Полицейский врач сидел за большим столом. Это был большой печальный мужчина с лицом озадаченного бладхаунда.

— А, это вы, — поприветствовал он Генри с мрачным удивлением, так, будто тот был последним человеком, которого врач ожидал увидеть. — Хорошо, я бы хотел побыстрее покончить с этим. У меня еще работа.

— Каков вердикт?

— Отравление цианидом, разумеется. Я думал, даже вы это заметите. Скорее всего его подсыпали в чай.

— Да, я в этом почти уверен. Не понимаю, почему она не почувствовала запаха. Я почти готов склониться к мысли, что это самоубийство.

Доктор медленно покачал огромной головой:

— Самоубийство или нет, это ваше дело. Единственное, что я могу сказать, так это то, что она была простужена, сильный насморк. Я сильно сомневаюсь в том, что она могла почувствовать запах или вкус и, думаю, у нее был жар. Не могу назвать другой причины, по которой она бы еще могла включить этот обогреватель.

— Что насчет времени смерти?

— Я пока еще, как вы понимаете, не успел сделать вскрытие. Где-то между тремя и шестью часами, я бы сказал. Могу я ее забрать?

— Сержант уже занимается этим.

— Хорошо. Увидимся.

Меланхоличное выражение лица доктора слегка изменилось, что можно было счесть улыбкой, мужчина поднялся и направился к двери. Прежде чем он успел ее открыть, кто-то уверенно постучал с другой стороны. Доктор вопросительно взглянул на Генри. Тот кивнул. Он открыл дверь и увидел сержанта.

— Простите, что беспокою вас, сэр, — сказал он, — но мисс Марджери Френч здесь.

— Пора бежать, увидимся… — пробормотал доктор и скрылся с неожиданной быстротой.

— Я поговорю с ней сейчас же, — произнес Генри. — Скажите ей, чтобы она поднималась.

У Генри не было четкого представления о том, как должна выглядеть главный редактор «Стиля», но когда в кабинет вошла Марджери Френч, он понял, что женщина идеально подходит для этой роли. Все в ней выглядело именно так, как и должно: элегантного покроя костюм, большая фетровая шляпа, седые с голубоватым оттенком волосы, безупречный макияж и красивые тонкие руки, на пальце кольцо с крупным топазом. Было трудно поверить в то, что эта женщина, которой скорее «под шестьдесят», чем «за пятьдесят», накануне работала до поздней ночи, и еще труднее было представить, что совсем недавно ее разбудили, сообщив о произошедшем. В данном случае представления сержанта об истеричных женщинах оказались совершенно необоснованными.

— Доброе утро, инспектор, — твердо сказала Марджери, — это ужасное и трагическое происшествие. Пожалуйста, расскажите мне все, что возможно, и скажите, как я могу помочь вам. Ваш сержант почти ничего не сказал мне, но сам факт того, что вы здесь, говорит о том, что смерть бедняжки Хелен не была естественной.

Она опустилась за большой стол и открыла портсигар из тисненой кожи.

— Вы курите? Возьмите сигарету и садитесь, прошу вас.

— Спасибо, — сказал Генри, борясь с ощущением, что показания вынужден давать именно он. Он пододвинул себе кресло и внимательно посмотрел на Марджери Френч. Она закурила, ее руки слегка дрожали. Кроме этого, он сейчас заметил темные круги у нее под глазами, скрытые макияжем. Вероятно, она играла свою роль чуть более хорошо, чем следовало бы. Наконец он сказал:

— Мисс Френч, боюсь, мисс Пэнкгерст была убита.

— Вы уверены? — Марджери оставалась совершенно спокойной. — Вы исключили возможность суицида?

— Вы полагаете, у нее могли быть причины?..

— Я не люблю сплетничать, — медленно проговорила Марджери, — и никогда не лезу в личную жизнь своих сотрудников. Тем не менее о некоторых вещах невозможно не знать, и, полагаю, мой долг сказать вам, что в последнее время я очень волновалась за Хелен.

Марджери замолчала, у Генри появилось чувство, что она считает подобное поведение верхом дурного вкуса и в данный момент выполняет неприятную обязанность. Она продолжила, тщательно подбирая слова:

— Там, где работают одновременно мужчины и женщины, неизбежно приходится время от времени сталкиваться с проблемой романтических отношений, возникающих между сотрудниками. Мы не исключение. На самом деле, боюсь, у нас все еще сложнее, поскольку… поскольку у нас работают исключительные люди. Мужчины — художественные редакторы и фотографы — это творческие, непостоянные натуры, а женщины обычно более красивы, чем вы ожидаете встретить на улице. Кроме того, мир моды по той или иной причине обычно привлекает людей эмоциональных.

Генри очень хотелось спросить «тогда как же вы оказались в нем», но он предпочел промолчать.

— В обычной ситуации, — продолжала Марджери, — я никогда бы не выдала тайну, но сейчас обстоятельства можно назвать исключительными. Дело в том, что у Хелен был бурный роман с одним из наших фотографов. Человеком по имени Майкл Хили.

— Почему вы считаете, что это могло толкнуть ее на самоубийство?

— Потому что, по всей видимости, все пошло не так. Боюсь, что Майкл — ловелас, и мне кажется, что он рассчитывал на короткую интрижку. На самом деле я была очень удивлена, когда появились слухи об их отношениях — они совершенно не пара. Хелен — страстная, склонная к сильным душевным движениям натура, к тому же она на несколько лет старше Майкла. В последнее время она была на грани нервного срыва. Она нервничала и не могла ни на чем сосредоточиться. Все потому — опять исходя из слухов, — что Майкл решил избавиться от нее, когда понял, что ситуация вышла из-под контроля. Я собиралась отправить его на несколько месяцев в Америку, пока все несколько не успокоилось бы. Не то чтобы это полностью исправило ситуацию в редакции, но…

— Что вы имеете в виду, мисс Френч?

Марджери помолчала, глубоко затянулась сигаретой и наконец ответила:

— Полагаю, должна объяснить, что Майкл Хили — муж моего редактора раздела моды Терезы Мэннерс.

— Правда? — переспросил Генри. — То есть мисс Мэннерс и мисс Пэнкгерст не слишком любили друг друга?

— Напротив. Они очень хорошие подруги.

— В данных обстоятельствах это кажется необычным, — заметил Генри.

— Не думаю, — резко ответила Марджери.

— Тогда почему вы полагаете, что тяжелая атмосфера в редакции сохранилась бы и после того, как мистер Хили уехал?

Марджери задумчиво рассматривала свои покрытые алым лаком ногти. Генри чувствовал, что она поняла, что сказала лишнее, и собиралась исправить ошибку. Наконец она произнесла:

— Полагаю, я не так выразилась. Я имела в виду, что Хелен понадобилось бы определенное время, чтобы избавиться от своего увлечения. На самом деле, думаю, первые несколько недель ей было бы еще тяжелее.

— Что ж, — заметил Генри, — все это очень интересно, но я все еще склоняюсь к тому, чтобы исключить самоубийство, по ряду причин.

— Как? — твердым голосом спросила Марджери. — Как она умерла?

— Ее отравили, — ответил Генри, — кто-то подсыпал ей цианид в чай.

— Ясно. — Марджери не выглядела шокированной, разве что задумчивой. — Бедная Хелен. Но не могла она сама подсыпать его себе?

— Могла, — согласился Генри, — но не думаю, что она это сделала. По ряду причин. Во-первых, она не оставила никакой записки. Во-вторых, странный выбор времени и места — посреди рабочего аврала. В-третьих, по всей видимости, ее кабинет обыскивали — не только бумаги, но и личные вещи…

— Личные вещи? — переспросила Марджери. — Что вы имеете в виду под личными вещами, инспектор?

— Возможно, вам следует зайти в соседний кабинет и посмотреть самой. Может быть, вы сможете пролить некоторый свет на…

— Разумеется. — Марджери встала и направилась к двери, соединявшей ее кабинет с кабинетом Хелен. — Она все еще там?

— Нет, — ответил Генри. Он заметил, что Марджери не выказала никаких признаков страха или тревоги. Она всего лишь задала вопрос.

Марджери открыла дверь и некоторое время стояла неподвижно, глядя на царивший там беспорядок. Затем она с легкой улыбкой повернулась к Генри.