее… она меня просто не интересовала. Разве в этом есть что-то непозволительное?.. Ну, понимаете, вы так на меня смотрите, что я чувствую, будто все, что я говорю, звучит как-то странно… не знаю… вы словно выворачиваете все наизнанку, и я начинаю говорить что-то не то…